Аня и Денис, авторы подкаста о родительстве Наша смена, пообщались о том, как в их семьи пришла новость о беременности.
Ниже доступна текстовая версия разговора, если вы легче воспринимаете информацию на слух, то послушайте подаст на любимой подкаст-платформе.
Аня: А я – Аня.
Д: И это Наша смена.
А: Подкаст, в котором мы исследуем, как родительство встраивается в жизнь современного человека – активного, интересующегося, живущего человека.
Д: Ань, расскажи, пожалуйста, как тебя поменяло вообще родительство?
А: Давай начнем с того, как я относилась к родительству до того, как узнала о том вообще, что я беременна. Я не хотела рожать, но ребенка мне хотелось, просто как, знаешь, пункт в чек-листе, я не раздумывала об этом как-то осознанно. В общем, думала о том, что часики и все такое. В общем, надо о ребенке задуматься, но рожать абсолютно не хочется, потому что это самый страшный опыт, который может быть в жизни женщины. Поэтому ребенка я рассматривала, либо чтобы он свалился на меня как-то с неба откуда-то, либо, допустим, если я забеременею, то кесарево кажется каким-то менее травмирующим опытом, не знаю, мне казалось, это вот так.
Супер история есть. Сидим мы с моей подругой и моим мужем в баре, мы с подругой чуть-чуть пьяны, выпиваем, получается, коктейли и говорим: «Мы никогда не будем ходячими инкубаторами, это все не надо, это все абсолютно не про нас. Кому вообще сейчас нужны дети? Планета задыхается, вы видели вообще 1,5 градуса, вы слышали что-то об этом? Мы не хотим быть родителями». Злой рок, я еще не знала о том, что на следующее утро я проснусь, почувствую что-то неладное и решу сделать тест на беременность. А наша подруга тогда ночевала у нас, и, в общем, она была первая, кто узнал и кто очень громко смеялся над тем, что со мной произошло. И да, в общем, с тех пор началась моя трансформация, которая очень стремительно произошла, потому что я поняла, что, ну, все, получается, теперь мы вот так живем. И с этой минуты я перестроилась на рельсы того, что я будущий родитель.
А мне как будущему родителю абсолютно не хватает знаний по теме. Я начала жадно потреблять курсы. Как подготовиться – извините, скипуем эту главу, потому что подготовки не было к беременности. Что такое беременность, как она протекает, как вообще ее прожить. Роды. Роды – страшно, больно, невыносимо и так далее, этого хочется избежать. Когда ты беременна, родов хочется избежать. И изначально я думала, что я хочу кесарево, я вообще не хочу все это там грудное вскармливание, просто потому что я не знала, как это работает.
Д: Скажи мне, пожалуйста, как Максим к этому отнесся?
А: Так же, как и я, пожалуй, угорел, а потом понял, что ничего не знает. И всю информацию, которую потребляла я, потреблял он вместе со мной. Кстати, интересный факт: я вчера послушала один подкаст с вовлеченным отцом, который сказал, что «как ребенка, ну, иногда надо просто ремнем его, а то он не понимает», и я у Макса спрашиваю: «Слушай, а ты в какой момент понял, что ремнем детей бить не просто не надо, а что это вообще жесть?» - и Макс сказал, что как только Киру увидел. То есть, как только мы ребенка увидели, наша жизнь перестала быть прежней. Не хочу звучать как блаженная мама ангелочка, но это реально так происходит.
Все, что ты планировал, все, что ты хотел, все предметы, которые ты для ребенка купил – когда ты впервые держишь его на руках, только тогда ты можешь теоретически представить, как это будет дальше. До – нет. До – это чистая теория. И, изучая эту теорию, я начала как бы потихонечку подступаться к тем изменениям, которые во мне произойдут, и нащупывать этот путь из множества. А ты, наверное, знаешь, что кто-то рожает в воду, кто-то делает кесарево, кто-то дома, кто-то в больнице – всем подходит разное. Так же и про ГВ, так же потом и про сон, и про все, что угодно. В общем, путей много, я выбрала свой. Это сильно отличается, этот опыт, эта профессия – быть родителем – сильно отличается от всего того, что я делала раньше, и, конечно, это сильно меня изменило. Как именно? Наверное, мы с тобой подробнее поговорим в следующих наших эпизодах. Расскажи про себя.
