Османская империя, Стамбул, октябрь 1561 года.
- Повелитель, как я могу принять такой дорогой подарок?
- Бери, Зал Махмуд. Это кольцо я делал для шехзаде Баязета... Надеюсь, что твой сын будет носить его достойно.
"...и сам вырастет более достойным сыном, чем мои шехзаде" - про себя подумал падишах Османской империи, тяжело вздохнув.
Долгими бессонными ночами, ожидая возвращения бунтующего шехзаде из Персии, Сулейман меланхолично огранял крупный сапфир в форме сердца. Тёмно-синий камень в полумраке казался черным, как гнетущая тоска, которая навсегда поселилась в груди правителя семи континентов. В этот перстень падишах заключил всю свою отцовскую любовь, которой так и не суждено было достичь адресата. В столицу привезли лишь тело шехзаде Баязета, так и не узнавшего, что могущественный отец давно его простил.
_____
Дворец Топ-капы, 1578 год.
Фатьма сильнее сжала рукоять клинка, стремительно приближающегося к груди Валиде-султан, но шумный выдох Нурбану заставил рабыню на миг замереть от неожиданности. Этой доли секунды хватило султанше, чтобы быстро перекатиться на бок. Нож возился в шёлковое покрывало, но Фатьма, схватив свою жертву за волосы, не дала венецианке вырваться. В горле Нурбану-султан пересохло, голос предательски отказался служить своей хозяйке: женщина могла лишь бессильно махать руками, путаясь в постели, тщетно вырываясь из цепкой хватки обезумевшей рабыни.
...Когда Фатьма подошла к кровати, Валиде-султан проснулась, и, едва рука служанки с мокрой тряпкой прижалась к её лицу, задержала дыхание. Долго обходиться без кислорода венецианка не могла, и уже спустя пару десятков секунд глубоко вздохнула, открыв глаза в тот самый момент, когда от смерти её отделяли несколько сантиметров.
- Неужели это конец? - в панике думала султанша.
Почему-то в ушах зазвучала музыка из далёкого прошлого, та самая, что играла в день, когда на остров Парос напали пираты. Красивую мелодию заглушил голос отца: "Сессилия! Нет!...".
Мир словно замер, а мгновение превратилось в вечность. Нурбану словно увидела себя со стороны, бьющуюся в неравной схватке со служанкой родной дочери, и словно услышала в своей голове собственный голос:
- Когда-то меня звали Сессилия... Но я давно забыла это имя, за которым не стояло даже фамилии: ни отец, ни мать так и не решились объявить мою принадлежность к своему роду. Впрочем, все вокруг знали, что бедная Сессилия - несчастное дитя порока, появившееся от внебрачной связи Виньер и Баффо. Я росла под косыми взглядами тех, кто считал меня недостойной своего общества, под осуждающие перешептывания круга, который не хотел меня признавать. Я научилась отвечать им всем холодной надменностью; научилась не поворачивать высоко поднятую голову на язвительные смешки; научилась узнавать постыдные тайны своих врагов и осаждать пытавшихся задеть меня - не менее колкими замечаниями об их собственных грехах. Я научилась жить в этом жестоком мире задолго до того, как вражеский корабль выплюнул меня на берег: грязную, пропахшую потом и сыростью трюма, впитавшую запах страха и безысходности. Я думала, что не переживу такого унижения и хотела только умереть, чтобы все скорее прекратилось... Глупая... С тех пор я поняла, что пока бьётся сердце, нужно бороться за каждый свой следующий вдох...
Я забыла прошлое. Я приняла новое имя, сделав его своим сияющим талисманом. Так неужели сегодня этот свет навсегда погаснет?!
Распахнувшаяся со стуком дверь вернула Нурбану в страшную реальность, где Фатьма уже выдернула кинжал из толстого покрывала и снова замахнулась, чтобы вонзить его в султаншу. Венецианка наконец смогла закричать: так, как кричит новорожденный ребенок, оповещая мир о том, что теперь он тоже здесь.
- Госпожа! - валахская принцесса вбежала со своей служанкой в покои Валиде-султан.
Махпервер кинулась к повернувшейся на голос Фатьме, тут же приняв на себя смертельный удар, заставивший раненную девушку захрипеть и осесть на пол с клинком в груди. Фаворитка султана схватила со столика подсвечник и, размахнувшись, наотмашь ударила убийцу. Нурбану не переставала кричать, пока в покои не вбежали стражники. Оглядевшись, они схватили Назпервер-хатун, всё ещё держащую в руках тяжёлый канделябр.
- Валиде-султан, что здесь произошло?
Джанфеда прибежала на шум и в ужасе переводила взгляд с одной лежащей на полу девушки на другую.
- Кто это сделал, Валиде-султан? - Джанфеда увидела залитую кровью Махпервер-хатун, - она мертва!
Нурбану подняла дрожащую руку и указала на валахскую принцессу.
_____
Зал-Махмуд приготовил все к возвращению своей супруги. В покоях госпожи поменяли мебель и ковры - паша лично выбрал самое лучшее, что только можно было найти во всем Стамбуле. Но самый главный подарок визирь положил в резную шкатулку: письмо, в котором он просил прощения у новорожденного сына за то, что не смог воспитать его, что обрек расти без отцовской любви. Зал Махмуд снял с пальца перстень с иссиня-черным камнем, много лет назад подаренный ему самим султаном Сулейман ханом, и просунул в кольцо свёрнутую в трубочку бумагу. Паша понимал, что его признание повлечет за собой тяжёлые последствия, и даже если Шах-султан великодушно сохранит его жалкую жизнь, остаток своих дней разжалованному визирю придется провести вдали от султанши и их общего ребенка, в ссылке и забвении.
- Али-ага, - мужчина подозвал своего верного слугу, - спрячь... туда, где никто не найдет, даже я. Когда мой сын пройдет обряд суннета, передай ему это. Никому другому я не могу доверить такое важное дело.
Али-ага заверил хозяина в том, что исполнит его волю. И через 12 лет сдержал свое обещание. Выросший без родительской любви султанзаде открыл покрытую пылью шкатулку и с трепетом надел на палец кольцо отца, которого никогда не видел.
Читать далее НАЖМИТЕ ➡️ здесь
Автору для вдохновения:
5469015437863567 Евгения Валерьевна К.(сбер)
2200700490228854 (Тинькофф)
Вы прочитали 271 главу второй части романа "Валиде Нурбану