Заявление Павла Тимофеевича было столь неожиданным, что детективы растерялись, а хозяин дома и не торопился прерывать затянувшуюся паузу. Наконец он подошел к бару, достал из холодильника бутылку минеральной воды и разлил по стаканам.
- Думаю, вы не откажетесь, - сказал он пригубив.
Гости с жадностью осушили свои стаканы.
- Неожиданная версия, - произнес Семенов, - почему вы так решили?
- Я очень хорошо знаю Аллу.
Рассказ Захарова
Вы, вероятно, знаете, что мы ходили в одну школу. Я чуть старше Альки Глотовой, но это не мешало нам дружить, хотя это была странная дружба. Уже в те годы я понимал, насколько она несчастна, мамаша ее помешалась на своей магии – обряды, ритуалы, девчонка росла во всем этом. А стоит напомнить, время-то было воинствующего атеизма, над предрассудками в школе смеялись, Альку дразнили ведьмочкой. Дразнить-то дразнили, но побаивались, я тогда еще не понимал – было в ней что-то такое, злое что ли. Это сейчас очевидно, что она не могла вырасти другой. Отца своего она не знала, мать ничего не рассказывала, Алька даже не знала, где они жили до этого, сюда переехали, когда та была совсем малышкой. Впрочем, потом она посмотрела в документах место рождения, говорила мне что-то, но я забыл.
В школе училась плохо, не сказать, чтобы глупая девчонка была, но есть люди, которым учеба дается плохо, а практический ум у них хорошо развит. В те годы все школьники были заняты в кружках, в таком кружке мы и познакомились. Учитель русского языка организовал что-то вроде школьного театра, и мы с удовольствием ставили спектакли. Эх, времечко было…
Алька мечтала сыграть Джульетту, но какая из нее Джульетта – высокая, угловатая, неловкая, с грубым лицом и бесцветными волосами, собранными в тощую косу. Доставались ей только вторые роли, но перед спектаклями с нашими главными актрисами всегда случались какие-то неприятности: то болезни, то переломы. Ребята шушукались, а потом и вовсе потребовали, чтобы Глотову из кружка исключили. Я тогда заступился, жалко мне стало эту несчастную девчонку. Альку оставили, она вроде присмирела, после того раза прекратились «случайные» неприятности перед премьерами.
Она часто ко мне заходила после школы, телевизор смотрели, книжки обсуждали, с уроками ей помогал. Ни телевизора, ни библиотеки у нее дома не было. Как-то пришел к ней, когда Анны Николаевны дома не было, и больше никогда не переступал порога их жилища. Жутко там: темно, пучки трав повсюду, какие-то кастрюли закопченные с непонятным варевом, но больше всего меня поразили ряды сушеных птичьих лапок. До сих пор перед глазами.
Алька тогда смутилась, и это ее смущение вдруг раскрыло в ней девушку, не угловатого подростка, а юную девушку. С тех пор старался держаться от нее подальше. А она, кто знает, что она себе придумала. Мы тогда учились в выпускных классах, а дальше экзамены, я после десятилетки в техникум поступил, уехала из Осиновки и Алька. Несколько лет я о ней даже не вспоминал, слышал от друзей, что осталась в Ершовске, работает на заводе, вроде бы замуж вышла. У каждого из нас своя жизнь была. Я отслужил в армии, пошел работать, учился на заочном в институте. Одновременно с этим женился, мальчишки у нас появились один за другим. А время тяжелое было, ездил в Москву на заработки, искал подработку в Ершовске.
В Ершовске мы с ней тогда и встретились, случайно, я ее даже не узнал, она меня окликнула. Посидели в кафе, поговорили, каждый о своей судьбе рассказывал. Заказал вино, не знаю, что на меня тогда нашло, юность что ли, безмятежную с ней вспомнил, короче, выпили, она и разоткровенничалась.
Тогда я еще подумал, что она так внимание мое завоевать хочет, мол, я такая, необычная, а оказалось, что нет, говорила, что думала. Про то, как с детства знала, что силы ведьминской в ней побольше, чем у матери, только знает она, что до поры ее использовать нельзя. Говорила, что ненавидит всех: и мужа, и мать, которая в ней не разглядела ничего, но особенно своих дочерей.
Друзья, не забывайте о лайках и комментариях.