Д: Ой, слушай, у меня на самом деле до рождения Зои было так, что у меня сестра младшая, в моей жизни были дети разные, я был уверен, что все будет вообще легко, мы со всем справимся, мы все сделаем. И, когда Регина забеременела, я тогда такой типа, ну, все, погнали. И я помню, мы сходили к врачу и, в общем, сделали УЗИ. Регина выходит, врач говорит: «Ну, что? Беременна», - а я слышу «не беременна», я прямо слышу, она не беременна. И я такой: «Блин!» И два человека, стоящие передо мной, в лице меняются моментально. Регина говорит: «Я беременна», - я говорю: «Ах!» На самом деле я разочаровался, потому что она не беременна, я так был уже настроен на это.
И, в общем, мы, соответственно, начали во всю вот эту историю погружаться вместе, мне почему-то казалось, что это надо быть прямо рядом. Ходили к врачам ко всем вместе. В общем, сама беременность – это отдельная история, то есть то, как мы вообще шли с этим. И после того, как родилась Зоя, я был четко убежден, что пополам – это я работаю, то есть содержу нашу семью, а Регина дома с ребенком, как бы она отвечает за ребенка. И эта уверенность держалась какое-то время, то есть я представлял себе это как? Типа ты сидишь дома, ребенок спит, ты читаешь, изучаешь, у меня нет на это времени, ничего читать, я тут работаю.
А: О, как ты был не прав, Денис из прошлого!
Д: Как был я был наивен. Я в какой-то просто момент, когда Регина начала рассказывать какую-то информацию, которую она вычитывала, информацию, которую она узнавала, или с кем-то она это обсуждала, я понимал, что эта информация очень классная. И из-за моей, наверное, лени я хотел, чтобы мой путь был максимально простым, то есть мне хотелось, чтобы не было никаких обрядов, или обычаев, или каких-то закономерностей, или сложностей. Мне хотелось, чтобы ребенок рос. На мое удивление, обнаружились разные способы и нормы в воспитании, которые этому помогают. То есть не мешайте, наблюдайте, ухаживайте, любите, обнимайте, держите на руках больше...
А: Дайте проораться.
Д: Вот это да, но вот, кстати, про проораться было очень смешно. Мы однажды это попробовали сделать, сидели оба ревели и сказали, что этого больше никогда не сделаем, потому что сердце разрывалось.
А: Тебя же окружали дети и младшая сестра, но ты все равно не знал, что делать?
Д: Я никогда на самом деле не присутствовал при настоящем ребенке 24/7. Потому что вся прелесть и вся трансформация с детьми происходит вот в это постоянство, когда нельзя сбежать, когда нельзя сказать: «Ой, нет. Сегодня я не приду, шумный какой-то». То есть вот это ты уже не говоришь, и происходит как бы момент такой, что у тебя это нормализуется, и ты начинаешь как-то искать в этом во всем какую-то правду или какую-то для себя истину. Как не поехать, как там типа ты уже не спишь, и что делать. Все советы из серии: «Ой, знаете, ваш ребенок пока спит, сами поспите», - они не работали, потому что ты перевозбужден уже, ты весь уставший.
И вот, когда я понял, что я ни фига сам не догоняю, то есть вообще не понимаю, что происходит, тогда вот начались тоже какие-то книжки, начались какие-то попытки самостоятельно тоже разобраться, чтобы, так сказать, нагнать, потому что очень хотелось так же присутствовать, так же участвовать. Но, оглядываясь сейчас назад, я могу сказать, что до момента вовлеченности меня как папы я прошел, конечно, огромный путь от вот этого «жена дома, я работаю»...
А: Да, это иллюзия того, что это пополам, да?
Д: Да, но это ни разу не пополам, как оказалось. Мне кажется, быть родителем – это fulltime job, и их штуки три, наверное, еще одновременно, то есть это очень сложно. Я не знаю, это быстро или поздно, но я это узнал через несколько месяцев только, то есть не с самого первого дня я считал, что все. Не, я был уверен, у нас были какие-то ссоры, мы обсуждали это.
А: Ссоры из-за чего?
Д: Ну, ссоры звучали, как типа я устаю, мне тяжело, я не знаю, что мне делать, а я сидел на работе, говорил: «Слушай, у меня тут тоже постоянно какие-то конфликты, постоянно какие-то выяснения отношений, мне тоже тяжело». И я не понимал эту разницу в этой тяжести, мне казалось, что мое «тяжело» такое же, как ее «тяжело», потому что для меня это казалось, типа в смысле? Ты сидишь дома, ты вообще никому ничем не обязан, никаких там дедлайнов, никаких дурацких людей вокруг тебя, то есть есть ребенок, ты с ним можешь как-то найти общий там поток. Как глуп я был и наивен. В общем, пару раз, когда я оставался дома, я знакомился все больше и больше со своей дочерью и понимал, что все, что я думал, это все вообще не так.
