Поэма "В грозу на Лисьих горах" явилась сама собой из ниоткуда в 2010 году, три года добавлялись интересные диалоги, сочувственный оттенок имеют разговоры про Украину, там живёт полно одноклассников: кто знал.... Отдельной книжкой поэму я напечатал в 2013 году, посвятил брату Алексею... Во многих местах упомянуто имя моего школьного учителя математики Александра Александровича Тихомирова, последние годы он жил в Москве, я посылал ему в числе других и эту книжку, Лариса Георгиевна, жена его, смеялась: "Ходит по квартире, напевает: "...Из живых ещё кумиров Заезжает Тихомиров". Он и заезжал, заходил в гости, выпивали вдоволь, говорили за жизнь, последний раз мы видались года три назад...
Говоря по видеотелефону, Александр Александрович иногда прощался быстро: "Давай, оставайся! Мне в Париж надо звонить, племянник ждёт..." Я не вдавался в подробности, каким ветром занесло туда племянника, - не белогвардеец же. В заметках "ВКонтакте" нашёл, что Тихомиров начинал задумываться над знаменитым стихотворением Ивана Ивановича Тхоржевского:
Лёгкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно всё кругом.
Бог ответил: - Подожди немного,
Ты ещё попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить.
Лёгкой жизни я просил у Бога,
Лёгкой смерти надо бы просить.
Задумался Тихомиров, почитал Википедию: Тхоржевский (соратник трендового ныне Столыпина, камергер) похоронен на знаменитом парижском кладбище, а фото к тексту не приложено. Позвонил в Париж, попросил племянника, пусть посетит легендарное место, пусть сделает фото... Википедия фото опубликовала, указан автор: Александр Олейник, с примечанием: предоставлено Александром Тихомировым.
Прошлой зимой, страшной не холодом, а мороком, Лариса Георгиевна сообщила, что Александр Александрович Тихомиров скоротечно умер от болезни, имя которой весь мир выучил наизусть...
Тогда станут кричать горам: падите на нас! И холмам: покройте нас!
Евангелие Луки. Глава 23, стих 30. Перевод о. Леонида Лутковского.
Эпиграф проявит себя в самом конце...
Компьютер копировал текст из книжки, раскидал, как и там, согласно страницам, направо и налево. Я макетировал десятки книг в Word, в InDеsign, здесь два дня бился, чтобы строчки выглядели поровнее, и на странице "черновик" получалось смешно. Согласился: пусть будет, как есть, щёлкнул "опубликовать", и - компьютер моментом построил по левой стороне страницы всех, как пионеров; но ему безразличны и перепады внутри строк, усиливающие смысл, всё отогнал - налево... Картинки - не всякую и возьмёт, разборчивый, как упомянутый ниже кот Персик: молоко выпьет, а воду оставит, сколь её ни добавляй за непочтение...
-1-
Лисьи горы, горы Лисьи…
Снегом ландыши цветут,
В небе радуги повисли,
Словно благостные мысли,
Да и ближе к небу тут;
Ослепительный простор,
Где архангелы летают,
Облачка поодаль тают,
Все – над Содемой витают,
И заметно – ниже гор;
Понизу, в лугах, тропины,
Словно линии судьбы,
Разбрелись…
Теперь, с вершины,
Разгляди, куда кто сгинул, –
Нет в округе ни избы.
Не бывал я здесь лет сорок,
Стало не к кому ходить:
Как песок с вершин, люд сорван
В наркомзем… С умом кто – в город,
Жизнь там легче городить.
Шёл я из Села Большого
(В стороне от гор, живое),
Шёл от Вовки Ва...ова,
Средь хохлов – юрист – живёт,
«Пи-ид горою га-а-ай…» – поёт;
Было нам по двадцать лет,
Вовка, с Лисьих – слышь? – привет…
Из предгрозовой из тьмы
Брёл, без палки, без сумы
(Уж теперь такие мы), –
Думал, больше и не встречу,
Время, ты жалей его… –
Брёл, мешком закутав плечи,
Из Чурилова в Заречье,
Через Фалалеево,
Брёл старик, знать, не без дела,
Вдоль по тропке, по меже.
Время, ты грозой гремело,
Деревням тем ветром пело, –
Много лет их нет уже, –
Ты куда их заманило?
Брёл старик по мере сил,
Горстью ел с куста малину,
Руки вытер мешковиной,
Папироску попросил.
«Не назвать, давненькё было,
Лет пятнадчеть уж уплыло,
А узнав, не проморгав…
Печкю мне в избе липили
Ты с отчём, я помогав.
В хате до сих пор не стыло…»
Год шестой тогда катил мне,
Жил размашисто, сплеча,
На чердак уж заносил я
По два красных кирпича.
«Жись пошла совсем другая,
Папироска дорогая –
К небесам добро пускать.
Мы богато не живали,
Не пошто и привыкать.
…Лес, война, зима, нет хлеба,
Так с овчинку кажёт небо.
Ночью до дому бежим,
С чугунком картовки спим,
Тут миличия, глядим.
Счас приду, на лавку лягу,
В горке чашки брякнут – ждут.
Веришь ли, ведь как конягу, –
С лесозаготовок тягу
Задавали, – поведут
Под уздцы.
И победили,
Из Европ кто лез – прибили,
Там себя уж не щадили.
Снова хто-то? В лоб дадим,
Пусть без хлибця посидим.
У тебя отеч в медалях,
Аж с Япониёй шёв в бой.
Мы за кубики* не ждали
(* – кубометры заготовленного леса)
И берёзовой медали, –
Лесопильной фронт – второй:
Хлибця – в праздник, непомножку.
Вот повирь, а не совру,
Начисто залижёшь плошку,
Как к мороженой картошке
Да осинову кору!
Лошади? Ну, те – болили, –
Не дай бог, чтоб околили, –
Тащим на себе бревно
С колокольню… Всё равно,
Нам как спичечкя оно.
Писано, с небес каменьё
Полетит, товда держись…
А теперь – худа ли жись?
К свату вышёв в воскресеньё,
Нынче петниця, кажись…»
И опять – мешок на плечи,
Пошагал к себе, в Заречье...
