Многолетнее общение на ведущем форуме, посвящённом развитию человека, выявило для меня один несомненный факт. Картина мира, сформированная современным образованием, основной которого является научный материализм, стала своего рода душной тюрьмой для сознания простого человека.
Как вынужден воспринимать себя этот самый "простой человек" под гнётом научного материализма? Смертный кусок мяса, который случайным образом под воздействием законов природы (эволюции) обрёл способность мыслить. Да и само это мышление, по сути, странный эфемерный продукт жизнедеятельности этого самого "куска мяса". Как паразитные токи, которые случайным образом стали полезными для выживания мыслящего животного. Самые продвинутые особи опытным путём исследовали закономерности мира (этого бездушного скопления мёртвых частиц в тёмном и мёртвом пространстве) и создали науку, которая обеспечила прогресс человеческому виду.
За пару веков наука "ушла так далеко" от понимания обывателя, что её авторитет практически невозможно оспорить. Хотя интуитивно человек не согласен с ролью "мыслящего куска мяса", которую она ему отводит. Может ли обыватель не то, чтобы сделать в домашних условиях, а просто адекватно понять, как устроен, к примеру, айфон? Что он может противопоставить автомату Калашникова? А ведь и то, и то - продукт "непостижимой" для обывателя науки!
В этом плане очень полезными считаю осмысление критики "научного мышления", которую могут себе позволить только люди, причастные самой науке.
Научное мышление далеко не всесильно и имеет свои "пределы". Начну с анализа очень интересной беседы Сергея Переслегина.
Для того, чтобы можно было легко освежить в памяти полезную информацию, не гоняя туда-сюда заново часовой ролик, в своё время я составил конспект беседы.
Итак, пределы познания таковы:
1. предел Лейбница.
Невозможность индивиду собрать научное знание целиком и использовать его на практике.
33:02 Первым пределом, с которым столкнулось научное познание, был тот предел, который когда-то погубил схоластику. Мы его называем сейчас «предел Лейбница». Суть идеи очень проста – Лейбниц был последним человеком, о котором говорили, что он знает всё. Геологию, философию, юриспруденцию, математику, физику. Куда бы вы не влезли, вы везде найдёте Лейбница. Но Лейбниц умер в начале 18-го века. С тех пор ни одного человека, который знал всё – нет. А это означает, что гигантское научное знание начало носить не человеческий и собранный, а такой – насекомообразный, фасеточный характер. У каждого учёного – свой элемент зрения, своя фасета. Но он при этом глубоко убеждён, что его фасета является единственно верной, его картинка, которую он может увидеть. Теоретически мы говорим: ну да, конечно, никто не может знать всё, зато всё человечество в целом знает всё. Но, знаете, я с человечеством не общался. Как с ним можно строить коммуникацию – я не знаю. И какой мне тогда прок от того, что оно знает всё, если единица не может это собрать? 34:23
2. предел Ходжосона
нет возможности собрать целое знание даже в пределах одной локальной научной дисциплины.
45:42 человек – он находится в некоей внутренней убеждённости в том, что его базовые представления об истине верны. Он не готов от них свободно отказываться…. Поэтому всякий раз, когда человеческое познание сталкивается с ситуацией, при которой начинает что-то не работать из того, что, с точки зрения моих представлений об истине просто обязано работать, это оказывает на людей колоссальное травмирующее воздействие. Вот в этом-то и разница пределов. Предел Лейбница – не травмирующий. Мы понимаем, и нас не очень беспокоит, что мы не можем знать все 72 тысячи наук, которые есть на сегодняшний день. Это факт, и он нас не травмирует. А вот тот факт, что внутри моей области знания я не могу корректно соединить между собой различные направления исследований, а любая попытка их соединить приводит к неприемлемым для моего мышления результатам – вот это оказывает серьёзное травмирующее воздействие.
3. предел Ницше
Невозможность человеку познать Вселенную целиком
50:40 Следующий предел, с моей точки зрения, связан с современной аналитической философией. А надо сказать, что мы давно уже не живём в мире постмодерна, у нас давно уже следующий мир. Так вот, аналитическая философия, в частности, в изложении Ника Лэнда, приводит нас к очень неприятному пониманию. К пониманию существования антропных пределов философии. А, тем самым, и – антропных пределов познания. Это, между прочим, вопрос, откуда берётся антропный принцип в науке. Это всего лишь суждение, согласно которому мы, будучи людьми, можем понимать, познавать и принимать лишь часть мира. И некоторая часть мира от нас, безусловно, скрыта. И от нас, и от наших приборов, которые, в конечном счёте, всё равно все антропоморфны. Ибо один из их выходов должен приводить к человеку. 51:42
4. предел Хокинга.