Но удивительным образом могу сказать, что эта трансформация не произошла моментально, особенно для меня. То есть это было как? Да, окей, это не 50 на 50, это, может быть 90 на 10, но при этом до конца вот этот вот путь я, наверное, прошел только за 4 года. 4 года жизни и ребенка, и меня как родителя, они меня меняли, трансформировали, мы с Региной все больше и больше обсуждали, находили какие-то точки соприкосновения, понимали, где какая нагрузка происходит больше, у кого меньше, какие... Вот эти циклы мы обсуждали.
А: Ты сейчас рассказываешь про трансформацию скорее ваших отношений, да, и распределения сил в них?
Д: Моего отношения к этому. То есть как я менял свое отношение ко всему происходящему, и как для меня приобретали смысл те вещи, которые раньше казались легкими, например, или как они казались неважными, и я начинал по-другому на них смотреть. То есть это как будто бы происходило такое вот состояние, в котором мир, который тебя окружает, он был понятен, а теперь он не то, чтобы стал непонятен, он как бы стерся, и новые понятия строятся каждый день, они прямо раскрываются перед тобой. И вот этот вот момент трансформации, он на самом деле очень приятный. Я бы это назвал так, что тебя это больше наполняет, чем опустошает. Вот с кем бы я ни говорил, что типа вот сколько у тебя дел, вы там вместе, вы постоянно, там ребенок, у вас все это, никуда не выйти, вы, наверное, все опустошены? Не, мы измотаны, правда, мы уставшие, но мы настолько полны, то есть вот эта полнота, когда ты находишь в себе новые смыслы, она тебя наполняет. Вот это удивительное контринтуитивное состояние просто превосходное.
А: Я тебя слушаю и понимаю, что у меня точно так же это произошло, и мы точно так же истощены, да, но при этом ты находишь какой-то вот этот...
Д: Комфорт?
А: Комфорт – это не совсем то слово. Какой-то покой. Что бы ни произошло, у тебя есть дом, в котором тебе прямо офигенно, потому что там есть твой ребенок. Во-первых, я поняла, что такое любовь – настоящая и какая-то безусловная, да, как говорят. Она там не пришла сразу, не обрушилась на меня, как только я взглянула в глаза эти, темно-синие мутные глазки вновь родившегося человека, но ты реально наконец-то полностью можешь прочувствовать, что такое любовь, когда ты счастливый, как дурак, из-за того, что человек просто есть. И ты к нему лезешь постоянно – дай я тебя поцелую, просто как все вот эти раздражающие бабушки и тетки на днях рождения, ты просто тискаешь эти щечки бесконечно. Короче, ужас! И это страшно. Мне не казалось никогда, что мне будет комфортно стать таким человеком, и как будто я ощущаю это даже сейчас. Я это говорю и думаю: «Блин, я звучу, наверное, не как крутая девчонка, которой я была раньше», - и это очень стремно принять, научиться себя в этой новой роли вот так вот воспринимать и уважать.
Д: У нас вообще было смешно. Когда Регина забеременела, мы были уверены, что у нас там, мы знали, что Зоя родится в декабре, и были такие: «Пф! Сейчас родится – уедем на моря зимовать, Зою оставим с бабушкой. Что? Она там маленькая, ей вообще ничего не надо от нас, смесь, все есть». Начали договариваться с бабушками, а бабушки на нас смотрят такие: «Вы чего вообще? Подождите». И для нас это было такое, знаешь, когда Зоя родилась, мы такие...
А: Чего, какие моря, да?
Д: Какие моря вообще? Тут просто пожар, какие моря тут вообще, как ты расстанешься, как ты бросишь все? Я помню, мне Регина пишет: «Денис, все, я больше не могу», - она в роддоме, мы переезжаем, я там собираю мебель, и она говорит: «Я больше не могу». Я говорю: «А что случилось? Ну, у тебя же Зою увозят на ночь-то», - она говорит: «Вот как раз в этом вся и проблема. Я больше не могу, она там орет». И Регина, короче, встала, пошла за ней, говорит: «Верните мне ребенка, мне по фигу. Вы что там творите?» А у меня, знаешь, забавным образом происходила следующая вещь: какая-то внутренняя такая уверенность, что вот я ее защищать буду всегда, вот, знаешь, типа вот все, я большой медведь такой, который типа вот. И мне, когда Регина так говорит, я такой думаю: «Несправедливо», - я говорю: «А где, что там?» Но при этом я такой думаю: «Подожди, расслабься, уже завтра с утра возьмешь», - то есть у меня как бы борьба между...