…Нынче та тропа – пуста,
Время вышло человечье,
Пало – ягодкой с куста?..
Где мои-то кирпичи?
Три-четыре печи строил
Я с отцом ещё до школы;
Сколь глазами ни ищи,
Нету деревень… как Трои!..
Тёплой глиной опахнёт
В городе порой весенней,
Для меня как будто мёд;
Пусть семидесятый год,
Сразу детское веселье,
Лисьи горы, к вам влечёт.
Да, семи годков, понятно,
Жизнь теперешней занятней.
Кому нынче жить приятней,
Ничего в той не поймёт.
«Круглый год кую монету… –
Стасик Хр...ов признаёт. –
Деревень недаром нету,
Жить там можно только летом,
Если дождь с утра не льёт.
Не позвать из Интернета
Чудаков со всего света,
В Вавилон нельзя слетать –
Попроветриться дней пять,
Чтоб фанфуриком не стать…»
Святцы, с ижицей, с фитой,
От божатки мне наследство.
Нет, оставила бы средство –
Уберечь досюльной местность,
Погостить в эпохе той,
Людям тем сказать воочью,
Что момент теперь таков
В нашем грустном Заволочье:
Уж всплакнут, бывает, «…ночью
О времени большевиков…»*
(…*Мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков. –
Из романа в стихах Павла Когана. Википедия).
Новым веком обожглись!
Коган плакал бы при этом?..
Дом весь в книгах, нужной нету;
«Стасик, бей по Интернету…»
У него – …обратный смысл:
Всех Советами стращать,
Им обиды вымещать –
Закодировал, мол, автор,
Знал, что не поймём превратно
В нынешнюю благодать…
Под фитою – Фалалей,
Значит – цвет малины скоро.
Нынче кто придёт за ней,
Когда лето вступит в пору
Самых сладких своих дней?
Баушка, людское море
Высохло почти до дна…
В обезлюдевшем просторе
С Мишкой, с Борькой
поздно спорить,
Им бы – посох да сума.
Борька всем в карманы слазал,
Мишка знал да не сказал.
Борьке лоб зелёнкой смазать*,
(*приговорить к расстрелу)
Неповадно чтобы лазать,
Мишка чем-то смазал сам.
Ещё парочка та снится
В виде слесаря и жницы,
Вновь стоящих над Москвой:
Слесарь бросил молот свой,
Фигу гнёт над головой;
Над московским летним смрадом,
Без еды и без питья,
Два кукуют соловья,
Смотрят, есть ли жизнь за мкадом,
Вроде, нету…
-2-
Вот он, я…
Всё же с гор глядеть мне любо,
Вида лучше поищи;
До распоряженья – убыл,
Ясным днём или в нощи,
Жить здесь в сказку-старину бы
И в былину плесть слова.
Брат пищит – свисток из ивы –
Строевые лейтмотивы,
Мысли, мол, не прихотливы,
Не болит и голова.
Брать и мне пример с него бы,
Воспевать бы жизнь с утра?
Завтра станешь к ней не годен,
Пусть всё будет как сегодня,
Раз нельзя уж как вчера?
Гравилат – он угадает,
Чибис – с лёту называет,
Все ремёсла руки знают,
В армии – на космодром,
К старости вот нажил дом.
Застит вишен цвет окошки,
На задворках огород, –
Всякий овощ понемножку,
Будут нынче и с картошкой, –
Огородом жив народ.
В городе – вдали – дома
Меньше, чем чаинки в блюдце,
В голове нет – усмехнуться:
В ветхость ту нам и вернуться,
С Катерины терема.
Знаменит, в больших летах,
Колготится утром город.
Шли: друг дружке кажут норов, –
Объегорить хоть бы в споре, –
Новый русский и простак,
Боров и – тот, тот! – старик.
«Им твоя брюшина впору!
Ведь откуда Лисьи горы?
Думаёшь, принёс ледник?
Под землёй не лисьи норы –
Ход подземной – до Кремля…
Сам-от (подразумевает Иуду номер два Ельцина – А.А.)
с печи не слязаёт,
Денёг – баба в печь кидаёт!
Самово хто не облаёт,
Денёг – сколь поднимёшь, бля…
Изукрашено богато –
Строят из себя чарей,
Не своё ведь, нашё тратят…
Я и тявкни, мов, робяты,
Маловато фонарей!..
Поняли, заржали: «…поздно!..»
Я на днях в Залесьё повз,
Вижу, хоть в глазах-то слёзы,
Сплошняком сорняк пророс,
Щеритсё: «…единоросс!..»
Агроном мне в первой год:
«Пашём, ждём – чубайс взойдёт,
Тут уж полё и бороним,
Хакаманду всю хороним…»
Двадчеть лет – наоборот.
Плуг уж заржавев в простое,
Лёв Товстой лишь бороздою,
Нарисованный, идёт.
Накрываемсё .........,
Вовк за баней в гости ждёт...
Гусь серьёзной причепивсё,
Мов, не вирь, що говорим,
Если видишь, що творим…
Сам привстав, загоношивсё:
«Русськой дух!.. Ужель, горим?..»
Косо, вижу, – ох, собака, –
Смотрит на ........ своих:
Пользы от них – кот наплакав.
Ведь Христос сказав, однако,
«По делам судитё их…» –
«На стаканчик, Ф а л я, жидишь
Из таких-то прибылей?..» –
«Боров! Рай во сне увидишь,
Так суседа не обидишь,
Скажёшь, жись-то где верней?
На том свете больше товку?..» –
«Борова – через иголку!
Не протащишь меня в рай.
Ход купил под Лисьи горки,
Ф а л я, толку там имай…» –
«С бульбой, с житом
век дружили,
Западу ума вложили,
А теперь – как не тужить:
Нас Европы учат жить,
Мов, своих не сейтё жит!
Из Европ картовку возят
Моськвичи-то, лакомки.
