ГЛАВА 14
– Вы к кому? - Консьержка отставила чайник, с интересом вгляделась в молодое симпатичное лицо.
– Я к Чусову, в 176 квартиру.
– Ах, да-да-да! Валентина Яковлевич предупреждал по поводу вас. Но только его сейчас нет. Он в булочную вышел. Буквально пару минут назад. Просил подождать. Да и вы... Что же так рано приехали?!
– Так получилось. Без пробок быстро добрался.
– Если хотите, можете подождать, чайку попьем, а нет - так погуляйте.
– Лучше чаю.
Консьержка пропустила его внутрь своей каморки, подала чашку.
– Вам какой? Покрепче? С вареньем?
– Все равно.
Панафидин помешал в кружке, отпил глоток.
– Ух ты! Вкусно!
– Правда?! - Консьержка обрадовано засуетилась, пододвинула к гостю розетку с вареньем, сунула под руку пирожок. - Да вы не стесняйтесь, кушайте! Пироги у меня славные. Я раньше, до пенсии, на выпечке работала. Валентину до сих пор на все праздники пироги пеку. Он кроме моих ничьих боле не признает.
– Валентин - это Чусов?
– Он.
– Вы хорошо знакомы?
– А то! Всю жизнь почитай бок о бок. Но это там, на старых квартирах. На пенсию когда вышла, сначала на своем хлебокомбинате продолжала работать. А дальше тяжело стало. Годы уже не те. Вот Валюша меня сюда и пристроил. А что? Место приличное - тепло, светло, публика приветливая. А мне, старухе, что еще надо-то?.. Копейка хоть и не большая, а все же не лишняя. И не скучно. А вы тоже его знакомый?
– Нет. Я из полиции.
– Понятно. Арестовывать его, значит, будешь?
Панафидин улыбнулся.
– Есть за что?
Консьержка вдруг смутилась, замолчала.
– Я знаю, зачем ты пришел...
– Вот как? - Панафидин с любопытством прищурился на женщину.
Та, не поднимая глаз, водила пальцем по ободку блюдца.
– Конечно, не мое это дело, но если так-то, по справедливости, рассудить, сколько же можно человека терзать, а?! Он что, мозги ей свои вставить может?! Здоровая же деваха! Напакостила - с нее и спрашивайте!
– О ком речь?
– Ой! Ты разве не по поводу его дочки пришел?!
– Нет. А что за история?
– Да уж и не знаю, говорить ли...
– Но тайна-то, наверное, не военная...
– Какое там! На весь город сраму! Хоть бы отца пожалела! Хороший, ей-богу, человек! А судьба... Вот ты скажи: отчего жизнь так устроена? Как порядочный человек - так обязательно несчастный. Если мужик хороший, супруга - змея; а если женщина добрая, то муж - либо пьянь, либо дрянь...
– Признаться, не замечал...
– Потому что плохо смотрел!
– У него проблемы в семье?
– Нет у него никакой семьи. В том-то и дело. Давно в разводе, а покоя нет.
– Тогда из-за чего весь сыр-бор?
– А это у вас, у полиции, нужно спросить! Деваха его проворовалась, а к отцу - с обыском; бывшую жену с краденой шубой поймали - все газеты в крик. Как будто не она, а он в ворованной шубе к выходу из магазина пробивался. А он на государственной службе, между прочим. Ему каково? Какое он к ним отношение имеет?! Если бы он действительно вместе с ними жил, не разводился, то тогда можно было бы сказать, что он одобряет образ жизни и поступки жены и дочери. Так ведь давно ушел! Порвал с ними все связи и отношения! Зачем же сейчас к нему лезть?! Так нет же - лезут и лезут! Хотя... Конечно... С другой-то стороны - наказания без вины не бывает. Что верно, то верно. Мать его - царствие ей небесное, земля пухом, вечный покой! - как предчувствовала: так плакала, когда он стерву эту в дом привел. На лбу же было написано, что - профура. Ан, нет... «Любовь». А сколько вокруг девочек хороших было… Хозяюшки, красавицы, умницы. С одной, вроде, и гулял. А женился на этой. Вот почему человек на дурное так падок, а?! Своего пацаненка бросил, а чужих, нагулянных, потом всю жизнь растил. Девицы эти, по-хорошему, и не его вовсе. Вот что самое-то обидное! Он воевал, а она здесь в загулах. Он деньги в семью слал, а она - хахалей своих кормила. Вернулся - никаких сбережений! Гол, как сокол. А ведь платили хорошо. Мать его рассказывала. Мы с ней подругами были. Родней она старику моему какой-то приходилась. Так вот на лекарство старухе, бывало, и копейки нет, а кабелям - ни в чем отказа. Потом Валентин демобилизовался, бизнесом занялся. Девок учил. Дом - полная чаша, радуйся! Он по заграницам мотаться начал, какое-то совместное предприятие с японцами организовал. В большом авторитете человек был. И ей бы дуре - коль уж так в жизни повезло - сидеть бы, да сопеть в две дырки. Но куда там! Как же... Она себя едва не владычицей морской мнила. Ну что говорить?.. Это когда из пана - пан, а из хама?.. Как была свиньей, так ею и осталась. Горбатого могила исправит. А еще она, дура, хоть и прожила с ним всю жизнь, но главного-то не поняла. Да и куда ей! Ведь ничего святого. Только деньги. А есть же еще и другие, настоящие(!) ценности. Он, Чусов, многое ей прощал. Всё, в общем. Рассуждал примерно так - идеальных нет. Ну, скверная она бабенка, ну, слаба на передок, что же делать?.. Но когда они еще и над душой его надругались...
