В нашем мире много миров. Есть мир обуви, мир обоев, мир сантехники… Да просто смешно смотреть на ларек «два на два» с огромным названием «Мир чего-то там», да еще складывается впечатление, что под этой огромной вывеской с таким мощным названием «Мир» скоро просто рухнет этот ларек, или ему проломит крышу, и будет всемирное бедствие, или, в данном случае, вселарьковое. Меня всегда умиляют подобные названия подобных, так скажем, заведений. Ну я не об этом. Я о творчестве, а это просто вступление.
Раньше я не любила караоке и никогда его не посещала, даже избегала. Во-первых, я дико стеснялась там петь, несмотря на свое музыкальное образование с отличием, а во-вторых, меня адски раздражали не поющие, а орущие люди. Полное отрицание. Ну и конечно, резонный результат – не ходила.
Как я всегда думала и видела, караоке в основном посещали именно те, кто ну просто отвратительно поет. Те, кто, возможно, в девяностые купил домой первое караоке, где на экране после каждой песни тебя оценивали: «Вы орете великолепно». Ой, простите, поете. Только фишка в том, что чем громче ты орал – тем выше были баллы: «100 баллы» и салютики в вашу честь на экране вашего телека.
Обычно я наблюдала картину, как пьяные и очень пьяные люди ломятся и рвутся именно в караоке. Раньше они ломились домой к тем, у кого караоке-микрофон был дома – бедные соседи. А сейчас огромное количество Караоке-баров и пустуют они редко, как вы понимаете. Скажу больше, действительно это направление очень популярно и востребовано сейчас.
Когда я училась в музыкалке, а мне это занятие очень нравилось, меня отобрали из хора в соло. Это было в том возрасте, когда я даже не знала значения слова «соло». Когда мы ходили на занятия хором, нас по очереди периодически слушали сольно. Какую-то строчку из текста песни, куплет, либо полностью песню. Прогоняли нас по тексту, расставляли по альтам и сопрано. Так вот, как раз когда мы должны были по очереди спеть сольно куплет песни, в моей голове он уже звучал так красиво и чисто, что, когда я начала исполнять свой куплет, он прозвучал именно так, как я слышала его в своей голове. Это удивительно! Я действительно прочувствовала и предвидела этот момент заранее, до исполнения. Подошла моя очередь, и я затянула: «За печкою поет сверчок…». Мне нужно было спеть всего лишь четыре строчки, но наш преподаватель, как будто, замерла, прислушалась и попросила меня допеть всю песню целиком. Я пела и получала такое удовольствие от своего же исполнения. Я видела этого сверчка за печкой, я слышала свой чистый голос, и я была в счастье. Когда я закачивала петь, улыбка моего преподавателя на лице становилась все шире и шире, потом она заулыбалась во все зубы, и, как мне показалось, готова была меня расцеловать.
После урока меня встречала мама. Препод подошла к ней, и, сопровождая нас, завела с мамой разговор. Она поделилась своими впечатлениями от моего исполнения и сказала, что я обязательно должна петь сольно, уточнив, не против ли моя мама. Мама, конечно, была не против. А я в тот момент вообще не понимала, о чем идет речь, но звучало все очень серьезно. Когда мы с мамой вышли на улицу, я уточнила, мам, а что такое «соло»? Мама сказала, что это значит, что я буду петь одна.
Сначала я искренне не поняла, хорошо это или плохо. Как к этому относиться? Может это вообще просто изгнание из хора? В хоре петь намного проще, по мне, а вот одной – большая ответственность, ни за кого уже не спрячешься. Мне стало в тот момент страшно, но вполне любопытно, тем более, мама мне сказала, что это не просто хорошо «соло», это отлично, это значит, что я выделилась на фоне других и пою лучше всех, кто был там со мной.
Так началась моя детская сольная карьера. Я обожала ходить на вокал, я обожала своего преподавателя, а она искренне обожала меня. Я для нее была, как дочь. Она также за меня переживала, болела, где-то воспитывала и обучала, обучала, обучала.
Пришло время моего первого выступления. Мы много репетировали, песня лилась из меня как звонкий ручей. Она мне нравилась, была довольно простой, аккомпанемент мне тоже очень помогал. В то время фонограммы использовали не так часто, мы пели под фортепиано, а это живой аккомпанемент. Я вышла на сцену. На мне было надето красивое пышное белое платье, на голове завязан огромный бант. Мне нужно было просто встать на середину сцены к микрофону, расправить руками юбку и спеть свою песню.