Завалить бы их навозом,
Да схватило бы морозом,
По кремлёвськи маковки…» –
Ф а л я языком прищёлкнул,
Ковырнул в заборе щёлку
И прищурился с хитра. –
«Зыришь в щёлку, как картовку
Жубряют в Кремле с утра?..» –
Боров, – тучному смеяться –
С пупа долго ли сорваться, –
Изо всех крепился сил,
Хохотнул и стал валяться,
Чуть забор не повалил…
Сколько лет я в мыслях плакал,
Жив ли он, переживал,
Сам взошёл на перевал,
Ф а л а л е й – пусть ходит с палкой, –
Видно, дня не унывал.
Жив ли? – думал – жизнь всё злей…
Ф а л я на жестянку злился,
Но сквозь время просочился,
У тропы цветком пробился –
Из Заречья Ф а л а л е й!
«Всюду – хабар!.. –
Ф а л я тужит. –
Василёк во ржи не нужён,
Глаз хоть радуёт иной,
Знаём, в хлибце не послужит,
Повертев в руках – долой;
Постыдись цветка, не трогай,
Знай любуйсё, нечунай,
Обезножишь – вспоминай,
А пока бредёшь дорогой,
Вдоль – цветки, и вроде – рай.
Василькёв-то – рано – нету,
Да и рожь едва торчит.
Старой всяк вперёд ворчит.
Нехорошим будёт лето,
Воздух – чуёшь? – уж горчит.
Дорвались после войны-то
До спокойного житья,
Нынче снова – ни ...;
Двадчеть лет одне всё сны-то,
Дом сожгли, мов, сыновья…
Ведь пошто не помираю?
Ф а л а л е й всю жись не плут.
Плуты столькё не живут,
Много требуют – сгорают,
Деньги – бабы и – капут.
От кубов в костях ломота,
Шевелюсь, раз жить охота,
Пенсия побольше мрота,
Стаканишко – иногда.
Кто прокравсё в господа,
От добра на шаг не смиют,
Хлесть – инфарктишки имиют.
Ф а л а л е й – одне штаны,
Я и нынешнёё времё
Перелезу, хоть бы хны;
Во своих пока портках,
Сила есть пока в руках –
Ваньке на кино добавить,
Буду жить да бога славить,
Да не думать о сроках…»
Много ль старых русских, бедных,
Перемогут в сердце бунт?
На горбах ведь ихних едут,
С ланчем, с бизнес-тьфу-обедом,
В Вавилон, в Санкт-Петербург,
Новенькие едут, ждут,
Когда старых изведут,
Совесть грызть, мол, перестанет!
Как последний сгинет старый,
В монастырь ведь не пойдут...
-3-
…В дымке всё внизу
смешалось,
Никакой и жизни нет.
Не проходит только жалость:
Сколь ни бились, что осталось?
Сероват наш белый свет.
Всё, увы, литература –
Сны и радуги мои.
Уходящая культура
Salutant te moriture *–
Арьегардные бои...
(Правильно: *Moriture te salutant –
идущие на смерть приветствуют…)
Радуги пьют из болота;
Наши сёла-города
Держит за душу забота –
Господами жить охота,
Но не всем же – в господа!
Нет, мол, вырастет в цене,
И коровья мнит лепёха:
«Б о р я бы нашёл во мне
Барства, чтоб подстать эпохе.
Три ногой-то по траве…»
Пусть душа жива полётом
И сегодня, и всегда,
Ты на дядю поработай,
Он и даст тебе хоть что-то, –
Приземлённые года…
Брат с биноклем, как в дозоре:
Нет, пока не объегорил
Тот неопалённый Боров
Дедка ни на пятачок.
Фалалей – не простачок,
Любо – спорить с кулаком,
По брюшине – кулаком,
Красить рядится заборы,
Вдруг – богатого поборет,
Разговоров-то кругом.
«Боров хто – герой труда?
Нет, прохвост,
но денёг – мно-о-го…
Вот и стонём:
«…я так смог бы?..»
Паразит теперь – нужда! –
Как на Рождество – з в е з д а…»
Солнышко, ан, пропадает,
И оно к земле…
Гроза!
Сердце с вечера страдает,
Жизни лад вдруг отгадает,
А к чему влажны глаза?
Нет, гроза теперь не та,
Раз корыстные лета:
Гром зашёлся-таки в раже,
Театрально, на продажу,
Да не купят, вот беда.
Если с веком не ужиться
И мечтам твоим – предел,
Лучше здесь и застрелиться:
Легче с гор душе стать птицей;
Но пока ей много дел,
Ей всё с веком надо биться,
И не вздумай отступиться,
Век хвальнуть хотя б страницей, –
Мышью стать не даст душа,
Пусть приманка хороша.
Ласточка, давай меняться?
Иль другой судьбы годишь –
Осенью с гнезда сниматься?
Лисьи горы тебе снятся,
Как в Египет улетишь?
Горячее нет песка,
Средиземноморья виды:
Волны, пальмы, пирамиды,
Жарко – никакой хламиды.
В телек плюнь и – вся тоска…
…Не в ту сторону глазели,
Тучей облачки напрели,
Пар холодный над горой,
Ночь уж, кажется порой.
Ну, и что? Терпи, герой,
Мы не зря на горы шли,
Нет, не Герцен с Огарёвым,
Лисьи – выше Воробьёвых,
В ясный день видать вдали
Разинские Жигули...
Рядом – молнии шалят:
Как из тёмного сарая
Ветер двери отворяет
С треском и – скорей назад,
Дальше носа не видать;
Сердце всё же замирает:
Хорошо бы, как в сарае,
А не в облачной воде,
Где шальной огонь играет,
Ничего не видно где.
А и нечего глядеть,
С громом хохочи беспечно,
Согласись: теперь навечно –
Фалалеева, Заречья
И Чурилова уж нет;
И Ведерница, Блиново,
И Каликино, Теньково,
И – сама Лисья Гора –
Не поднимутся уж снова…
В городах – салют, ура…
Померещилось намедни,
Как, мол, тропочкой бредёшь
Ты, божатка, от обедни:
На канаве отдохнёшь
И припевочку споёшь:
«…Ой, калина, да ой, малина.
Что проехать да просвистать,
Да витенёчкём прощевкать,
Дак то Ч у р и л о в о.
Ой, калина, да ой, малина.
