Найти тему
Стас Ладник

Стальной человек

Балканы и их историю, как, наверное, уже понятно, я очень люблю и поэтому следующий блог хочу посвятить малоизвестному, но очень неординарному персонажу – генералу Живоину Мишичу.

О сербской армии и её командующих за пределами Балкан известно достаточно мало. Разумеется, многие наслышаны о генерале Ратко Младиче и его многолетних поисках. Может быть, кто-то даже слышал о широко известном в узких кругах Драгутине Димитриевиче «Аписе», герое блестящего романа Пикуля «Честь имею», знаменитом тем, что организовал и осуществил дворцовый переворот в белградском дворце (конаке), прикончив с группой офицеров короля Александра Обреновича и его жену Драгу Машин, а заодно и ее не в меру зарвавшихся братьев. В любом случае, можно с уверенностью сказать, что о Живоине Мишиче, не вспомнит никто.

Принято считать, что Первая Мировая война не дала миру новых военных талантов, поскольку командование абсолютно всех участвовавших армий не было в состоянии приспособиться к новым методам ведения войны. Например, мой университетский профессор истории приводил весьма показательный пример неэффективности действий сторон в той войне: во время битвы при Сомме франко-британские союзные войска за несколько месяцев боев, с колоссальными потерями продвинулись на расстояние в целых несколько сотен метров. Общим же итогом серии операций, называемых битвой при Сомме, было продавливание (не прорыв даже!) фронта на глубину в 10 км на ширине в 35км при союзных потерях ок. 600 тысяч человек и немецких в 450 тысяч. И это все за 5 месяцев боев. Однако же, были среди участников Великой Войны и командующие, которые сумели показать себя наилучшим образом. Один из таких – наш герой.

Живоин Мишич родился 19 июля 1855 года в селе Струганик, сейчас это самый центр Сербии, а тогда, до присоединения Воеводины, это был север страны, неподалеку от границы с Австро-Венгрией. Мишич, тринадцатый и самый младший ребенок в семье, с детства познал все «прелести» сельской жизни. С шести лет будущий герой Сербии пас овец и коз, которые доставляли мальчику столько неприятностей, что впоследствии, по прошествии почти 60 лет, он даже упомянул об этом в своих мемуарах. Когда читаешь описания бед, приключившихся с Живоином из-за четвероногих, создается впечатление, что ему было легче командовать многотысячными армиями, чем следить за стадом.

Наряду с осуществлением важных стратегических перемещений мелкого рогатого скота с одного пастбища на другое, будущий воевода ходил в начальную школу/ Поскольку школа располагалась в городе Крагуеваце (сейчас он 4й по величине в Сербии, если не считать Косово и Метохию), а Мишич, как уже было сказано, был из села, то ему часто доставалось от местных мальчишек, которые сразу же невзлюбили упертого и гордого селюка. Мишич же не сломался и поступил в гимназию в Белграде, а затем, в 1874 году и в Белградское артиллеристское училище, будущую Белградскую Военную Академию (она, кстати, находится сейчас на улице Павла Юришича соратника Мишича по многочисленным войнам). Учеба в столице была тяжелой, к тому же, во время каждого отпуска юноша отправлялся в родное село, чтобы помочь семье в хозяйственных работах. Во время учебы, Мишич познакомился с двумя другими будущими воеводами (маршалами) Сербии Степой Степановичем и Петаром Бойовичем. Еще во время своей учебы в академии, Мишич в 1876 году, был отправлен на войну против Османской империи 1876–1878 годов, сделавшую Сербию окончательно. Поскольку Мишич не окончил еще академию, то и офицерское звание ему присвоено не было, служил он сержантом. Живоин стал личным адъютантом майора Николая Киреева, русского славянофила, отправившегося добровольцем воевать за освобождение балканских славян. Кирееву понравился разумный и спокойный адъютант и он предложил Мишичу отправиться с ним в Россию после войны, чтобы продолжить военное образование. Живоин согласился, однако этим планам не суждено было сбыться -18 июля 1876 (по новому стилю), Киреев погиб в бою под Раковицей. Разумеется, сербская армия не могла долго противостоять армии огромной Османской империи и к осени уже была на грани катастрофы. Российская империя была вынуждена вмешаться и под её давлением, 1 ноября 1876 года было подписано перемирие. В 1877 уже сама Россия начала разбираться с османами на Балканах при активной поддержке болгар и сербов. Мишич вновь был призван в действующую армию и командовал ротой, однако в боях не участвовал.

В сентябре 1878, Живоин продолжил образование и в 1880 году окончил Военную Академию. Тогда же, Мишич в очередной раз продемонстрировал свой неуступчивый характер, за что схлопотал трое суток гауптвахты. А дело было так. Один офицер сербской армии, Некто Васич, ранее служивший в Австро-Венгрии, серб по происхождению, майор по званию и по всей видимости, большая свинья, по жизни, стал издеваться над сербской армией и ее солдатами. Мишич естественно не стерпел и заявил: «Господин майор, я не могу позволить Вам высказываться о нашей армии в таком тоне! Если в австро-венгерской армии все так хорошо, как Вы рассказываете, никто вас не тащил оттуда силой!» Васич оказался злопамятным и на Мишича настучал, Мишич получил свои трое суток губы, а про Васича военная история более не упоминает.