невозможность познать Вселенную в принципе.
В чём суть предела Хокинга? В том, что вселенная устроена так, что она вообще не может быть целиком познана. Да, предыдущий предел можно было бы назвать пределом Ницше, ибо Ницше был первым, кто сказал: давайте выйдем за пределы человеческого. И это единственное, что нам надлежит научиться делать. Ибо этого мы не умеем совсем. Так вот – предел Хокинга, вселенная устроена так, что вы вообще не можете её целиком познать. По крайней мере, вы не можете её целиком познать бэконовскими методами. В ней есть вещи, которые непознаваемы. Для философов это проблема скрытого бога. Для Хокинга это, например, устройство чёрной дыры. Вот у вас есть горизонт событий – а что там, под этим горизонтом? Мы можем об этом как-то гадать, у нас даже есть относительно вменяемые гипотезы, что там может быть. Но, в сущности, у нас нет доказательной базы, позволяющей как-то с этими гипотезами работать.54:15
Дальше будет текст, который я и сам, как человек далёкий от высокой физики, понимаю больше по верхам. Но для общего понимания нахожу полезным)))
36:26 И этот второй предел, о котором мы будем сейчас говорить, мы называем у себя в группе «Пределом Ходжосона». Термин принадлежит Сергею Шилову. Предел Ходжосона возник сначала в математике, а затем – в физике. Но в физике его возникновение несколько проще прослеживается.
Как вы понимаете, к концу 19-го столетия физика находилась в полной убеждённости, что мир не только познаваем, но и уже ей познан. И тогда, собственно, говорилось среди старших физиков, что заниматься теорфизикой бесперспективно, работы по ней, в общем, закончены. И вот в этот момент стало понятно, что физика созрела до создания Единой Теории Всего. Понятно, что все слова с большой буквы! А для этого всего-то и надо было – объединить между собой электродинамику Максвелла, механику Ньютона, статистическую термодинамику Больцмана и теорию излучения.
Все эти науки были созданы, они существовали по отдельности, все были великолепно подтверждены экспериментально, и ни у кого не было никаких сомнений в том, что всё это – верное знание. И осталось сделать простую работу – соединить все эти кусочки между собой в единое здание. Т.е., грубо говоря, фюзеляж, крылья, двигатели есть, из них осталось собрать самолёт. Для этого нужно время и какое-то количество винтов. И вот физику стали свинчивать.
Первое, что определилось - крайне странное поведение уравнений Максвелла, которые точно были верны. Их уже к этому времени многократно проверили. Но при этом оказалось, что уравнения Максвелла как-то плохо соединяются с механикой. Это постарались не замечать, из соображений того, что да, есть некие проблемы с излучением движущихся зарядов. Ну там видно как-то не так уравнения пишем, разберёмся.
Но после этого произошло второе событие, известная как «катастрофа чёрного тела». Когда попросту говоря термодинамику, теорию излучения и электромагнетизм объединили в одной модельке, задачка оказалась для студента третьего курса, и естественно все очень быстро получили соответствующую формулу. Вся проблема заключалась в том, что в рамках этой формулы любое излучающее тело должно было за очень короткий срок – 10 в минус восьмой секунды – охладиться до абсолютного нуля, отдав всю свою энергию в пространство. Это и называлось ультрафиолетовой катастрофой. За счёт потери энергии на всё более и более коротких длинах волн, любое нагретое тело мгновенно теряет энергию.
Далее начались первые опыты по строению вещества. И в частности сперва появилась моделька атома Томпсона, с которой – слоёный пирог с изюмом – с которой всё было нормально. Но прямой поставленный эксперимент – опыт Резерфорда – чётко показал, что модель Томпсона не верна. Появилась модель Резерфорда: маленькое заряженное ядро, вокруг которого вращаются электроны. Эта модель великолепно описывала результаты эксперимента. Но вот только электрон, будучи заряженной частицей, вращающейся вокруг центра, за те же 10 в минус восьмой секунды обязан был отдать всю свою энергию и упасть на ядро!