По аршину чубуки,
Да нет не хлеба, не муки,
Дак то к а л и к и н ч и.
Ой, калина, да ой, малина.
Что ведь довгиё тулупы,
огноёные подолы –
Л и с о г о р с к и ё.
Ой, калина, да ой, малина.
Что хорошая угода
да угодники худы,
То - б л и н о в с к и ё.
Ой, калина, да ой, малина.
Нагнетёны сундуки –
З а р е ч е н с к и ё молодчи.
Ой, калина, да ой, малина…
(Применительно к местным названиям переиначено. Записано мною в 1978 году в исполнении Евгении Константиновны Дудиной из деревни Скоморохово Сокольского района).
Пой, сиди, и смех, и грех,
Деревень, наверно, сорок,
Каждая – свой лик и норов,
На неделю разговоров!
Как ты помнила их всех?!
…Нет людей, избушек нет…
Ходу времени на вред,
Лишь в моём воображеньи
Живы сорок тех селений,
Украшают белый свет,
Как малина во бору.
Вижу, хоть и знаю: вру,
Хаты, домики знакомы…
Смотрят:
вдруг хозяин к дому
Возвратится поутру.
Колыхнётся занавеска,
Дом, такого ради дня,
Да такой порой чудесной,
Лязгнет скобочкой железной,
Скрипнет:
«…здесь – ради меня?..»
…Все дома в минуту вспомнить,
Словно жизнь
опять прожить…
В городах иной знакомый
Аж при встрече задрожит:
«Мой-то
не видал? Вдруг – жив?..»
…Волость всю насквозь пройдёшь,
Не откроется оконце,
Не сверкнут глаза на солнце:
«Приглашенья, Сашка, ждёшь?
Забегай, раз мимо прёшь...
Чем так нынче огорчён ты?..»
Все на сенокос ушли?
На задворках спят в пыли
Петухи? А собачонки?
Волки их уволокли?
Ползунков-то, ухорванов,
Привязали у стола
За ногу?
Пасти барана,
Сенокосить ещё рано,
Их пора не подошла;
Кто неволей оскорбился, –
Не берут, как ни просился, –
Плошку с кашей растоптал,
С горя тут же повалился,
Этот будет генерал;
Спит как пьяный среди залы,
Снятся уж ему вокзалы,
Самолёты, поезда,
Видит космоса причалы,
Не видал хоть никогда
Ничего-то дальше носа;
Видит: едет Ломоносов:
«Миша, вызволи меня!
Ты ведь сам в Москву без спросу,
А не гонится родня?..»
Занавесь раз колыхнулась,
Отворилось и окно…
Тень России,
ты проснулась!..
Блазнило, и то давно.
Было утро, скоро вечер,
И никто их не уймёт,
Я лишь времени перечу;
Не со мной, а уж навстречу
Жизнь летит – не узнаёт:
«Ты лет с трёх
в грозу бесился,
Веселей не зная дел,
Вверх по радуге хотел,
Голый по двору носился,
Песнь про Разина галдел?
Бунтовать не довелось
Ради русского народа,
Братанам палить пришлось
Из поджиги по воротам,
И – доска с кулак –
насквозь…»
...От кострищ в горе траншеи,
Ешь вас мошки, земляки!..
Выбрать места не успеем,
Прыгаем, окоп – по шею,
На бутылки, угольки.
И тотчас над кромкой леса
Разомкнулась тьмы завеса:
Свет как бы с иных планет,
Тут, у нас, такого нет…
Там, однако же, т о т с в е т…
Дождь – стеной…
Одёжки сняли,
И ботинки – вмиг – в пакет.
Дома нас, сухих, пробрали,
Мол, про горы мы соврали:
«Тут гроза, а там и нет?
Как это спаслись, два чуда?..
Тут не всем так повезло:
Где ларьки согнало в груду,
Перещёлкало посуду,
Где и кровлю унесло.
К е н о вон едва окучил
Картошонку…
– вот ведь случай! –
Малесённой нет и тучи,
Ну как вихорь поднялсё,
До плотика* вымел всё!
(* – подпочвенный крепкий грунт)
Рядом мы – ни ветерка…
Кено пал на грядку, плачет:
Нет картошки, зря ишачил;
Отдадим им три мешка,
Но – цветёт ещё пока…»
-4-
Брат крепит родное место,
Зимогорить не ушёл;
Будущее нам известно,
Так что жить – пока – чудесно...
Он меня на Лисьи вёл
По-за скотными дворами,
Тут бревёшко, там ручей.
Комары внизу орали,
В кадниковской пасторали,
Позабытому, мне: «Чей?»
Чей, мятущийся по свету
Ради строчек в рай-газету,
Преходящих, как роса?
Опиши-ка утро это,
То-то будет полоса!
Горы, я давненько не был, –
Жизнь, конечно, маята, –
Поглядеть почти что с неба
В прошлом веке где я бегал, –
Заповедные места.
Всё стоит как будто с миром,
Вижу школу впереди;
Из живых ещё кумиров
Заезжает Тихомиров: *
(* Александр Александрович – преподаватель математики)
«Понял жизнь? Не подведи…»
Жизнь – роман.
Исправить рад бы,
С гор, мол, вижу всё как надо:
Отдан времени налог,
Без литературы слог,
Жизнь идёт под эпилог…
Наполняю – эх! – стаканы,
И смущён, и зол, и рад;
В той поре, уже туманной, –
В неоконченном романе, –
Слова не исправишь, брат,
Новый день, мол, дал совет.
Знаем, бел ли белый свет,
Он-то нами не обижен;
Жить к родне охота ближе,
Лишь покою нет как нет.
Тихомиров на Камчатке
Думал, всё теперь в порядке:
Жизнь спускается с горы,
Всё обратно бы, да вряд ли…
Под горой-то: ер-еры…
(В 1970-1990-е годы А.А. Тихомиров служил в МВД, на Камчатке).
«Синусойды и кривые
Вулканологов – немые;
Принял, в сопках –
чу! –толчок,
Все мензурки со мной – чок,
Ты, мол, знаешь, старичок.
Не люблю вставать с похмелья,
Вдруг – трясёт мою постельку,
То вулкану спать уж лень;
Распрягу, пасись, олень,
Сплю – актированный день!