После окончания академии, согласно указанию Военного Министерства, каждый выпускник имел право подать прошение о месте дальнейшей службы. Все выпускники воспользовались эти правом, за исключением нашего героя и Михайло Живковича. Последние заявили, что служить будут там, где потребуется. Живкович, между прочим, в сербской истории персонаж не менее знаменитый, чем Мишич. Он был одним из ведущих военных теоретиков Сербии. В 1908–9 годах был военным министром Сербии, а в Первую Мировую - начальником обороны Белграда. На этой должности он прославился своим феерическим ответом на предложение австрийцев о капитуляции. Анри Барбюс (да, именно автор известного антивоенного романа «Огонь), работавший военным корреспондентом на Балканах в годы ПМВ, описал это с блестящим французским юмором:

«Суровый генерал Мишель Живкович не затруднил себя долгим ответом (в ответ на предложение сдаться): «Idi ou p.... materinou» - воскликнул он взбешенным тоном. Я в свою очередь не стану дословно переводить на французский этот сколь краткий столь и энергичный ответ, которым он посоветовал австрийскому генералу «вернуться в лоно своей матери».

После окончания академии Мишич некоторое время служил в гарнизоне в Прокупле, а затем его 7й пехотный батальон был переброшен в Белград, куда Живоин, несмотря на офицерский чин, прошел пешком вместе солдатами своей роты. В Белграде же, в 1881 году после военных маневров князь Милан Обренович (он, кстати, единственный, наверное, правитель в истории, которому его же подданные всей страной насобирали денег на взятку, чтобы он отрекся от престола и никогда больше в стране не появлялся) давал офицерский бал. Это был первый бал Луизы Крикнер (или же, в оригинальном немецком произношении – «Крюхнер»), дочери влиятельного немецкого предпринимателя Фридриха Крикнера. Почти весь вечер девушка танцевала с молодым поручиком. Мишич влюбился в красивую и умную барышню и попросил у отца её руки. Естественно, богатый предприниматель, да еще и протестант по вероисповеданию, отказал простому православному лейтенанту Мишичу, однако и тут Живоин проявил свой знаменитый характер и невзирая даже на отсутствие приданного (тогда это было немаловажно) в 1884 году тайно обвенчался с Луизой в Вознесенской церкви Белграда. Сам человек невероятной воли и как выразился о нем один сербский историк «кремен-камен характера», Мишич и жену себе выбрал такую же. Луиза безропотно переносила все тяготы гарнизонной жизни (за время их брака Мишич сменил 8 гарнизонов), бедность Живоина и многочисленные опалы и неприятности, которые сыпались на её мужа из-за его прямого и непримиримого характера. Живоин и Луиза прожили в браке 47 лет (до смерти Мишича в 1921, Луиза же прожила 91 год и скончалась в 1956 году) и воспитали 6 детей.

Мишичу не удалось в полной мере насладиться обществом молодой жены. Он почти сразу вернулся в гарнизон и продолжил впечатлять окружающих несгибаемой волей. В мае 1885 Живоин серьезно заболел (подозревали туберкулез) и получил от начальства приказ передать командование батальоном другому офицеру, самому же Мишичу было предписано отправиться на лечение. Ответ Мишича начальству был таким: «Из батальона меня можно будет удалить только силой оружия». После такого ответа приказ был отменен.

В сентябре 1885 году Милан Обренович, к тому времени уже король (он провозгласил Сербию королевством в 1882 году), вообразил себя суперменом и предпринял нападение на Болгарию (еще бы не вообразить, когда во время своих многочисленных турне по «цивилизованной» Европе ему удалось даже разделить ложе с Дженни Джером – женой Министра по делам Индии Рэндольфа Черчилля и матерью Уинстона Черчилля). Болгарам, которым русские офицеры, во главе с Михаилом Дмитриевичем Скобелевым, оставили наследство в виде прекрасно обученной армии, потребовалось ровно 2 недели (с 14 по 28 ноября), чтобы разбить войска Милана, который еще и додумался лично встать во главе армии(боевым генералам, как кстати и всему населению страны, он не доверял, поскольку был фанатичным австрофилом и западником, а какая страна у сербского народа пользуется наибольшими симпатиями, я думаю напоминать не нужно). Сами боевые действия наш герой описал весьма точно: «Мы отправлялись на эту войну, как крестьяне на свадьбу – без всякой предосторожности».

После войны с Болгарией, Живоин успешно продвигался по служебной лестнице, командовал ротой, батальоном. Также после войны Живоина наградили Таковким крестом 5й степени, что говорит еще и о доверии к нему со стороны правящей династии, ведь эта награда была учреждена Михаилом Обреновичем, предшественником Милана именно в память о восстании 1815 года против турок, которое возглавлял их предок Милош Обренович. Когда же к власти вновь пришла династия Карагеоргиевичей, награда была упразднена. В 1887 году Мишич отправляется в соседнюю Австро-Венгрию для повышения квалификации. Там он в очередной раз отличился и был награжден Австро-Венгерским Крестом за военные заслуги. Кстати, во время обучения в Австро-Венгрии, Мишич поучаствовал в соревнованиях по стрельбе, которые выиграл (Мишич был фанатом военного дела и блестяще стрелял), однако организаторы соревнований прокатили Мишича с наградой, вручив золотые часы, положенные победителю, австрийскому офицеру. В октябре 1888, Мишич отправляется на курсы в Академию генштаба Сербии. Примечателен этот эпизод тем, что преподавал на этих курсах Радомир Путник, а сокурсниками Мишича были Степа Степанович и Петар Бойович. Все четверо, впоследствии станут воеводами (звание, соответствующее нашему маршальскому), причем больше этого звания в сербской армии не получит никто.