А: Рациональный...
Д: Защитный механизм и вот этот вот рациональный мужчина, который, знаешь, «отдохни лучше, тебе нужно о себе позаботиться». Знаешь, это сквозило с утра до вечера, Регину это дико бесило, у нее вообще, у нее там связь, у меня этой связи нет, я совершенно по-другому на это смотрю.
Удивительный момент: я никогда не думал, что родительство меня сделает скучным чуваком. Для меня было как бы родительство – это типа что-то, что, наоборот, впишется в мою жизнь, а оказалось, что я скучный чувак стал.
А: Нет, ты не скучный чувак, но просто у тебя не было таких ожиданий, потому что роль отца, как мне кажется, у нас чуть-чуть другая. Отец – это тот, кто пошел поработал, пришел вечером и так за щечку потрепал: «Ну, что, сынок?»
Д: Да-да-да.
А: Вот. Поэтому ты не мог себе представить.
Д: Наверное, да, кстати, то есть я думал, что все будет классно. Она вырастет там, пойдет в школу, потом как-то уже в университет и когда-то там она денется. В общем, для меня это было, как, знаешь, хоп-хоп продакшн. Все было не так, вот прямо не так, но одновременно с этим это то, что хочется исследовать, да, потому что то, как я смотрел на вещи, и то, как оно оказалось в реальности, то есть как будто бы нас к этому никто вообще никогда не готовил. Ну, то есть нам родители показывали один пример, и отчасти многие люди, которые находятся в терапии, они смотрят на это, как... вот я сделаю все так, как вот было наоборот вообще, вот я прямо наоборот буду делать. То есть это не показательная какая-то штука, потому что «наоборот» тоже надо найти. Типа как НЕ сделать. Ну, да, понятно, есть какие-то моменты, которые ты точно знаешь, что ты делать не будешь, но ты и не знаешь, какие ты будешь делать. Вот в этот момент у меня прямо сформировались моменты, которые я делать никогда в жизни не буду, потому что мне они не нравились, а что я буду делать – я не знаю.
А: А знаешь, как я решала этот вопрос для себя? Я сразу обратилась вот к всяким знающим людям: эксперты, психологи детские, педиатры и так далее. Я решила, что я все изучу вообще по максимуму, все книжки возможные этого мира прочитаю и хотя бы выберу, да, каким путем я пойду, потому что я точно так же, как и ты, просто абсолютно не знала. И я не понимаю, как справляются люди, которые ничего не знали, не читали и не изучали. Ты просто ничего не знаешь. А как мыть, а как кормить, а как там что, да? Просто базовые потребности своего ребенка ты не знаешь, как их удовлетворить, не говоря уже о том, что это самое простое, да, и понятное – базовые потребности. Дальше уже там идет развитие и общение, чувства и эмоции.
Д: Хм, интересно, потому что, наоборот, как раз-таки как держать ребенка, как мыть, как все менять...
А: А ты знал, да?
Д: У меня это как-то, знаешь, оно в конструкции моего представления работало. Я вот не знал о том, что с ним делать. Вот у меня появилась такая штука, что... наверное, даже не столько у меня, сколько у Регины, потому что тогда она прочитала книжку «Как любовь формирует мозг ребенка», и вот эта книжка взорвала вообще мозг просто потому, что ты понимаешь, что «а, подождите, этот человек, он как бы не сам по себе вырастает, а ты как бы его формируешь». И, соответственно, твои действия – это как бы невидимые такие руки, которые лепят этого человека.
А: Который очень видимый становится в один момент.
Д: Просто капец! И ты понимаешь, что у этого ребенка вообще, это, кстати, для меня был огромный ошеломляющий такой, знаешь, момент, когда я понял, что она не человек вообще в том виде, в каком я себе представлял человека, у нее вообще нет представления сейчас о себе. Она, например, себя ассоциирует с мамой, или там «о, рука появилась, что это?». То есть я только должен, знаешь, сидеть там: «Ну, смотри, ручкой сюда давай», - дрессировать, как с собакой типа. Вот прямо на чистом глазу так думал, а потом оказывается нет. Оказывается, что там любовь, там, я не знаю, прикладывание себя, своего тела к телу ребенка, какие-то слова, какие-то действия, которые ты совершает – ты просто занимаешься тем, что ты лепишь целую личность. И вот тогда меня накрыло, я подумал, типа это какая большая ответственность, типа если я леплю эту личность, а я хочу, чтобы слепилась офигенная личность, то я вообще ничего не знаю. Моих «что я НЕ буду делать» недостаточно.
