Рекрутская повинность была тягчайшей из всех форм государственного обременения, а посему люди изо всех старались избавиться от абсолютно ненужной и ненавистной им обязанности. В результате после каждого набора появлялись недоимки, т.е. недобор определённого количества людей.
Командированные на места набора генералы Свиты и флигель-адъютанты Его Императорского Величества обязаны были следить за правильностью производства набора и докладывать свои суждения о возникающих проблемах, главная из которых состояла в недоборе необходимого количества людей.
Порученцам ставилась задача выяснить причины дефицита «людского товара».
****
Так, флигель-адъютант Его Императорского Величества ротмистр Лейб-гвардии Кавалергардского полка Б. А. Перовский, наблюдавший за приёмом рекрут по 9-му частному набору в Олонецкой губернии (1850 год), отмечал, что тамошнее население особенно тяготеет к практике найма:
«… В последние два набора, в числе 1596 рекрут, следовавших с Олонецкой губернии, было представлено к бзачёту 171 квитанция и поступило наёмщиков 33 чел.
Наёмщиков поступило бы более, но в найме их встречается крайнее затруднение; прежде наём производился из соседних крестьян, но как это сделалось чрезвычайно дорого, то тамошние жители стали нанимать финляндцев, хотя нанимать их прямо в рекруты запрещено законом, однако наниматели нашли возможность делать это, соблюдая все законные формы.
Обыкновенно это свершается так: желающие нанять охотника едут в Финляндию, там стараются уговорить кого-либо из молодых людей поступить к ним в работники, потом по возвращении, спаивают его, соблазняя всеми средствами и, наконец, убеждают наняться в рекруты. Уловив согласие, они перечисляют его к своему семейству или обществу установленным порядком, и, наконец, сдают в рекруты как Олонецкого жителя.
Нередко случается, что наёмщики неспособны на службу, или при приёме приносят жалобы, что они никогда не соглашались поступать в рекруты, и, если изъявляли желание, то в пьяном виде. Иногда по жалобе родителей, что сын нанялся без их ведома и согласия, наёмщик не принимается, а наниматель, истратив на него всё, что имел, отдаёт в рекруты сына, единственную подпору и надежду семейства, которое разоряется и гибнет.
Кроме того, такой наём рекрут в высшей степени развращает народную нравственность: наниматель обыкновенно соглашается идти на службу, имея в виду провести время, иногда год и более до набора, самым разгульным образом. Ему известно, что наниматель для него не пожалеет ничего, лишь бы он не сделал себе какого-либо повреждения во избежании рекрутства и исполнит раболепно все его затеи. Поэтому он пьёт сколько угодно, заставляет держать для себя в доме развратных женщин, часто требует жены или дочери нанимателя и всё это исполняется, вместе со всеми причудами самого гнусного разврата.
Молодые люди, позволившие себе подобную жизнь, поступая на службу, едва ли могут быть здоровыми солдатами, не говоря уже о степени их нравственного развращения…».
В других окраинах Империи, жителям которых просто неоткуда было взять заместителей, просто царил бардак. Полковник граф Ф. Л. Гейден, наблюдавший за приёмом рекрут в Эстляндской губернии (1850), сообщал, что
«… Городские общества не соблюдают ни очередного, ни жеребьёвого порядка, а отдают в рекруты людей или по найму или членов своих по приговору за дурное поведение и на неплатежи податей, а в случае недостатка таких или за отсутствием их с места жительства находятся в совершенном затруднении и не успевают представлять рекрут в срок…» .
Ротмистр граф А. П. Шувалов, командированный в Лифляндскую губернию (1850), отмечал, что в этой местности основной проблемой набора было бегство:
«… По несоблюдению ни очереди, ни жеребьёвого порядка, большая часть людей, годных к военной службе, скрывается при первом известии о наборе, и пополнение открывающегося затем недостатка оказывается до крайности затруднительным…» .
Ротмистр Лейб-гвардии Уланского полка А. Н. фон Стюрлер, бывший в том же самом месте во время производства 13-го частного набора (1855) докладывал, что по причине миграции разыскивать население весьма сложно:
«… Большая часть сих людей, приписанных к г. Риге, преимущественно раскольники, проживают вне города, в соседних губерниях с просроченными паспортами, и хотя места их жительства приблизительно известны и о высылке их чрез Земские Полиции необнократно были делаемы сношения, но требования эти всегда остаются не исполненными, приводя в оправдание, что отыскиваемых людей на жительстве не оказалось…» .
Гвардии ротмистр П. Н. Слепцов, командированный в Виленскую губернию (1855), сообщал, что недоимка в здешних местах
«… последовала единственно от того, что многие очередные семейств мещан, проживая постоянно в других губерниях, при первом известии о наборе, скрылись…» .