Впоследствии, Мишич был переведен в Генштаб, некоторое время командовал полком, пехотной бригадой, занимал пост начальника штаба Дринской дивизионной области. В 1898-1904 годах преподавал стратегию в Военной Академии в Белграде. В это время Мишич часто печатается в различных сербских и зарубежных военных изданиях, пишет учебник по своему профильному предмету, переводит работы ведущих немецких, французских и российских военных экспертов. Однако спокойное течение жизни полковника Генерального Штаба было прервано дворцовым переворотом 1903 года. Группа офицеров под руководством другого полковника Драгутина Димитриевича «Аписа» ворвалась во дворец короля Александра Обреновича (достойного сына своего отца Милана), расстреляла там самого короля и его жену Драгу Машин, после чего зачем-то порубила трупы саблями и выкинула то, что осталось с балкона спальни. На престол был возведен Петр Карагеоргиевич (личность, надо сказать, весьма достойная), а государством незримо стала управлять организация «Слобода или Смрт», больше известная под простым и милым названием «Црна Рука» ( «Черная Рука») с незабвенным Аписом во главе.

Разумеется, начались чистки офицерского состава сербской армии. Догадайтесь, кто первым угодил в список «неблагонадежных»? Совершенно, верно, полковник Генерального штаба и один из ведущих военспецов маленького, бедного, беспомощного, но очень гордого гос-ва – Живоин Мишич. Мишич попал под подозрение из-за своих частых встреч с королем Александром Обреновичем, который очень ценил начальника штаба пограничной с Австро-Венгрией, а потому и стратегически невероятно важной, Дринской дивизионной области и его мнение по военно-стратегическим вопросам. Стоит заметить, что Мишич никогда не заискивал перед королем и не раз вызывал страшное неудовольствие и нарекания Александра. В общем, в марте 1904, в возрасте 49 лет Мишича «ушли» на пенсию в чине полковника Генштаба и заместителя его начальника, генерала Радомира Путника. Формальным поводом к отставке послужило, только не смейтесь, письмо дочери Мишича. В котором она, пересказывая слова своего отца, весьма нелицеприятно отзывалась об офицерах, участвовавших в перевороте. Таким образом, из-за глупости и тщеславия заговорщиков, сербская армия лишилась одного из лучших своих офицеров. Опала Мишича не ограничилась простым увольнением со службы. Офицерам и солдатам было запрещено приветствовать бывшего полковника и даже вступать с ним в разговоры. Свои чувства по этому поводу Живоин Мишич со сдерживаемой горечью описывает в своих неоконченных мемуарах: «Воистину, было удивительно, а часто и смешно, смотреть на поведение некоторых офицеров-заговорщиков, многие из которых были моими ученикам. Во время случайных встреч со мной они обыкновенно задирали голову, закладывали руки за спину и посвистывая проходили мимо, делая вид, что никогда меня не знают». Вишенкой на торте стало то, что должность Мишича занял бывший муж убитой королевы Драги и участник заговора – Александр Машин. Помимо нравственных испытаний, Мишичу пришлось столкнуться и с испытаниями материальными, ведь нужно было кормить семью, а кроме офицерского жалования, других источников дохода он не имел. Думаю, не стоит говорить, что человек такого склада, как Мишич не сломался и с честью выдержал испытание: вместе с несколькими товарищами по несчастью, изгнанными из армии после переворота, Живоин основал типографию. Типография прогорела (постаралась добрая власть), однако Мишич догадался в другой типографии издать свою книгу «Стратегия», разошедшуюся мгновенно и принесшую ему 20 000 динаров, позволивших его семье спокойно пережить следующие два года. Однако же деньги имеют свойство заканчиваться и пришлось влазить в долги. При этом офицерской чести и самолюбия Мишич не утратил, и когда в 1907 военный министр Путник предложил ему вернуться на службу, Мишич поставил условием возвращение ему звания. Путник ответил, что вернуть звание сразу не сможет, но по прошествии времени, полковника Мишичу вернут. Как я понимаю, Мишич почти согласился, но в это время вышел королевский указ о присвоении генеральских званий Михайло Живковичу (однокурснику Мишича по Военной Академии) и Павлу Юришичу, до ухода Мишича на пенсию уступавших ему в звании. И несмотря на свое бедственное положение, Живоин отказался возвращаться.