В результате физика на какое-то время зависла в очень странном состоянии. Все её модели, по всей вероятности, были верны, но собрать их вместе никак не получалось. Более того, всякая попытка собрать их вместе приводила к заведомо неприемлемым для физического мышления результатам.
Именно здесь возникают две модели. Эйнштейн формулирует принцип относительности, который мгновенно приводит к представлению о изменчивости времени. Ну часть физики пользуется термином «замедление времени», но это не совсем точно. Важно, что время оказывается различно в разных системах отсчёта. Сейчас для нас это привычная мысль, тогда она была крайне неожиданна. Но, так или иначе, к ней физики пришли бы в любом случае. И в этом смысле тот вклад, который сделал Эйнштейн, важный, но он не ломал здание целиком. А вот гипотеза Планка ломала здание целиком.
Причём сам Планк сказал, что гипотеза то его появилась для начала от безнадёжности. От того, что другой идеи ему было не выдумать. Он предложил идею, согласно которой энергия излучается малыми порциями – квантами. И квант может быть излучён и принят только целиком. Это сразу дало правильную картинку для излучения чёрного тела, вообще позволило решить кучу неприятных проблем, например с фотоэффектом, которые до тех пор заметались под ковёр. И начала создаваться вполне себе красивая модель, но эта модель, с самого начала и по сегодняшний день, была не физической. Это великолепно понимали и сам Планк, и Шредингер, но доказали всё это дело Эйнштейн, Подольский и Розен, сформулировав свой знаменитый парадокс. Я сейчас не хочу в него углубляться, хотя это довольно простой материал. Важно, что эксперимент Эйнштейна-Подольского-Розена чётко продемонстрировал то, что квантовая механика является либо наукой, в которой нарушена причинность, либо наукой, в которой нарушена локальность.
Физические модели становятся нелокальными, и возможно влияние элементов между собой, хотя бы они были разнесены непроходимым для света промежутком. Это – квантовая спутанность. Собственно Эйнштейн-Подольский-Розен – это теоретическое предсказание квантовой спутанности. С тех пор мы так с этим делом и живём. Но при этом физику удалось переосновать снова, её переосновали с нуля, получили модель, которая решила предыдущие задачи. И неплохо продвинулись вперёд. Квантовая оптика (лазеры), ядерная энергетика – всё это то, что не могло получиться без квантовой механики. А дальше появилась квантовая теория поля, и в квантовой теории поля вновь совершенно неожиданно возникла та же самая ультрафиолетовая расходимость.
Фейнман её решил, создав метод перенормировки. Но метод перенормировки не имел оснований! Суть метода заключалась в следующем: поскольку все наши результаты бесконечны, я предлагаю вычесть из бесконечности другую бесконечность. У Фейнмана было хорошо с чувством юмора, он сказал: «Знаете, по сути мой метод сводится к тому, что у каждого физического процесса есть бесконечно-большая величина и некая конечная. Так вот – бесконечно большой мы будем пренебрегать, как не имеющей значения». И удалось продвинуться ещё на 10 лет вперёд.
А затем началась модель великого объединения, The Great Unification Theory, и вот тут оказалось, что в ней опять возникает ультрафиолетовая расходимость. И в струнных моделях она возникает тоже. ...Всё то же, с чем физика столкнулась в начале века, снова одолевает нас. Разница только в том, что в начале века это привело к ожесточённейшим дискуссиям, генерации гипотез, и в конце концов, созданию квантовой механики, как большого нового шага развития. Для нас сейчас не важно, верна квантовая механика или нет. Для нас важно понять, что квантовая механика – это уже не физика. Это уже абсолютно другой подход к физическому миру. И тогда, на рубеже 19 -20-го века физика смогла его сделать. Сейчас ей нужно новое переоснование. Но если вы посмотрите физические публикации, вы обнаружите, что в физическом мире царит тишь, гладь и божья благодать. 45:41
Вообще, если считать материалистическую науку основой модерна, то после описанного Переслегиным её распада стоит ли удивляться появлению постмодернизма с его развалом картины мира и отрицанием смыслов? Всё очень логично, как по мне.
Чтобы не перегружать статью информацией, пока поставлю запятую.