Совсем к иным способам прибегали жители Подольской и Волынской губерний. Направленный сюда капитан князь А. В. Оболенский (1850), заявлял, что в этих краях царит повальное членовредительство -
«… исполнение этой повинности лежит почти единственно на бедных еврейских семействах, потому что зажиточные употребляют все средства, лишь бы избегнуть от рекрутства.
… Зажиточные евреи, по сделкам со старшинами обществ и раввинами, составляют приговоры, в которых сыновей бедных евреев показывают беглецами и дурного поведения и как бы для того, чтобы освободить общество от людей, для него вредных, ставя на очередь для отдачи в рекруты.
Бедного класса евреи, в свою очередь, для избежания от рекрутства, стараются сделать себя неспособными к военной службе, производят на теле искусственные раны, но одно из сих средств, боле употребляемое ими, заключается в том, что в изгибе ног или рук подрезывают кожу и залечивают надрез, оставляя член в согнутом положении до совершенного заживления. От этого рука или нога, таким образом искусственно повреждённая, лишается возможности разгибаться, оставаясь, впрочем, в здоровом состоянии.
Замечено, что многие из подобных членовредителей, когда достигают лет, в которые освобождаются законом от рекрутства, исправляют искусственный недостаток этот тем, что делают надрезы на том же самом месте, где был сделан в первый раз, и потому залечивают, оставляя руку или ногу в прямом положении, от чего она снова приобретает способность разгибаться совершенно.
Кроме того, при объявлении набора большая часть евреев, состоявших по определению Казённых Палат на рекрутской очереди, скрываются, пользуясь близостью границы…».
Тот же Оболенский сообщал и о ещё одной проблеме, связанной с местным населением – бегством за границу.
«…По приезде моём в г. Острог, где находится 2-е Уездное Рекрутское Присутствие Волынской губернии, донёс мне Военный Приёмщик поручик Муратов о том, что из числа принятых рекрут во время рекрутского набора, находится в бегах 21 человек. Хотя все меры к поимке бежавших приняты местным начальством, но т.к. бежавшие рекруты все из Кременецкого уезда и большей частью, а именно 14 чел. из имения г. Рожицкого, коего часть имения находится в Волынской губернии, на границе с Австрией, а другая – в Австрийских владениях; то по всем вероятностям, они скрылись за границей, где они находят не только знакомых, но даже и родственников, а потому весьма сомнительно, чтобы можно было их отыскать и привести назад…» .
Полковник Лейб-гвардии Конного полка И. В. Анненков связывал недоимки по Архангельской губернии с длительным отсутствием очередников на рыбных промыслах:
«.. значительное число рекрут приняты были из числа семейств из числа семейств, находившихся на весьма дальних очередях, а очередные показаны были в отлучках. Произведя исследование, в каких именно отлучках были очередные лица, оказалось, что они с ранней ещё весны находились на рыбных промыслах вдали от мест своего жительства в океанах и в Белом море, и Начальство не имело никакой возможности известить их о назначенном наборе…» .
Полковник граф Г. К. Крейц утверждал, что в Виленской губернии у местных властей не хватало рук, чтобы заниматься плановым оповещением и доставкой очередников:
«… недоимка рекрут к 1-му октября 1850 года 91 чел. последовала от того, что в Обществах мещан, однодворцев, граждан и евреев, многие из лиц, состоявших на рекрутской очереди, проживает по разным местам не только Виленской, но и других губерний, не могли быть отысканы и представлены к приёму в короткий срок, назначенный для набора.
Городская и Земские Полиции, будучи в то же самое время заняты заготовлением подвод и удовлетворением разных законных требований Военного Начальства, по случаю прохода войск Гренадерского и 1-го Пехотного Корпусов, не были в состоянии оказать нужного содействия к срочному исполнению набора…» .
Вышеупомянутый флигель-адъютант Перовский считал, что необходимо законодательно понизить меру роста для отдельных местностей:
«… Случалось весьма часто, что Рекрутские Присутствия находились принужденными принимать в рекруты самых полезных членов семейства, потому, что те люди, которые не причинили бы никакого расстройства семье своим поступлением на службу, имели самый незначительный недостаток в росте!
Случалось также, что семейство с большим числом работников, совершенно годных к военной службе, кроме роста, избавлялось по этой причине от рекрутской повинности, которая падала на семьи с несравненно меньшим числом работников, и доходило даже иногда до двойников.
Было бы величайшим благодеянием для Олонецкой губернии, в которой жители не отличаются большим ростом, если бы мера принятия в рекруты была несколько уменьшена и для людей от 20 до 24-х лет…» .