А: Да, абсолютно.
Д: Что я буду делать, я не знаю.
А: Честно говоря, я не понимаю, как можно хотеть ребенка инфантильным миллениалам. Когда у тебя есть осознание того, что тебе сейчас предстоит личность и характер человека лепить – это ужасно страшно.
Д: У тебя свой-то не слеплен еще ни фига.
А: Именно.
Д: Ты вообще еще не знаешь, что делать, а ты еще ходишь на терапию, сидишь там: «Знаете, я до сих пор смотрю на что-то, и я в шоке от этого», - и ты такой: «Хм... как я чему-то тебя сейчас научу-то вообще? Я тебе сломаю всю жизнь». И это страшно, правда страшно, потому что ты на это смотришь и не понимаешь, типа, блин, бедный мой ребенок, мне кажется, я тебе всю жизнь испоганю самим же собой. Но, перелетая вперед, смотря, что сейчас происходит с Зоей, я думаю, что мы сделали какую-то хорошую работу. И вот как раз об этом хочется поговорить, потому что я очень много узнал, как сделать эту работу до 6, не знаю, как делать эту работу дальше.
Это на самом деле всегда такое состояние, что ты понимаешь, что вот сегодня ты что-то только узнал, ты только узнал, только усвоил, как работать или взаимодействовать с ребенком вот сегодня – завтра новый ребенок, новая информация. И ты просто не успеваешь, это как бы постоянно улетающий от тебя источник знания. Регина в этом плане, конечно, намного умнее, она уже с 5 лет читает про 12-летних.
А: О, это мудро.
Д: Она решила прямо вперед пойти, чтобы типа встретить оттуда уже как бы подростка со всеми своими вытекающими штуками.
А: Круто! Таким образом, постановляем, что родительство, оно меняет нас так, как мы сами не могли вообще поверить, какими мы станем, это происходит в нескольких аспектах нашей жизни, да? Это какие-то практические скиллы, тайм-менеджмент, да, который мы получили, но это, наверное, самое скучное и банальное, что можно обсуждать. Понятно, хард скиллы (пеленание там, кормление и так далее) тоже скучно. У нас меняются ценности, у нас меняется перспектива нашего взгляда на этот мир, мы по-другому воспринимаем самих себя, у нас меняются отношения с нашим партнером. И это бездонный объем всего, в чем надо разбираться, это страшно, но захватывающе.
Д: Появляется какое-то бесконечное количество эмпатии. Ты начинаешь видеть людей, начинаешь на них смотреть иначе и такой думаешь, блин, вот если их формировали родители, то становится понятнее, как с ними взаимодействовать. Потому что ты начинаешь видеть это через перспективу родителей, а родители не имеют возраста, то есть ты встречаешься с другом, и ты видишь его родителей, которые ему положили какой-то ряд ценностей, и в момент злости или непонимания человека рождается большое сочувствие и большая какая-то поддержка этого человека. Полностью меняется в этом плане, вот для меня это сильно изменилось. Ну, и роли поменялись, то есть сильно поменялось мое представление себя как человека, то есть от мужика-добытчика до этого, знаешь, кто ухаживает и за всем этим смотрит. Я проделал большой путь, конечно, но это был увлекательный путь. И я его до сих пор, кстати, делаю.
А: Да, я хотела сказать, что я еще даже, у нас детям сколько? 4 года у них разница. Я еще, можно сказать, на начале этого пути, и это интересно и страшно, и это то, что мы будем обсуждать в этом подкасте.
Д: Да, потому что нам хотелось бы обсудить, какие трансформации происходят, позадавать вопросы экспертам, потому что мы...
А: Как один человек может в этом разобраться? Или два? Никак.
Д: Невозможно, да, невозможно. Можно делиться опытом и спрашивать людей, которые об этом знают больше, чем мы, и, соответственно, узнавать и узнавать.
А: Каково это – быть современным родителем.
#роды #беременность #мама #папа #родители #дети #декрет #мамавдекрете #папавдекрете#воспитание #психология #психологияребенка #семья