В том потоке человеческого горя, что накрыл нас в этом году уход одного человека может показаться каплей в море. Но капля эта до того чистая, светлая, искрящаяся, что я обязан о ней написать. После первого в жизни яхтинга в Греции за мной закрепилось прозвище «Шеф» (в наших путешествиях я был главным по кухне). Благодаря капитану Жеке Карловской в мою жизни пришло множество незаурядных людей. У нее дома, в подмосковном Зелике собиралась разношёрстная, но очень веселая компания – условно говоря, это те, кто любил горы, и те, кого увлекало море. Были и те, кто совмещал эти два увлечения. Дима, как раз был из таких. Дима, для друзей просто Джим. Душа компании, он был готовым персонажем для хорошего Рязановского фильма – добрый, честный, справедливый, харизматичный, решительный, но в то же время ребенок, в лучшем понимании этого слова. Где-то угловатый, где-то незадачливый, невероятно искренний. Чуточку, раздолбай, конечно, но куда ж без этого. Романтики они такие. Даже фамилия у него кинематографичная - «Гурьянов». Такую искренность не подделаешь, сыграть ее сложно – она изнутри идет, в глазах светится, от нее тепло. И когда только с Джимом познакомились удивило, насколько легко удалось ему меня к себе расположить, как искренне интересовался тем, что делаю, чем увлекаюсь. Эта вовлеченность в разговор не была похожа на пресловутый холодный английский «small talk». Сразу появилось ощущение, что мы дружим сто лет. Эта атмосфера доверительного общения покоряла моментально. Он умел создавать уют для каждого. Неудивительно, что люди к нему тянулись, а он тянулся к людям. Умел нужные слова подобрать и сказать их вовремя.
Потом ездили всей гурьбой на «Парусный берег» - катались на катамаранах по Волге - купались, под парусом ходили, смеялись много. Слушали его байки и песни под гитару. Рассказчик он был знатный. Потом на закате ехали обратно – пели и танцевали в электричке. Джим пел, мы плясали, вагон подпевал. В окна электрички лился оранжевый свет уходящего счастливого дня.
Капитан Жека на свой январский день рождения организовывала «Лес чудес» - палаточный лагерь в лесу, где собирались друзья – общаться, пить глинтвейн, валяться в снегу, петь до зари, а потом ночевать в теплых спальниках там, где рассвет застанет. Все это помогал организовывать Джим. Да, чего уж там – Щепкинский фестиваль на нем держался. Руки у него были золотые.
Мы ходили под парусом в Греции, и всегда Джим дарил ощущение надежности, понимания, что все будет в порядке - со всем справимся, а потом еще выпьем и посмеемся вдоволь. И нынешние проблемы станут поводом для новых баек. Как романтический Рязановский герой, он тоже спасал кошку, что залезла на дерево, и не могла слезть обратно. Как настоящий супер герой он оказывался рядом в трудную минуту.
Его супер способностью было создавать запоминающиеся моменты и умение их ценить. Он умел дарить любовь и в ней нуждался. Долго искал родственную душу и наконец-то нашел ту самую. В его жизни появилась девушка Аня. Все произошло как-то очень быстро и неожиданно, для меня во всяком случае. Аня стала его женой, и вот-вот должен был родиться сын. За пару дней до его рождения Джим пошел в лес кататься на лыжах, но уже из него не вернулся. Его большое сердце не выдержало. И если Господь забирает «чудесных» людей в свой лес, то и нас он без чудес не оставил. Уверен, что сын унаследует множество отцовских качеств. И то время, что мы провели вместе в одной кампании, та капля в необъятном море времени будет освещать и мой путь, так, как освещали дорогу нашей жизни его лучистые голубые глаза.
P.S. Капитан Жека сейчас собирает материал для фильма. Каждый рассказывает то, что запомнил. Мне запомнилась история про шапочку ее Джим мне лично рассказывал. Несмотря на то, что он сам ее публиковал в сети – про его текст я узнал намного позже. Детали могут не совпадать, но менее интересной от этого история не стала.
Руки у Джима были золотые. Этими золотыми руками он вязал шапочки. Крючком. Дорога от Зелика не близкая — вот по дороге на работу он начал вязать. Сначала было неловко – здоровый детина шапки вяжет, но вскоре он эту неловкость поборол и стал ездить на работу в Москву и обратно с нитками и крючком. И вот однажды зимним вечером по дороге со службы на одной из станций подсаживаются к нему два бугая здоровых. Сели напротив – поезд тронулся. В вагоне кроме него и бугаев никого. Джим решил слабины не давать, хоть и признался, что сыконтно стало. Поезд едет – бугаи следят за процессом. В голове у Джима начала разворачиваться неприятная картина. Что буду делать, если докопаются – не ясно, но всяких случай, осмотрелся вокруг, чтоб понимать, куда бить в случае чего. От нервного напряжения процесс вязания начал буксовать. Джим распустил рядок и принялся заново. Бугаи с лицами «на бетоне» продолжают за ним наблюдать. До остановки еще далеко. За окном темень. Новый рядок пошел еще хуже – пальцы не слушались. Все-таки их двое, а он один. Хоть и сам бугай, но один в поле не воин. От пристального взгляда соседей напротив по спине пробежал холодок. Распустил еще раз. Стал набирать снова. И в момент, когда пальца окончательно перестали слушаться – один из бугаев встал, сделал шаг вперед, сей на корточки в привычной манере, так, что оказался прямо у лица Джима и низком голосом проговорил.
- Слышь, брат, че ты с этим крючком на четыре мучаешься, он же для пряжи вредней толщины, с двойной нитью. А у тебя вон какая шерсть пушистая. Возьми шестерку и не мучайся.- и тяжелой натренированной рукой похлопал его по плечу. Поезд остановился. Двери открылись.
- Ну, бывай! Удачи тебе! – добавил он и вместе с товарищем быстро пошел к выходу.
Из тамбура понесло зимней стужей. Джим все так же сидел с шапочкой в одной руке и неправильным крючком в другой. Двое бугаев шли по платформе мимо его окна и что-то обсуждал.
- Вообще, ему, конечно, семерку лучше, но думаю, что сам догадается! Видно, что не первый день вяжет! – последнее, что услышал Джим с платформы прежде, чем двери закрылись и поезд тронулся.