Лисьи горы содрогнуться
Могут в случае одном:
Москвичи опять проснутся
И на Белый Дом попрутся,
Там – Гоморра и Содом:
«Все реформы проведём,
И за всё заплатите;
По стакану не нальём,
В землю ляжете живьём,
Там уж и заплачете…»
Срок?.. Кто видит, понимает:
Всё – в евангельских трудах;
Гостем будешь, погуляем,
Срок исчислим нечунаям,
Хоть не в днях, так уж в годах.
…Заболели нынче ноги,
В Боткинской врачи как боги:
«Инсульт обогнали вы:
В шее тромбик – дел немного,
Рыбка вянет с головы…»
-5-
Притч ответных не имея,
На столе вина имей,
Улестишь любого змея;
Пьём, но я – про Ф а л а л е я,
Притчу умный разумей…
…Все деревни уж в районе
Обошёл я, – вот чудак, –
Чувствую, за окаёмом,
Только в областном объёме,
Тоже жизнь;
и дальше так…
…В семьдесят ...ом году –
Радио; я жгу глаголом,
Я борьбу за хлеб веду.
В Сямжу, с Лёнчиком Беловым,
(имя, фамилия натуральные - А.А.)
Утром, в сумерках, по льду,
Мчит «уазик», как ракета,
Хоть с горы, хоть на подъём;
Лесовозов встречных нету…
«Спи, лунатик… –
хмыкнул Лён. –
Сам уж сплю… Гляди-ка, вон,
Нехорошая примета
У обочины лежит;
Партизан, смекаю, это,
Ведь в руках-то не конфета,
Уж не нас ли сторожит?..»
Лёнчик – р а б о т я г а, скептик,
Чует в ленинской он кепке
Д е в я н о с т о п е р в ы й год…
«Лён, ты жук и обормот…» –
«Врёшь, как Троцкий, радиот…
Р а б о т я г и, глянь, в Европах,
Едут на своих авто:
«Вольвы» – отдых, «Мерс» – работа,
А мы всё – ушами хлопай,
И не вякает никто.
Л ё н ч и к, царь наш, скупердяй,
Чем шурупит, доходяга?
Погляди в окно, сердяга:
Слабо пашет работяга,
Хоть с винта его стреляй…
Работяга и мудрит:
Этому конец да станет,
Ленин руку с кепкой тянет,
А рука вот-вот устанет…
Вон, уж: при ружье старик…» -
«С повчаса попуток нету, –
Мало издит кто до свету, –
Всё стоеть? Вот и лежу,
Под боком ружьё держу,
Смех, а можёт, осержу…» –
«В феврале –
в лесу шататься
Ночью… Деньги потерял?..»
Лёнчик, не тебе смеяться,
С самим Ф а л е й задираться…
«А капканы провиряв.
Раз добычи не несу,
Заночую, мов, в лесу,
На деляночкях родимых;
Хороши бывали зимы,
Лавливав сивком лису!
Фронт второй быв,
лесопильной...
Манинхрен попав в ребро
Мне на финской…
Сам субтильной,
Твой, Сашко, отеч тащив нас,
Двух подчтреленных…
Добро
Проморозились, – огня-то
Манинхрен и не велев
Жечь…
А нынче я, робята,
На ногах, так не ревев,
Ночь с костром плясав да пев!
Вижу, Масленку играём,
Скачки – мчимсё под горой,
Я оглоблю гнув дугой…
В вас вот жизни не хватаёт,
Вы – народ совсем другой:
Ближе к хлибцу!..
Да к начальству!..
Жись – сплошноё зубоскальство,
Не глотали вы хвою;
Вдруг зашаёт мало-мальски,
Глянуть бы на вас в бою.
Вот и было бы що вспомлить,
Ухорванам сказ вести,
Как пришлось бы, ..... .....,
Три километра, всё по льду,
От кукушечёк* (*снайперов на деревьях)
повзти.
Из всего третьёва взвода
Троё мы и приповзли,
Миномёт приволокли;
Все – семнадчетова года…
Нас молитвы берегли,
Мов, я дома ещё нужён…
Наперёд вам мой совет:
Брюхо затяни потуже,
Погляди на совнцё в луже,
В небе вдруг да его нет…
Я скачу да спать мешаю,
Вот мне дедушко певав,
Перед сном к молитве звав:
«Ф а л я, я тебе внушаю,
Наперёд чтоб, паря, знав!
Не сидишь,
не лежишь,
не стоишь…
Не в тюрьме,
не в больниче,
не в давке…
Объегорив всю жись?
Вот те – шиш!
Погоди, ещё так побежишь!..
Или – будёшь качетьсё в удавке…»
Впереди – такиё грозы –
Не возрадуессё жить…
Ох, спохватитёсь, да поздно.
А пока что тритё к носу,
Надо Родине служить!..»
Лёнч заржал, захлопнул уши:
Бродят по лесу кликуши,
И без пользы, и без сна;
Жизнь – по радио – всё лучше,
Впереди – рассвет, весна…
В ёлках утро мережжит,
Хаживал я там за мохом;
Наст под лыжами визжит,
Погляжу, а брат мой Лёха
До работы в лес бежит.
«Нет уж,
дальше поспешайте,
Как бежал, так побегу,
Я здоровье берегу.
На обратном – заезжайте:
Что найду, тем и смогу!..»
По тропинке скрылся ловко.
…В город нас «уаз» везёт,
Уж народ кряхтит-встаёт,
Вон, гляжу, на остановку
Дьякон Н и к о л а й ползёт,
Младший братец Ф а л а л е я:
«Вы куда с им, дуралеи?
Разговором уморит.
Со свиданьицём – затеём?
У меня душа горит…
Встали, чаю, вы с повночи,
День, знать, будёт золотой.
К небесам поднимём очи,
Раз, и горлышко промочим,
И машине отдых – стой…»
Раз – душа, конечно!..
Взяли
К о л ю с Ф а л е й мы с собой,
Не свернули и домой.
Год друг друга не видали,
В Сямже – К и п а, брат большой;
Братья с виду как валеты...