Снимая мундир, расстроенный офицер был уверен, что никогда больше его не наденет, однако же начало 20-го века было богатым на разнообразные военные конфликты и особенно на Балканах. В 1908 году, Австро-Венгрия, оккупировавшая Боснию и Герцеговину в 1878 (это была плата, полученная от России за невмешательство в войну с Османской империей 1877–78), предприняла аннексию этой территории. Надо сказать, что ничего хорошего это не принесло ни Австро-Венгрии, ни Боснии и очень взволновало сербов, которые считали эту территорию своей и очень болезненно воспринимали присутствие там австро-венгерских войск и администрации. Большинство в руководстве Сербии считали, что война с северным соседом неизбежна. В начале 1909 года в дом Живоина Мишича явился жандарм с письмом, предписывающим Мишичу немедленно явиться в Генштаб и извещавшим Живоина о восстановлении его на службе. Его, кстати, восстановили в том же звании, что и до пенсии, и в должности помощника начальника генштаба, а вернуться уговорил тогдашний военный министр Сербии, упомянутый уже Михайло Живкович. Надо заметить, что за время отставки, порог дома Мишича не пересек ни один (!) офицер. Так же интересно и то, что в здание Генштаба Мишич явился в гражданском, поскольку мундир пришлось продать, чтобы свести концы с концами. Что интересно, для восстановления Мишича в должности понадобилось 3 указа, которые и были опубликованы в газетах: 1) Мишич переводится в резерв (напомню, его же уволили со службы) 2) Из резерва Мишича восстанавливаю на действительной службе и 3) Мишич назначается помощником начальника Генштаба Путника. В общем, когда надо для дела, любой закон обходится.

Короля Петра весьма интересовало мнение Мишича о возможной войне с Австро-Венгрией и шансах Сербии в этом конфликте. Многие из бывших заговорщиков советовали Петру издать указ о мобилизации, однако Мишич (и это сразу после восстановления на службе и опалы) не побоялся заявить королю, что на данный момент у сербской армии нет ни единого шанса в войне против одной из Великих Держав. Конечно же такой ответ добавил Мишичу врагов среди квасных патриотов, однако король, сам участник войн 1876–78 годов, был человеком опытным и рассудительным и с Мишичем согласился. Война с Лоскутной Монархией была отложена.

И все же, долго мир для Сербии не продлился. Уже в 1912 году таланты Мишича, как военного стратега снова были востребованы – начались Балканские войны. На тот момент Османская империя, «больной человек Европы» была уже не просто больна, а находилась на последнем издыхании, чем и решили воспользоваться несколько балканских государств: Сербия, Болгария, Черногория и Греция. Искуснейшему дипломату Милану Миловановичу удалось-таки склонить болгар к союзу с Сербией и 8 октября 1912 года началась Первая балканская война. Подготовкой к войне занимался как раз Живоин. Путник был назначен министром обороны, а Мишич занял его место начальника Генштаба. В этом качестве он и провел переговоры со своим болгарским коллегой Иваном Фичевым. Фичев, видимо, отличался достаточно своеобразным чувством юмора и после успешного завершения переговоров сказал Мишичу: «На этой войне мы либо оба прославимся, либо будем повешены, я в Софие, а Вы – в Белграде». Действия Мишича и всего сербского Генштаба можно описывать очень долго, скажу лишь, что венцом удачных операций сербских войск стали знаменитая Кумановская битва, в которой 120тысячное сербское войско на голову разбило 180тысячную Западную (Вардарскую) Армию Зеки-паши. Разрабатывали план битвы глава Генштаба воевода Радомир Путник и его доблестный заместитель – Живоин Мишич, который после этого сражения был возведен наконец-то в звание генерала. Сербам удалось не только разгромить османов, но и не допустить воссоединения остатков Вардарской Армии со свежими силами, в частности в Битве под Битольем (Манастиром). Анри Барбюс, отмечал впечатляющие действия сербской артиллерии и конечно же выносливость и храбрость солдат пехоты. Очевидец тех событий, впоследствии профессор Военной Академии Белграда, а тогда – офицер Генштаба генерал Живко Павлович писал о Мишиче: «В самые тяжелые мгновения, своим оптимизмом и твердостью характера он (Мишич) поддерживал Путника в уверенности в счастливом для сербской армии исходе войны.» Благодаря победе под Кумановом турки были окончательно изгнаны из Балкан. В то же самое время Мишич, благодаря своему характеру, умудрился нажить себе очень влиятельного недоброжелателя – наследника престола принца Александра Карагеоргиевича. Во время одной из операций Мишич узнал, что начштаба Первой Армии, которой командовал сам принц, любимец Александра, генерал Петар Бойович, командовал действиями своих войск с расстояния 45 км от линии фронта. Мишич, будучи замначальника генштаба пришел в бешенство от такой «дисциплины» и немедленно позвонил Бойовичу по телефону выдав следующее: «Где ты видел, чтобы в такой важной операции, командование войсками осуществлялось с расстояния 45 км?!» Бойович попытался оправдаться тем, что в расположении армии находится наследник престола и что он (Бойович) не хочет подвергать Александра опасности артиллерийского обстрела. Мишича такие оправдания абсолютно не тронули, и он приказал Бойовичу и Александру поспешить и приблизиться к войскам на положенное расстояние.