Наблюдавший за набором в Смоленской губернии капитан Лейб-гвардии Измайловского полка Н. Д. Чебышев связывал проблемы недобора с национальными чертами и климатическими особенностями местности:
«… народонаселение одной половины Смоленской губернии резко отличается от жителей другой половины. В первой, а именно, в уездах: Краснинском, Поречском, Духовщинском, Бельском, Смоленском и Ельнинском, где народ племени большей частью белорусского, крестьяне живут в курных избах, питаются пушным хлебом и не столько от бедности своей, сколько от закоренелой привычки, лишены многих удобств жизни, а следствием этого – слабое телосложение, соединённое с худосочием, расположение к разным болезням и, наконец, малый рост.
В этой половине преимущественно люди годные по телосложению и летам, не могли быть приняты за неуказным ростом; напротив того, имеющие положенную меру, большей частью оказались слабого телосложения и с разными болезнями.
В остальных 6-ти уездах (Гжатском, Вяземском, Юхновском, Сычёвском, Дорогобужском и Рославльском) народности, в первых 5-ти, великорусского племени, а в последних – малороссийского, употребляющие в пищу чистый хлеб, без примеси мякины, живущие в лучше устроенных жилищах и вообще пользующиеся большими выгодами жизни, представляют породу людей, довольно рослую и видную, не подверженную в такой степени болезням изнурительным, а потому там и причины забракования были большей частью случайные телесные недостатки…» .
Тот же Чебышев, назначенный в 1851 году для наблюдения за набором во Владимирскую губернию, также выявил здесь зависимость физического развития от занятия земледелием:
«… так как жители Владимирской губернии по малоземельности и недостаточно плодородной почве не занимаются исключительно хлебопашеством, и большая часть из них, работают на фабрике или ходят на промыслы, то фабричная сидячая жизнь при стеснённом воздухе, действуя на сложение людей, производит в них слабосилие, худосочие и располагает даже к чахотке и цинге. В других случаях, когда молодые люди проживают вдалеке от своих семейств, то нередко возвращаются на родину с различными болезнями, и не имея средств к радикальному излечению оных, не только сами делаются неспособными к военной службе, но и передают другим своё худосочие, от чего золотушное расположение здесь весьма заметно.
Напротив того, в уездах: Суздальском, где крестьяне занимаются хлебопашеством и огородничеством, Меленковском и Покровском, где большая часть из них плотничают или выделывают разную деревянную посуду, одним словом, в тех местах, где крестьяне занимаются земляной работой, или рукоделиями сродными и близкими к их быту, там и сложения более крепкого и сильного, болезней, происходящих от худосочия, не заметно…» .
Полковник Кавалергардского полка Н. Л. Дубельт, наблюдавший за набором в Казанской губернии, сообщал, что в числе непринятых – в основном инородцы:
«… Во всех Рекрутских Присутствиях большая часть забракованных по разным болезням рекрут оказалась из татар. В особенности же находились они одержимыми гноетечением из ушей, паршами, язвами, мошоночными опухолями и выпадением заднепроходной кишки.
Все таковые болезни, по удостоверению местных врачей, могут быть произведены искусственно. По забраковании татар, одержимых таковыми недугами, вся повинность падала на русских, находящихся с татарами в одной волости…» .
Как видно, подобные операции производились специально, с целью переложить повинность с инородческого на русское население, которое, по большому счёту, в силу простоты и недальновидности считало зазорным увиливать от рекрутчины подобными способами.
О такой же ситуации докладывал и ротмистр Лейб-гвардии Уланского полка А. Н. фон Стюрлер, бывший в Пензенской губернии (1850):
«… болезни эти оказывались наиболее у татар, за которых по сей причине поступают русские крестьяне одного с ними общества, то для отвращения того … представляется надёжным средство – отделение татар для выполнения воинской повинности в особые от русских участки…» .
Огромное расстройство крестьянским хозяйствам приносили т.н. «самовольные разделы между крестьянами Государственных Имуществ», о чём доносил капитан 2-го ранга князь Голицын, наблюдавший за набором в Псковской губернии (1855):
«… Весьма многие семейства остались без работников, ибо местное начальство, не признавая эти разделы, сдавало в рекруты хозяев домов, ибо они находились на списке, как члены многочисленных семейств, тогда как они уже несколько лет жили собственными домами и обрабатывали отведённую им землю…» .
****
В общем, как мы видим, проблемы касались не только окраин государства и губерний, где проживало инородческое население.
Полностью здоровые и годные к службе в армии (читай – «на убой») люди не рождались словно мухи и не плодились как тараканы, что вызывало естественное недовольство высокого армейского начальства.
Ну, скажите, кому охота принять на довольствие, кормить и платить жалование инвалиду или обременённому различными болячками человеку?