Консьержка замолчала, задумалась. Панафидин покосился на часы. Прошло уже двадцать минут. Если Чусов сейчас вернется, конец истории он уже едва ли услышит. А история, судя по всему, занятная...
– Так что же там случилось у них?
– Был у нашего Валентина дружок - мотались в детстве во дворе. Потом в школе, потом в институт вместе поступили. Да только, что то за «институт» и на кого они там с Пашкой учились, родные матери не знали. На каких-то «специалистов». Это потом уже, когда Павла полумертвого в госпиталь привезли, у нас глаза открылись.
– Павел - это Братанов?
– Да. Так вот он даже отцу с матерью не сказал, где служил, с кем воевал. - Консьержка вздохнула - А уж мы и сами потом догадались, - не в лесу, чай, живем, газеты читаем, грамотные... Так вот они и раньше не разлей вода были, всё равно как братья. Друг за друга горой. Не дай Бог, кто обидит. Боль другого как собственную чувствовали. А уж когда служить вместе попали и через ад прошли, то это даже и дружбой назвать было нельзя. Это что-то особенное было. Трогательное очень. Друг друга на расстоянии чувствовали, без слов, с одного взгляда понимали. Когда Валя бизнес свой затеял, Братанов помог ему здорово - у нашего-то с такой женой денег своих ни копейки не было. А у Паши тесть несколько предприятий уже держал, связи, то-сё... В общем, хорошо помог. А потом и Чусов раскрутился, для братановских заводов оборудование доставал. Такого тогда ни у кого не было.
– И что же случилось?
– Проблемы у Павла начались. Если, конечно, это можно назвать «проблемами». - Женщина смахнула слезу. - Какой-то нехороший человек заводы его отнял. Рейдерство, говорят. Афера крупная. Я у Валентина до сих пор спрашивать боюсь. Он, когда с Павликом беда случилась, в Японии был, вернулся, - а здесь уже все кончено. Он - к нему, а сестра Братанова, Полина, на порог его не пустила, в лицо плюнула: дескать, убирайся, ублюдок! Какой ты друг?! Ты - стервятник, если для друга десяти тысяч пожалел! Стали разбираться. И оказалось, что Паша звонил Чусову домой, помощи просил. А Галка наша, жена Валентина, мужу ничего не сказала, а только обругала Братанова последними словами, попрошайкой и пиявкой назвала. Тот больше не звонил... Ну, а чем все закончилось...
– Я знаю...
Женщина зажала воротник кофточки в кулак, пригорюнилась над чашкой.
– …Ну что сказать? Валентин наш терпелив, как ангел был. Вернулся он домой, на телефонную станцию пошел, распечатку разговоров по межгороду взял, а потом - к жене. В физиономию ткнул: «Что это?!!» - орет. Она и сама в крик: дескать, и не собираюсь твоих армейских барыг кормить, у меня свои дети есть! Хорошо дверь не заперта была, - она успела выскочить. Это и спасло. Он ей только и успел челюсть в двух местах сломать. Девки - визжать, на отца бросились. Так он их за патлы схватил и так друг о дружку приложил, что те в реанимации оказались. Уголовное дело завели. Но Галка сделку с ним заключила: если он на имущество претендовать не станет, дело «на тормоза» спустят. А ему и не до имущества тогда было. Он после гибели Павла, как полумертвый ходил. В смерти его единственно себя виноватым считал. Простить себе не мог.
– А что он мог в той ситуации сделать…
– В той, ничего. Тут в другом дело. Была бы на месте Галины другая женщина, нормальная, а не такая дрянь, трагедии той, может, и не случилось бы. А так... Пригрел на груди змею. А она вон когда ужалила. И в самое больное... А не было бы, повторюсь, этой шалавы, возможно, Паша с мальчишкой и живы бы остались. После той истории Чусов жену ни то, чтобы разлюбил, - возненавидел. Люто. Черный ходил. Спасибо друзьям. Он у нас - умница, светлая голова. Очень толковый. Его многие знают и уважают. Ценят. Сначала он чей-то бизнес поднимал; потом, когда новые люди во власть пришли, губернатор советником его взял, а потом и эту должность предложили. А Галина с ее-то запросами и друзьями-альфонсами все имущество скоро спустила и на том села. Кому она, такое «сокровище», нужна, кто кормить ее станет?.. Сначала думала к мужу вернуться. Рассуждала, верно, так: сколько уж раз прощал и это простит... Не простил. Он ее теперь на дух не переносит. Ни ее саму, ни ее девок. А им жрать что-то надо было... Покрутилась она, покрутилась и... понеслось! Работать и не умела, и не хотела, бордель организовала, сутенёршей заделалась. Ага… Теперь сидит. А дочки... Одна где-то на Кипре стриптизершей подрабатывала. И то ли убили ее, то ли... В общем, без вести пропала. А вторая... Вот его и таскают сейчас из-за нее. То она наркотиками торгует, то, как мамаша, людьми. Долгов под отцовское имя наделала. А отдавать кто будет?.. А журналисты - народ сволочной: чего только о нем не писали… Уж так поливали... Нехорошо говорить, но я иной раз нет-нет да подумаю: ну почему эта зараза вместе с сестрой на Кипр тогда не уехала...
(продолжение следует...)