Первая Балканская война окончилась поражением Османской Империи и Лондонским мирным договором. Согласно этому договору, страны-победительницы должны были самостоятельно разделить отгрызенные ими у Порты территории. Договор, разумеется, никого не устроил (кроме, разумеется, албанцев, которые ни с того ни с сего разжились своим собственным государством). Сербия и Болгария решили обратиться к российскому императору, как к арбитру. На первый взгляд решение логичное. Однако стороны не дождались приговора царя-батюшки. И в Белграде, и в Софии, были весьма неудовлетворены территориальными приобретениями – хотели все и сразу. Националисты в обеих странах, разумеется, не подумали о том, что двум молодым славянским и православным государствам, было бы лучше держаться вместе. В конечном итоге, болгары, подстрекаемые Австро-Венгрией, открыли боевые действия, причем без объявления войны. Как писал британский посол в Петербурге Джордж Бьюкенен: «Болгария была ответственна за открытие враждебных действий, Греция и Сербия вполне заслужили обвинение в преднамеренной провокации”. Сербский генштаб от такого развития событий впал в ступор чуть ли не в полном составе. Даже Радомир Путник склонялся к тому, чтобы издать приказ об отступлении с занятых сербами позиций. Холодную голову сохранил конечно же Мишич, он, вопреки мнению большинства, настаивал, что отступление нецелесообразно и что оно лишь укрепит боевой дух наступавшей болгарской армии и подорвет моральное состояние сербов. Сумел он убедить в своей правоте и Путника. В девятидневной битве на реке Бригальнице сербы одержали решительную победу, во многом благодаря хладнокровию и правильным решениям помощника начальника генштаба. Упомянутый Анри Барбюс, бывший военкором во время боевых действий, писал: «Верховное командование – это Путник и Мишич, Путник, очень вдумчивый человек и ничего не оставлял без внимания. Если же Путник все же чего-то не замечал – это не укрывалось от внимания его заместителя Мишича».

После окончания Второй Балканской войны Мишич был вновь отправлен в отставку после того, как министр обороны Милош Божанович (кстати, один из участников переворота 1903 года), непонятно по какой причине обвинил его в халатности во время восстания албанцев в Македонии и нападения на расположение сербских войск. Причем в личной беседе, Божанович так и не смог объяснить Мишичу в чем конкретно заключалась вина последнего. В общем, расклад понятен: когда нужно было воевать грамотный и толковый генштабист был необходим, как воздух, а когда пришло время пожинать плоды победы – он был уже не нужен. Поговаривали, что к отставке Мишича приложил руку лично Апис, который на дух не переносил генерала. Ещё более унизительной отставку сделал и тот факт, что Мишич узнал о ней из газет…

Апис же сотоварищи продолжали свои фокусы: во время посещения столицы Боснии Сараево, наследником престола Австро-Венгрии эрцгерцогом Фердинандом на него и его морганатическую жену, чешку Софию Хотек, было организовано покушение. Эрцгерцог был выбран объектом покушения неслучайно. Несмотря на то, что особой любви к славянам сей персонаж не питал, он был реалистом и понимал, что для сохранения государства нужно пойти на политические уступки многочисленному славянскому населению лоскутной монархии, поскольку чехи (75% всей промышленности Австро-Венгрии было сосредоточено в Богемии и Моравии), поляки, хорваты, сербы и т.д., начинали играть все более заметную роль в общественной жизни страны и их устремления уже нельзя было игнорировать. Эрцгерцог предлагал, в частности, сделать Австро-Венгрию тройственной монархией. Такой ход, естественно, понижал шансы на отделение южных славян и образование ими отдельного независимого государства, что было голубой мечтой Аписа и его соратников. Именно поэтому Фердинанд и был избран жертвой теракта.

Акция больше напоминала театр абсурда или голливудскую комедию, чем хорошо спланированную операцию. Как пишет об этих событиях современный английский историк и специалист по Балканам Миша Гленни: «Самое удивительное в этом покушении – это то, что оно удалось.» И действительно, фанатики-националисты из «Черной Руки» умудрились подобрать прекрасную группу из шестерых неудачников(трое из которых еще и были больны туберкулезом): Гаврилы Принципа (он-то и убил Фердинанда и Софию), Неделько Чабриновича (он был первым, кто попытался осуществить покушение, но промахнулся бросая гранату в автомобиль, двигавшийся со скоростью пешехода, от взрыва погиб водитель третьей машины и полицейский из толпы сопровождавших, промахнувшись Чабринович попытался отравиться цианистым калием, однако не то яд не подействовал, не то белградское начальство сэкономило и снабдило его чем-то другим, однако Чабринович не сумел даже совершить самоубийство), Данило Илича, Велько Кубриловича, Трифко Грабежа (великолепная просто фамилия) и Мишко Йовановича. Апис и его верный помощник Воислав (Воин) Танкосич снабдили этих горе-вояк оружием и отправили на подвиги. Разумеется, что ничего хорошего такая идиотская и неоправданно жестокая акция, не принесла: покушавшихся арестовали, приговорили кого к повешению, а кого к длительным тюремным срокам (все умерли в тюрьме), ну а в Сараево случился грандиозный сербский погром.

Политические же последствия были куда более серьезными: Австро-Венгрия наконец-то получила повод к войне против Сербии (такая операция начальником генштаба Конрадом фон Гетцендорфом почиталась чем-то сродни легкой прогулке) и предъявила правительству Пашича ультиматум, который ни одно суверенное гос-во принять не могло. Сербы согласились со всеми пунктами ультиматума, кроме одного: «Провести расследование против каждого из участников сараевского убийства с участием в расследовании австрийского правительства.» Австрийцы посчитали ответ отказом и начали боевые действия.