…Лёнчик спал,
борщём согретый;
Я впивался в рай-газету.
Есть!.. Шофёра жаль будить,
Эх, умел бы сам водить…
«Вот социализм на деле, –
На планёрке загалдят. –
Лучший репортаж недели:
Чувства у людей задели,
И сердца руководят…»
Вычитал, что старичеи
По-за Сямже – всех мудрее;
Уж и кровь-то их не греет,
Но сердца полны огнём,
Ох, зажглись осенним днём!
С клюквой кто ползёт с болота,
Кому рыжиков охота,
По закраинкам бежит:
Не в глазах ли мережжит?
Ведь треста-то всё лежит!
«Лён – под августовски росы!..»
Делу время, начал гнить,
Снег пошёл, считай что бросил
Лён колхоз, - и нет вопросов:
В поле некому ходить…
Тракторист – спина не гнётся,
Пенсионный видит сон,
Ждёт доярка не дождётся,
Молоко само польётся…
Ну, а лён – любит поклон!..
Старики, поди, родятся
Уж с топориком, с лопатцей,
Отдых им не по нутру.
Лён гниёт? Полезут драться,
Не дадут пропасть добру.
Замечаю с давних пор:
Старичок ползёт к соседу
Посумерничать беседу,
Руки – так, словно у деда
В них коса или топор;
Так настроились уж кости
Не сегодня, не вчера,
Хоть в работу, хоть и в гости –
Ноют целый день с утра,
Помнят тяжесть топора.
-5-
Сямжики-пенсионеры
Кланялись неделю льну;
Председатель не поверил,
Все поля пешком обмерил…
Всё убрали, ну и ну!..
Не корили и не ныли
С ветхой совестью своей!
Трактор, знамо, попросили,
Когда всю тресту сносили
На обочины полей…
«Ты меня хоть образуй:
На какой им это ....?
Доживут ли до Макриды?
Каждой всё на свете видяв,
Пренички сиди да жуй!
Сашка, слушай старика ты,
К и п к о – стрылен воробей,
Не доидёшь, хошь убей…
Наши чем тебе робяты
Хуже тамошних идей?
Не ходив, не видяв страсти,
Не дорога – смерть, несчастьё…
Самой крайнёй сельсовет,
Там, Сашко, Советчкой власти
До сих пор, поди-тко, нет.
Вёрст туда – все петьдесят,
До Луны добраться проще.
Попадётё, как кур во щи,
В буерак…
Глаза-то вовчьи
Как фона-а-рики висят…
Еле по дому брожу… -
К и п а встал, от боли ойкнул
Поскорее лёг на койку. –
На охоту не хожу,
Зверём не руковожу…»
«А попроще ведь с вовками,
Поняв сам давно, поди:
Как догонишь,
так пинками… –
Вспыхнул дьякон. –
Дураками,
Мiром поруководи!..
Говорить мне так бы грех,
Бог роботаёт за всех,
Выростили неумех.
С топором, с косой ходить?!
Нет, дай поруководить!
При Н и к и т е и заныли:
«Не живи ты, как мы жили,
То в навозе, то в снегу,
То в воде, на сплаве…
Милой,
Ты: «вперёд!..» на берегу…»
Нет, ты робь,
так, щобы с носу
Тебе на лоб капало,
Жизни той не будёт сносу;
А иначе, нет вопросов,
Русь Святая плакала…
Поживём годов с десяток,
Там, глядишь,
нас Бог припрятав.
Царство Божиё робята,
Кто останетсё уж тут,
Про...ут, прожрут, пропьют…
Сашка, вспомнишь
старика ты,
Прав, мов, Ковка, чёрт рогатой,
От расстройства пив вино,
Не завидовав богатым,
Знав: помрёшь, там всё ровно:
Там молочны, ишь ты, реки,
Да кисельны берега…
Тут бы жись и дорога,
Друг на дружку человеки
Щерятсё, как на врага.
Уж какой ни есть бездельник,
Не кормить бы век его,
А чего охота? Денёг!..
Чтобы круглый год – сочельник,
Под нос бы – вина ведро,
Да варенья, да соленья...
Ох, большиё измененья
Чуёт задниця моя,
Ох, поучит нас поленьём
Кипкина Евлампия.
Не ахти, мов, гости здесь,
Невелик нынче и праздник,
Кипко, мов, всю жись проказник.
Мы хозяйку и подразним,
Жись, мов, праздничёк и есть!..
Я в воде-то, под мостами,
Ковда драпали, сидев:
Танки перейдут над нами,
Мы, сапёры, прыг-скок сами;
В двадчеть лет и поседев.
В октябре припорошило,
И подковки: цок-цок-цок…
«Братцы, сам ведь Ворошилов!..» –
«Над тобой он шёл, спросил бы:
Наступаём – на Восток?..»
-6-
…Снег валит, домов не видно,
Пропадёт сюжет… Обидно.
Миг – весна, все речки вброд –
Не увидеть тот народ,
Вдруг со снегом уплывёт…
Хорошо было в газете.
Не доехать? Телефон!
Завтра знал бы весь район:
Ба!.. Живёт на белом свете
Бескорыстье…
Сладкий сон!
Снег валит, темнеет снова…
Радио – живое слово!
В путь – за словом…
«Лёнч! Вперёд!..»
Лёнч заржал:
«… да – только вьёт!..
Тут и трактор не пройдёт.
Не велел съезжать с асфальта
Сам Шипучка * сколько раз!
(* Николай Николаевич Шипицын,
председатель телерадиокомитета)
Да и мне машину жалко.
А по деревням шатайтесь,
Кто пешком ходить горазд…»
Я кулак примерил к носу,
Кочерга в углу – гляжу…
«У матросов нет вопросов.
Если вытаем под осень,
Всё Шипучке доложу…»
К и п у больше я не видел,
Помер он – как раз к Макриде,
Тут меня он не простил:
Зря, мол, Л ё н ч и к а обидел.