И вот я стою на середине сцены, на меня направлен со всех сторон свет, полный зал, но никого разглядеть невозможно, все в темноте, справа от меня рояль, за которым сидит учитель по аккомпанементу. Она кивнула мне и начала играть. Я пою первый куплет, припев, начинаю петь второй куплет… но что-то идет не так! Что-то не то! Мои слова расходятся с музыкой, учитель из-за рояля смотрит на меня вопросительным взглядом и пытается как-то выйти из ситуации, подстроив под меня мелодию… Но я, я понимаю, что пою что-то не то… В ушах зашумело, музыка с произносимыми мной словами сбились в одну неразборчивую кучу, я испугалась, стала петь тише и вовсе замолчала. От стеснения и позора я натянула на лицо подол от платья, чтобы хоть как-то скрыться с глаз, сказала «извините» и убежала со сцены.
Так началась моя сольная карьера. Мой преподаватель бросилась ко мне, начала меня обнимать и целовать, говорить, какая я умница, что все хорошо. Но мне было не хорошо. У меня дрожали даже кончики волос и было так стыдно, что взгляд от пола я оставшийся вечер не отводила. Когда вся наша группа музыкантов после концерта резала праздничный торт, а это была традиция, я даже постеснялась подойти за кусочком. Моя мама сходила за ним и принесла мне. Эту историю я запомнила на всю жизнь.
Что было потом я уже плохо помню. Второе свое выступление не помню вовсе. Но ничего подобного больше не было, все песни я исполняла качественно, без ошибок, как профессиональная певица. Также, я продолжала петь в хоре, у нас была еще группа, мы пели разные современные клевые песни, наряжались в современные красивые костюмы.
Наш Дворец пионеров, в котором я и обучалась все то время, имел прекрасного директора, которая отвечала за качество всего происходящего. У нас были великолепные учителя, все работали там по многу лет и с душой относились к своему делу и деткам, которые к ним приходили. Там все горели своей работой, начиная с гардеробщицы, которая каждый раз подтверждала статус моей звездности, следила за моими успехами, и всегда называла Аннушкой. Мне от этого было так тепло и душевно. У нас были прекрасные костюмеры, которые шили не костюмы, а шедевры. Эти шедевры были самыми современными из того, что можно было представить на тот момент.
Когда я смотрела на другие группы, которые пели современные попсовые хиты, больше всего меня привлекало в них то, что они были всегда так круто одеты… Поэтому я и стала участником еще и группы.
Так вот, к чему все это, ах да… Несмотря на такой глубокий вокальный детский опыт, стеснение меня не покинуло. Кстати, я заметила такую тенденцию – люди, которые плохо поют и любят ходить в караоке, как правило, вообще не стесняются. Они выбирают самые продолжительные и сложные песни, а далее «зрителям зала» нужно было бы обзавестись берушами. Кстати, почему в караоке нет беруш? Думаю, было бы в некоторых случаях актуально, но, вероятно, не очень прилично. Хотя, тут непонятно, что приличнее, так исполнять или сидеть с заткнутыми ушами, позаботившись о своем физическом и психологическом здоровье.
Когда мне было лет 19, в компании со своим молодым человеком и его друзьями я оказалась в крутом караоке в Москве. Именно там я увидела культуру караоке, такой, какой она, пожалуй, и должна быть. В общем, я увидела некую идеальную картинку караоке, окунулась в мир песен.
Караоке-клуб находился в самом центре Москвы, имел зашкаливающий рейтинг среди подобных заведений и соответствующий зашкаливающий депозит за столик. Внутри располагались бархатистые разноцветные диваны, дизайн чем-то напоминал восточный стиль, повсюду были расположены экраны с текстами звучащих песен. Ведущий ходил в порядке очереди от стола к столу, предлагая что-то спеть. Все вокруг подозрительно неплохо пели, но позже я поняла, в чем тут фишка. Подошла очередь нашего стола. Я петь сразу отказалась, и спели девочки, которые были в тот момент с нами. По первому же куплет я поняла, что петь они не могут, НО из динамиков звучали вполне приятные голоса и фальшь даже не ощущалась.
Так прошло круга три, и меня наконец уговорили спеть хоть что-то, хотя бы раз. Я долго переживала, перелистывала огромный список всевозможных песен туда-обратно, судорожно вспоминала то, что можно было бы спеть… Остановилась на песне «Лондон» Земфира.
Началась моя фонограмма… Я изо всех сил сжала микрофон, уставилась в экран, боясь пропустить даже букву, и начала петь. На фоне своего исполнения я услышала полную тишину. Люди как будто перестали жевать, болтать и даже дышать. Я услышала, как тогда, впервые в хоре, свой чистый голос, где мой «сверчок» просто переехал в «Лондон». Когда я допела последнее «ууу», все вокруг мне громко захлопали, а друзья удивленно посмотрели на меня и сказали «а мы и не знали, что ты так хорошо поешь».
С тех пор, я перестала избегать караоке, хотя специально туда ходить так и не стала.