В это время Мишич находился в Прокупле (где и начал свою гарнизонную службу), куда переехал после отставки (жизнь в Белграде была его семье не по карману). Думаю, что никто не удивится, узнав о том, что о Мишиче тут же вспомнили, умница-генштабист вновь был нужен. Причем в тот момент Мишич был нужен, как никогда, поскольку начальник Генштаба, Путник на момент начала боевых действий возвращался в Сербию после лечения (он был тогда уже очень пожилым человеком) и находился в австрийском порту, так что австрийцы вполне могли еще и не пропустить его обратно. Однако не то по недоразумению, не то по беспечности, австрийцы Путника не задержали и начштаба возвратился домой и преступил к своим обязанностям. Своим заместителем он сделал конечно же генерала Живоина Мишича.

Как я уже говорил, в Австро-Венгрии война с Сербией воспринималась, как карательная экспедиция, однако, не срослось. Уже в августе (ультиматум был предъявлен Сербии в июле) 6-я австро-венгерская армия под руководством фельдмаршала Оскара Потиорека (он, кстати, был австрийским военным губернатором Боснии и отвечал за безопасность эрцгерцога в день убийства) получила очень сильный щелчок по носу на реке Дрине. 180тысячное сербское войско, под руководством генералов Степановича и Юришича гостеприимно встретило своих австрийских оппонентов, в количестве 250 тысяч солдат, австрийцы вынуждены были отступить, ну а сербы по-хорошему обнаглели настолько, что даже отважились на контрнаступление, которое, впрочем, было не под силу небольшой армии, да еще и обескровленной почти непрерывными трехлетними боевыми действиями. По рассказам очевидцев, в дни Церской битвы Мишич вообще не спал – был занят планированием операций. Между прочим, Цера была первой союзной победой в Первой Мировой. Кстати, после поражения в Церской битве, «цивилизованные» европейцы выместили свое бешенство на сербском гражданском населении. Именно тогда в Сербию прибыл швейцарский ученый, доктор Арчибальд Рейсс, один из основоположников современной криминалистики. Рейсса пригласило правительство Сербии для того, чтобы задокументировать преступления австро-венгерской армии против мирного населения. Рейссу в Сербии очень понравилось, он добровольно вступил в сербскую армию и провел остаток жизни на Балканах. Говорят, что очень любил сливовицу, потому и остался.

Однако же австрийцы не успокоились, перегруппировали свои силы и пользуясь существенным численным и материальным преимуществом двинулись в очередное наступление. Им в конце концов с серьезными потерями удалось форсировать Дрину и поставить под угрозу Белград. К тому же, ко всем радостям жизни, командующий Первой Сербской армией Петар Бойович был тяжело ранен и не мог эффективно командовать войсками. Путник в тот момент уже был почти уверен в неспособности Сербии сопротивляться австрийцам, однако он все же назначает командующим Первой армией генерала Живоина Мишича. Мишич приехав в расположение армии, видимо ужаснулся, поскольку армией то, чем он должен был командовать, было только на бумаге. Отступали сербы в ужасающем беспорядке, вперемешку с гражданским сельским населением и домашними животными. В общем, бардак был чудовищный. Однако назначение Мишича было просто идеальным выбором. Не в последнюю очередь потому, что фронт Первой Армии пролегал в родных для Мишича местах. Прибыв в расположение армии, Мишич пришел к выводу, что те, вопреки всему его подчиненные не утратили воли к сопротивлению, однако чрезвычайно утомлены и физически, и психологически. Мишичу удалось превратить беспорядочное бегство в правильное отступление. В то время до руководства Сербии вдруг дошла мысль, что в войне ещё не все потеряно и что есть шанс еще побороться с австрийцами, посему Мишичу было приказано удерживать занимаемые армией позиции любой ценой (опасались сдачи Белграда). Живоин же, убежденный в том, что его войскам нужна передышка и перегруппировка, волевым решением увел армию с позиций в горный Миланевац и потерял соприкосновение с противником. В Генштабе были просто в бешенстве, поскольку Мишич вопиющим образом проигнорировал 3(!) приказа о возвращении на позиции. Когда Путник в очередной раз потребовал от Мишича исполнить приказ, генерал ответил: «Я не буду слушать никого в то время, когда выполняю миссию. За которую несу ответственность! Я приказал отступать и настаиваю на этом. Можете передать командование кому хотите, но пока я командую армией, будет так, как я считаю лучшим для нашей страны!» - после чего попросту швырнул трубку. И вновь командованию пришлось отступить перед непоколебимой волей Живоина: Путник к чести своей, оказался человеком немалой проницательности и не только не стал принимать меры по отношению к Мишичу, а еще и утвердил его план (Мишич причины своего приказа подробно изложил в письменном виде, и Путник согласился). Дальнейшие события показали полную и безоговорочную правоту Живоина Мишича. Отдохнувшая и перегруппированная сербская армия, а точнее три армии, под командованием уже известных Мишича, Юришича и Степановича, в пух и прах расколотила ничего не ожидавшего противника и не только освободила Белград, но и полностью очистила территорию Сербии от солдат противника, кроме, разумеется, трупов и пленных. Александр, ставший к тому времени регентом, как и Путник усмирил на время свою злопамятность и не вспомнил Мишичу отповеди во время балканских войн, а напротив, издал указ о присвоении Мишичу звания воеводы объяснив свое решение так: «Я отдаю должное человеку, который не потерял голову тогда, когда другие уже это сделали».