Н и к о л а й перекрестил…
Вот, читаю я, в Никольске
Любят тамошние льны;
Рад Сушинов*, рад и только,
(*А.И. Сушинов, собств. корр. областной газеты)
Смотрит молодости сны:
Все трудом увлечены,
С песней в поле и обратно,
Как штыки,
блестят лопаты…
Там общественных апатий
Нет, как в нашей стороне,
Хоть ползут по всей стране;
Я и там бывал подолгу,
Видел речку Юг и льны, –
Час на «Яке» до Никольска…
-7-
«А душе приятства сколькё,
Люди – мёд, как до войны!
Лётывав на самолёте
Ф а л а л е ю ш к о в Никольск;
Помню, вдруг сердчишко ёкнёт:
… «Чому ж я не сокив?»
Ужарахнувсё? Нисколь!
Помню, место – ох, знакомо! –
Промелькнуло за окном:
Рожь стоит ещё зелёна,
Ох, труба, ты мной белёна,
Ох, за речкёй крайнёй дом!..
Занавеска колыхнулась, -
Так бы спрыгнув,
хоть бы хны!..
…Там война уж всполыхнулась…
...И в Никольске, знать, очнулись,
Но – мовчат, как до войны;
Ближе к Вологде – устали…
Сорок лет в деревне ждали,
На своём переднём крае,
Дня прорыва… Где жё он?
Сорок лет всё – л ь н у п о к л о н …
Фронт иной
прорвавсё в космос,
Рот туда не розевай,
На себя бой отвлекай, –
На полях да на покосах
Вечной твой
переднёй край…»
Лён драть мать меня водила;
Сотки по две теребил,
На две и хватало силы
Мне, восьми годов верзиле,
С удовольствием ходил.
Нас никто не теребил,
Это приработок был.
Под вечер сдана работа,
Мне домой и не охота,
Спать меж снопиков любил.
«Тебе кланяться не надо –
Преимущество твоё.
Так-то жить и я бы рад был…
Шляпа, будь она неладна,
Вот теперь имай её,
Как хорошую погоду!..
Я-то ведь к восьмому году
Был совсем ещё никто.
Ты, гляди-ка, заработал
Хоть сапожки, хоть пальто…»
Ветер – фить – на транспортёр
Сшиб директорскую шляпу,
Я – хвать, грязью не заляпал…
Через десять лет, однако,
Подожгли мы с ним сыр-бор.
«С прибылью район сработал
Первый раз – счастливый год.
Ну, начальству нет охоты
Знать: тут нет его заботы,
Лишь закупочных цен рост…
Обнажи-ка мысль в газете…»
«Опозорил всех на свете!
Кто тебе дал цифры эти?
Ты так мыслить не готов
Восемнадцати годков.
Денег Центр даёт нам прорву,
Долг селу есть у властей,
Мы – в ответ – своротим горы!
Не троцкист, так что не смей
Расхолаживать людей!
Новому, случись, захвосту
Попадёт вожжа под хвост,
Осенит Москву с утра:
«Снова – грабь,
ведь грабить – просто:
Село – чёрная дыра!..»
Конфидент мой рассмеялся:
«Ты – в горкоме! – не признался…
Вот бы, шляпа, я попался,
Меня съели бы с дерьмом…
Правду подкрепим вином…»
Начал вдруг читать стихи,
Где и проза, где и сочно…
«Ну, в газету бы их срочно…» –
«Нет, со льном у нас грехи,
Плюс стишки: по шее – точно…»
…Сын его – известный врач,
Отрасли своей светило;
Думаю, возьми, подначь,
Мы с отцом вино, мол, пили;
Ох, ему-то да не знать
Анекдотов, серых будней,
Славных подвигов труда?
Всё – кричат теперь – забудем,
Время новое всё губит!
Я хочу опять – туда…
Всё построено в те годы, –
Как ты их ни обзывай,
Человек иной породы, –
И деревни, и заводы…
А потом – прошёл Мамай...
…Девяносто шестой год;
Выбрать Ельцина старались
На второй мамайский срок…
Дольше всех сопротивлялись
Сямжа и Кич.-Городок:
Знали, новые обманут,
Как осеннее тепло:
Всё в саду вдруг зацвело,
Тут тебе – мороз нагрянул,
Тут и – снегу нанесло…
-8-
Память в снег и возвращает:
Лёнчик, правду возлюбя,
Полчаса уж завывает:
«…Заме-тает зи-ма, заме-та-ет
Всё, что бы-ло до тебя…»
Ты, троцкист, давай – мели!
За «уаз» Шипучка спросит –
Ноги целый день не носят…
Снял очки, не видишь носа?
Нет ни неба, ни земли!..
«В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам…» (А.С. Пушкин. "Бесы")
Тракторья нет, вот обидно,
Наш движок тут несолидный,
В Вологду пора бы нам…»
Лёнчик раздувал кадило,
Но уж нам знаменье было…
Вижу из-под сонных век:
К нам из пелены унылой –
Весь в кровище человек!..
Он хватает ручку дверцы
Окровавленной рукой…
У меня упало сердце,
Лёнчик рюхнул, взвыл с тоской...
Что случилось?.. Кто такой?..
Я секунду, может, думал,
Показалось, целый час:
Кто такой сюжет подсунул?..
А из пелены угрюмой
Бензовоз летит на нас,
На ходу в него несчастный
Прыгает и – …только вьёт!..
От позора меня спас он,
Я ещё продумал час бы,
Сбил нас кто с пути – вперёд…
Лёнчик дал уж мне ума:
«Кипа знал, одни напасти,
Никакой Советчкой власти,
Тут – гражданская война,
А на кой нам ... она?»
Развернуться порешили,
Полчаса сугроб месили
Да жердями заносили
Таратаечку свою
В бензовоза колею.
У того колёса – бочки,
Цепи лязгают по льду.
Лёнч запел: «… догнать и – срочно,
Бензовоз бог дал нарочно,
По его следам пройду!
Я уж видывал наук... –
Лёнчик выказал старанье:
На асфальт – и все желанья… –
Бензовоз заглохнет вдруг,
Ну, и мы уж тут как тут…»
…То сугроб, то голый лёд,
Лёнчик где и взял задору,
Застревал где – …только вьёт!..
Словно палкой по забору,
В мутном небе – вертолёт!..
…К случаю
и друга вспомню.
