ХХ съезд КПСС, среди прочего, разделил общество на два этажа: в верхнем, элитарном этаже был один объём гражданских и политических прав, в нижнем — другой. Вячеслав Молотов мог в 1957 году расходиться во мнениях с целым пленумом ЦК, бомбардировать его все 60-е своими критическими посланиями — и ничего. Тот же Никита Хрущёв после отставки мог издавать свои острополитические мемуары на Западе — и опять ничего. А Даниэлю и Синявскому нельзя было даже в заведомо фантастической повестушке «Говорит Москва» что-то такое вообразить неподобающее. Это разделение вбило клин между руководством и интеллигенцией, которого до ХХ съезда, как ни странно, не было. И это только одна из сторон его решений.
Люди очень болезненно реагируют на такое неравенство, не случайно за 40 лет до того генерал Деникин писал о том, что революционные настроения в войсках очень подтолкнуло введённое с 1915 года официально дисциплинарное наказание розгами. А мы знаем, что простых людей на фронте пороли, а «бар» (дворян и офицеров) — нет. Деникин называет «телесное наказание, применяемое властью начальника, крайне нежелательным и опасным». «В конечном итоге, все эти обстоятельства создавали не совсем здоровую атмосферу в армии и флоте, и разъединяли, где в большей, где в меньшей степени, два их составных элемента. В этом несомненный грех и русского офицерства, разделяемый им всецело с русской интеллигенцией. Грех, вызвавший противоположение «барина» мужику, офицера — солдату и создавший впоследствии благоприятную почву для работы разрушительных сил».
То же самое, с понятными поправками, можно по аналогии отнести и к положению, сложившемуся после ХХ съезда. Тут разделение пошло между руководством и интеллигенцией.