Между тем тучи над сербами сгущались. В ходе следующей компании Сербия подверглась нападению сразу трех армий: немецкой, австрийской и болгарской. Тут уж сербам пришлось отступать. Белград защищали до последнего, особенно отличился батальон майора Драгутина Гавриловича. Именно о нем шведские металисты «Сабатон» написали песню «Last Dying Breath». Гавриловичу приписывают впечатляющую речь, которой он вдохновлял своих подчиненных на защиту города:

«Солдаты, ровно в 15 часов неприятель должен быть разбит вашей стремительной атакой, уничтожен вашими снарядами и штыками. Образ Белграда, нашей столицы, должен быть светлым. Воины!
Герои! Верховное командование вычеркнуло наш полк из числа войск.
Нашим полком пожертвовали ради чести Белграда и Отечества.
Вы можете больше не беспокоиться о ваших жизнях, они больше не существуют.
Поэтому вперед, во славу! За короля и Отечество!
Да здравствует король, да здравствует Белград!»

Сам Гаврилович был в ходе боев тяжело ранен, однако выжил и дожил до Второй Мировой. Во время нацистской оккупации, он не пошел на сотрудничество с нацистами, за что и угодил в концлагерь, в котором и провел всю войну, выйдя на свободу уже тяжело больным человеком. 19 июля 1945 года, через 10 дней после возвращения домой из лагеря полковник Гаврилович скончался.

Кто бы сомневался, что союзники во главе с Великобританией и пальцем не пошевелили, чтобы помочь Сербии, принявшей на себя первый удар тройственного Союза. Отступление было страшным: сначала на юг до Охридского озера, а затем на запад в направлении на Адриатическое море, причем все это зимой 1915–16 годов по горам и в боевой выкладке. До сих пор историки и военные специалисты восхищаются этим маневром, называемым в сербской историографии «Албанской Голгофой» и в один голос утверждают, что только упрямый и выносливый сербский солдат мог выдержать такое. Французский маршал Жоффр говорил, что отступление сербской армии и обстоятельства при которых оно было произведено – самое страшное, что случалось в истории человечества. Мишич, вместе со Степановичем и Юришичем, предлагал осуществить контрнаступление, однако их смелый план был отвергнут Ставкой Верховного Командования, и полководцы вынуждены были подчиниться. Непобежденная, а лишь отступившая армия была переправлена на остров Корфу, где подверглась многочисленным лишениям (союзники не имели времени и физической возможности обеспечить размещение такого кол-ва народа одновременно).

На Корфу Мишич в очередной раз вступил в конфликт с начальством, причем в данном случае он по-настоящему плюнул на субординацию и дал волю своим амбициям. В знак протеста против назначения Петара Бойовича (младшего по званию). Однако уже в 1916 году отдохнувшая и осуществившая мобилизацию сербская армия была переброшена на Солоникский фронт, где Мишич встал во главе сербской первой армии, командующим же всем сербским войском был назначен воевода Петар Бойович, вместо ушедшего на пенсию и умершего в 1917 году Радомира Путника. В 1918 году Мишич стал Начальником Генштаба Сербской армии (Бойович не сумел договориться с руководством союзников и был отправлен, по своему желанию, командовать первой армией, таким образом между ними вновь произошла рокировка) и именно под его руководством был прорван Салоникский фронт и пленен немецкий фельдмаршал Макензен, тот самый, который командовал вторжением в Сербию в 1915. Сербы в общем и Мишич, в частности, отличились и на этом театре боевых действий. Командующий фронтом французский маршал Франше д'Эспре вообще пребывал в полном восторге от сербских солдат и командования и всегда утверждал, что гордится тем фактом, что воевал с ними бок о бок. А вот немецкий кайзер Вильгельм II, был куда менее благодушен, в своей телеграмме королю Болгарии и своему родственнику Фердинанду он писал: «62 тысячи сербских солдат решили исход войны: ПОЗОР!».

После войны Мишич остался во главе Генерального штаба новообразованного Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев. Оставался Мишич на этом посту до 1921 года. Разумеется, учитывая характер Мишича в отставку он вышел со скандалом. В мае 1920-го года принц-регент Александр явился в кабинет Мишича и спросил его о каком-то не очень важном деле, удивленный Мишич ответил, что сейчас же вызовет адъютанта и принцу-регенту будет предоставлена исчерпывающая информация об интересующем его предмете. Александр закусил удила и выразил свое недовольство тем, что Мишичу неизвестны все интересующие принца-регента подробности. Мишич ответил, что интересующее Александра дело не является настолько важным, чтобы Начальник Генштаба знал и помнил все его детали. Александр взбесился: «Как это может быть мелочью, когда я спрашиваю об этом деле?! Да что Вы вообще знаете?! Ничего!» Мишич с присущим ему достоинством и смелостью ответил: «Кто бы об этом не спрашивал – это мелочь! А если Вы после Куманова, Битоля, Брегальницы Колубары и Коймакчалана считаете, что я ничего не знаю, то вам следует найти на эту должность того, кто знает больше, а мне здесь более не место!»

