Предыдущая часть:
Там же в конце статьи ссылки на пред-предыдущие части.
Три великих события кампании 1822 г. — резня в Хиосе, экспедиция в Эпир и турецкое вторжение на Пелопоннес — произошли совершенно независимо друг от друга. Благодаря невероятной смеси удачи со стороны греков и некомпетентности со стороны турок революция одержала победу в этой первой попытке османского правительства укрепить свою власть.
К зиме 1822–1823 годов Пелопоннес прочно оставался в руках греков, за исключением крепостей Патры (и ее дочерних замков Румели и Мореи), а также Корона и Модона. На западе в руках греков оказалась и Этолия, а на востоке большая часть территории южнее Фермопил. В море, в водах вблизи материковой Греции, турецкий флот оказался не в состоянии повлиять на ситуацию.
И вот тут стоит сказать обидное. Именно капитаны сделали это возможным. Именно Колокотронисы уничтожили турецкую армию, применив традиционные методы нападения из засад. Одиссей выжил как независимый правитель благодаря искусному двурушничеству. Капитаны запада уничтожили армию, атакующую Миссолонги. Хваленые европейские военные методы, которые казались столь превосходными, привели (хотя и к несчастью) только к катастрофическому поражению. Теперь не было даже кадров для регулярной дисциплинированной силы.
У двух турецких армий, а также в Афинах и Навплии была захвачена огромная добыча, но она полностью досталась военачальникам. Европеизированные греки правительства потерпели неудачу почти во всем, что они намеревались сделать. Военная репутация франков была подорвана. Колокотронисы, Одиссей и бесчисленное множество меньших людей утвердились так, как хотели с самого начала: они изгнали турок и захватили их земли; теперь они были готовы наслаждаться статусом богатых успешных военачальников, управляющих своими регионами по своему усмотрению и не подотчетных никому, кроме самих себя. Идеал создания возрожденного национального государства с регулярной армией, центральной администрацией, едиными законами и налогами и всеми другими характеристиками либеральной западноевропейской страны, казалось, был навсегда разрушен на холмах Петы.
После битвы при Пете и роспуска Филэллинского батальона практически все европейцы в Греции хотели как можно скорее вернуться домой. Но это было очень не легко. Все порты Южной Европы, за исключением Марселя, контролировались правительствами, враждебно настроенными по отношению к грекам. Пелопоннес был опустошен эпидемиями чумы, которые иногда утихали, но всегда возобновлялись, когда новые массовые убийства пополняли запасы непогребенных тел. Британское правительство на Ионических островах, помимо попыток обеспечить шаткий нейтралитет по отношению к событиям на материке, поддерживало жесткий карантин, чтобы попытаться уберечь острова от эпидемий. Англичане говорили, что они не позволят филэллинам высадиться, но даже в этом случае побег на Ионические острова казался наиболее перспективным путем домой.
В последние месяцы 1822 г. несколько партий европейцев и несколько отдельных лиц пересекли проливы и сдались на милость британских властей. Вопреки их ожиданиям, их хорошо приняли, дали еду и одежду. На них была поднята подписка среди британских войск, и в конце концов они вернулись в Италию, скрывая от портовых властей, что они были в Греции. Одна партия украла лодку в Миссолонги; другая партия, бродившая по побережью, как маленькая банда разбойников, захватила лодку после битвы с несколькими греками, в которой были убиты двое филэллинов. В конце концов, после долгих карантинов на островах и снова в европейских портах, они отправились домой.
Остров Сира (Санторин) посреди Эгейского моря был почти полностью заселен греками-католиками. Он оставался нейтральным в войне, иногда платя дань как туркам, так и грекам-революционерам. Французское правительство заявило о своем вековом праве на защиту римско-католических жителей Османской империи, и остров фактически был французским протекторатом, защищаемым французскими военными кораблями. Он стал процветающим торговым центром, куда заходили европейские суда. Многие филэллины стремились добраться до Сиры и попытаться найти проход на европейском корабле.
Консулы в Афинах, хотя почти все враждебно относились к греческой революции и филэллинизму, сумели организовать проезд некоторых своих соотечественников в Сиру. Французский генеральный консул в Смирне также потратил много денег на помощь в репатриации филэллинов всех национальностей. Некоторые подбирали корабли, идущие в Смирну, в Константинополь, в Одессу, в Египет, в Марсель, на Мальту и в Италию. Лица, оказавшиеся в Константинополе, жили в страхе, что их личность будет раскрыта правительством. Послы европейских стран помогали им в пути, а если, подобно прусскому послу, их правительства запрещали им это делать, то помогали из собственного кармана. Король Дании лично оплатил долги датских филэллинов. Некоторые капитаны торговых судов давали свободный проход или временно брали в свои команды филэллинов.
Европейцы бежали с места войны в состоянии крайнего истощения и голода. Европейская торговая колония в Смирне вылечила некоторых из них в своей больнице, опасаясь, что турки узнают, чем они занимаются. Один немецкий офицер 4 года в одиночку добрался до Смирны в состоянии упадка духа, пытался зарабатывать на жизнь садовником в армянской семье, а затем носильщиком в доках, но был слишком слаб, чтобы продолжать. В конце концов ему дал деньги британский военно-морской офицер. Другой немец, который был музыкантом, зарабатывал деньги, пока его здоровье не не позволило двигаться дальше, давая концерты и уроки музыки в европейской колонии.
С первым из вернувшихся филэллинов обращались лучше всего. Но... Милосердие напрягает, если к нему призывают слишком часто, и филэллины все больше мешали всем. Турецкое правительство заявило властям протест против действий их граждан в Греции. Помощь бедствующим филэллинам не могла быть легко согласована с политикой помощи султану в восстановлении его законной власти над мятежными греческими подданными. В феврале 1823 года консулы по всему Леванту были проинформированы о том, что европейцы, сражавшиеся на стороне греков, будут рассматриваться как мятежники. К счастью для филэллинов, это не мешало частной благотворительности.
Было несколько случаев, когда филэллины были ограблены и убиты греками. Худший из них произошел после падения Навплии, когда было обнаружено, что какие-то греки приглашали филэллинов в турецкую баню в городе, а затем убивали их. Убедив посетителей раздеться, хранитель бани смог получить их одежду без неудобств, связанных с необходимостью смывать их кровь позже.
Многие из прибывших во второй половине 1822 г. умерли, так и не увидев турок. Другие, получив отказ в деньгах на дорогу домой, пошли по пути, всегда считавшемуся последним средством, — попытались присоединиться к одному из капитанов. Во многих случаях это просто откладывало их гибель. С опухшими ногами, непривычные к хождению по горам, они не могли угнаться за бандами и в стычках с турками вырезались первыми.
С самого начала революции среди филэллинов ходил слух, что турки заинтересованы в привлечении европейских офицеров для службы на той, другой стороне. Но чаще всего это было плохой идеей. Итальянец, который пытался дезертировать до того, как произошло поражение при Пете, был пойман и повешен. Немецкий врач, попавший в плен к туркам, был пощажен при условии, что он присоединится к ним. Когда позже он бежал и вернулся на Пелопоннес, греки сказали, что он просто идиот, раз отказался от такого хорошего положения. Он был доведен до нищенства.
Но по мере того, как росло несчастье оставшихся в живых филэллинов, мысль о переходе на другую сторону становилась все более привлекательной. Итальянец, присоединившийся к отряду Одиссея, пытался дезертировать в начале 1823 года, но вскоре после этого его голова была найдена надетой на шесте.
Группа офицеров, благополучно добравшихся до Сиры (Санторина), написала в Константинополь письмо с предложением своих услуг, но ответа так и не получила.
Однако был способ перехода на другую сторону, который открыли несколько человек. Паша Египта был заинтересован в наборе офицеров для обучения своей армии европейским методам. Филэллины, бежавшие из Греции на торговых кораблях в Египет, обнаружили, что в Александрии им предложили привлекательные условия. Губернатис, командовавший полком, был самым известным из ренегатов, но несколько других также присоединились к египетской службе. Некоторые из вернулись в Грецию в 1825 году в составе египетской армии вторжения.
Выжившие, которые начали возвращаться домой в 1822 и 1823 годах, были изранены телом и душой. Они имели изначально преувеличенные ожидания, их разочарование теперь было ужасным. Почти без исключения они теперь ненавидели греков с глубокой ненавистью и проклинали себя за глупость, которую они сами себя обманули. К своему ужасу, по возвращении они обнаружили, что их старые друзья так же ничего не знали о том, что происходит в Греции, как и тогда, когда они отправились в путь; что общественное мнение было в подавляющем большинстве прогреческим; и что добровольцы все еще уходили из Европы в Грецию с теми же филэллинскими лозунгами на устах. Еще более возмутительно, когда они рассказывали людям о том, что они видели и пережили, их рассказы воспринимались с вежливым недоверием, отвергаемые как предвзятые рассказы людей с личной неприязнью к несчастным грекам.