Годы службы, битв и нервных испытаний не прошли для прославленного воина даром, здоровье его было подорвано и 20 января 1921 года Живоин Мишич умер в санатории в Белграде в возрасте 66 лет. В последний день жизни у Мишича была сильная лихорадка, но даже в беспамятстве и бреду, воевода не забыл о своей службе и, по-видимому, вспоминал об одной из военных операций, его последними словами были: «Общая ситуация хорошая, они отступают…». После смерти Живоина Сербия погрузилась в траур, похоронная процессия славного воеводы была длинною в несколько километров.

Как уже было сказано, супруга Мишича, Луиза, пережила мужа на 35 лет. У них было 6 детей (трое дочерей и трое сыновей). И судя по их биографиям, Луиза и Живоин, были еще и правильными родителями. Судите сами, старший сын, Радован Мишич, родился в 1887, участвовал в Балканских войнах, причем не в штабе под опекой отца, а в кавалерийской дивизии, вместе с которой участвовал в Кумановской битве. В начале Второй Мировой, вновь был мобилизован, уже в звании подполковника, попал в плен, проведя в концлагере 4 года. Умер в июле 1945. При этом, напоминаю, мать Радована – немка, то есть он имел полное право претендовать на статус фольксдойче, однако совершенно сознательно отказался от подобной сомнительной чести.

Еще один сын – Александр, также прошел Балканские войны и ПМВ. Нападение нацистов на Югославию он встретил, будучи майором в отставке. Оккупацию он не принял и коллаборантом не стал (опять же, все возможности стать фольксдойче у него имелись). Александр примкнул к четникам Дражи Михайловича (это что-то вроде сербских белогвардейцев) для оказания сопротивления захватчикам. Во время операции нацистов по захвату Михайловича, Мишич, вместе с братом Воиславом и еще одним четником Иваном Фреглом был схвачен и выдал себя за Дражу. 17 декабря, 1941 был расстрелян… После убийства сына Луиза сменила протестантство на православие, приняв имя Магдалена, заявив, что после убийства Александра из неё вылилась немецкая кровь.

Младший сын, Воислав Мишич, 1902 года рождения, также принимал участие в сопротивлении нацистским захватчикам, но на стороне партизан Тито. Когда началась ПМВ, мальчику было 12 лет и отец отправил его в кадетский корпус в Россию. Там он стал свидетелем обеих революций, а затем присоединился к отцу в Салониках в июле 1918. Поскольку добраться до Балкан коротким путем было невозможно, то Воиславу пришлось проехать всю Сибирь и Дальний Восток. После возвращения на Родину отец отправил Воислава учиться в Итонский колледж в Лондоне, где юноша увлекся агрономией. Воислав не пошел по стопам отца и братьев и поступил на гражданскую службу. В 1928 он женился на Любице, дочери банкира из Панчево. Принципиальный, как и отец, Воислав не стал работать клерком в банке у тестя, а переехал, в Александрово (это Македония, рядом с Куманово, где за 15 лет до этого блестяще воевал его отец). Там Воислав работал по прямой специальности агрономом и несколько раз был избран председателем местной общины. Вероятно, увиденное в России повлияло на Воислава и он, в отличие от старших братьев, становится сторонником коммунистических идей. При этом, отношения с братьями у него остаются теплыми. Он находился в семейном доме в Струганике, вместе с Александром, когда тот был схвачен нацистами. На тот момент Воислав – член компартии Югославии. Оставить коммунистов и вступить в ряды четников его уговаривали и брат, и сам Дража Михайлович – Воислав отказался. Воислав также попал в плен, но сумел бежать и позже был захвачен гестапо. От смерти его спасла Луиза, явившаяся к командующему немецкими войсками в Сербии генералу Паулю Бадеру с мемуарами немецкого фельдмаршала Макензена, который отмечал благородство и хорошее обращение с пленными немцами её мужа, Живоина Мишича. Бадер оценил и Воислава освободили. После освобождения младший Мишич вновь примкнул к партизанам, дослужился до капитана Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ), вернулся в Белград, где вновь начал работать по специальности (проектировал парки). В 1948 году, после знаменитого разрыва отношений между Югославией и СССР, Воислав, как возможный симпатизант СССР был арестован и отправлен в печально известный лагерь Голи-Оток (Голый Остров). Однако после 3.5 лет тюрьмы Воислав был официально освобожден, реабилитирован и восстановлен в партии. После освобождения работал по прямой специальности, а также преподавал на лесотехническом факультете Белградского университета. Скончался Воислав Мишич в 1974 году.

Про дочерей Живоина и Луизы известно очень мало и особенно интересных подробностей мне раскопать не удалось.

Заслуги Живоина Мишича перед своей страной переоценить невозможно, нет сомнений, что это самый выдающийся военачальник в истории Сербии и один из самых подготовленных и расчетливых командующих в новейшей военной истории. Его профессионализм и блистательные личные качества заслуживают огромнейшего уважения и восхищения. В дополнение к этому, глядя на судьбы его сыновей, можно сказать, что Живоин и Луиза сумели передать им свою стойкость и достоинство, воспитав адекватных и порядочных людей.