В Кадуе – всё той весной –
У Дружининского Коли*
(*Николай Васильевич Дружининский –
поэт, юрист, в Кадуе работал следователем
районной прокуратуры).
Лёнчик рюмочки наполнил,
И посыльный входит:
«Стой…
Хлеборезом… Жёнка! В грудь!
Денег нет, так, мол, забудь…»
Коля: «Гибнет наше племя…
Хоть в рабочее бы время…
Не желаешь ли взглянуть?
Увидаешь без утайки, –
Сквозь пятнадцать так годин, –
Рупь нам будет господин…»
Лёнчик взграял:
«Да, шагайте,
Я все рюмочки – один…»
«Торопились к винтолёту?
Он моментом –
жу-жу-жу…
И меня, кабы охота,
Взеть сулились…
Погожу,
После с неба погляжу…
Жару дав – вернулись – вовк вам?..
Не слыхали, что за жуть?
…Ждёт машину, смотрит в окна,
Так она ему, а вот, мов,
Хлеборезом – жёнка! –
в грудь… –
Ф ал а л е й бродил у дома. –
…Скоро вы разобрались…
Не могу дышать в хороме,
Лучше – ёвка да солома…
Честно, так и мы –
дрались…
Всё считав, мов, сколь выходит,
Киприян, братан родной,
С пенсиёй да с огородом…
Чин даёт всем – по доходам;
Вроде брат, а весь – другой.
На Чукотке, для острастки,
Он стояв… Ждали: война,
Вдруг да сунутсё с Аляски;
Меринканцям
дать бы таски:
Подменили братана!..
Приглашаю жить к себе –
Насовсем…
А он мне – в рыло!
Тут и баушка завыла,
Выпив, мов, как подменили…
Холодно у них в избе.
Вон – темно, не зауснули,
Свет, мов, нынче дорог – жгать…
Ох, таких не стоит ждать
Целину – да хоть тресту бы! –
Добровольно поднимать...
…Слышно,
есть такиё люди,
Как при Божьём царстве будут,
С виду – мы, так не найдёшь…
Так по радиву и – бухни!..»
«Ты как Троцкий,
дедо, врёшь!
Глянь-ка,
солнце показалось…
Летом не таких найдём!.. –
Лёнчик разглуздался малость,
Дело к дому приближалось. –
Летом будет всё путём!..
У меня отец да матерь
Летом – в поле,
в зиму – в лес,
Всё – задаром…
«Лёнчик, хватит
Лазать с печи на полати,
Ты к деньжонкам бы пролез…»
Блажь явилась вон – ему,
Ишь, людей найти пытался,
За бесплатно кто старался;
Шиш один такой остался,
Потому что – ни к чему…» –
«Всё уж знаетё, емили?
От какова помела?
Вы – до первова села,
Мы – по первой не успили,
Тут и баушка пришла,
Начала, конечно, с гаму.
Были гости, говорим
Безо всякого обману.
Добровольцям, старикам тем,
Она будёт по своим.
Языком сперва мололи
По досюльным по годам,
К и п а – опустя-то – вспомнив,
Разобрали стариков, мов,
На зиму по городам.
Хату заметёт до крыши,
И не выйдёшь из жилья.
Жив сусед? С утра не слышно,
Так стрылели из ружья,
Бах – и тот, мов, жив и я.
А в ковхоз не сговорились –
Всем в одной избе сойтись.
У тебя, мов, лучше жись,
Кто признаетсё?
Позлились,
Но не как мы, не дрались.
Кипке с жёнкой зимовать,
Санку, Мишке – врозь страдать:
Заартачились невестки:
«Для двоих не хватит места…
Выбирай: отча ли, мать…»
Зиму всю существовать тут
Поодинке – бес не рад.
Ехали, сказались сватье:
Санко двинув в Закарпатьё,
Мишка, вроде, в Ленинград,
Витькя…
Пятеро их всех-то,
Посулились вновь на лето,
И ведь всем помно-о-гу лет.
…Телефон есть в сельсовете,
Мов, явились все аль нет
Родины добро беречь?.. –
Ф а л а л е й балесил речь,
С ним закат, однако, спелся,
Над дорогой разгорелся,
Как растопленная печь.
Н и к о л а й храпел как лось. –
…Видишь,
день севодни – Власья,
Борода должна быть в масле…»
Одолеть нам путь опасный
На другой день удалось.
Лёнчик пел и нас не слышал,
На асфальте таки, змей…
Лёнчику – «Не съили мыши,
Дак держи мешок поближе…» –
Дал картошки Фалалей.
Довезли братьёв до места,
Мол, не мыслили в бега.
Поутру опять – в снега...
Дальше – уж не интересно,
Жизнь вернулась в берега…
-9-
К - н о в, редактор мой, присвистнул:
«Для корзины матерьял.
Расколись, что всё примыслил,
Дома спал все эти числа…
Я в райкоме проверял!
Плачу: снег … подносит –
Парни вытают под осень,
Т р е т и й: «…да, парней-то нет…»
Пред, Шипицын, если спросит,
Всё вали на сельсовет…»
Я в райкоме побывал
Вечером перед отъездом;
Т р е т и й чай гонять позвал,
Лёню слушал с интересом:
«Работяги глас познал…
И в Кремле ведь,
вот что плохо,
Много уж таких, как ты:
Год-другой,
всему – кранты!..
Но пока что эти блохи
Не набрали высоты:
«Карасин напрасно тратим
На посев да на жнитво.
Можно не слезать с полатей,
Карасин на Запад – хватит
Нам на хлеб и на вино…»
Вынудишь, Лён, управленцев,
Здравый смысл к тому зовёт:
Как у янки, как у немцев,
Работяг – под зад коленцем,
Где не прибыльный завод.
Хватишь водочки с морозу,
А за хлебцем – в Новый Свет
Снаряжай свой мотопед!..
Нынче ведь у нас совхозов,
Ох, рентабельных-то нет…
П е р в ы й – в область, по делам,
Тоже интересовался,
Кто к нам без дорог прорвался
Да надолго ли остался,
Кто там шарит, по тылам.
Есть старухи-прокуроры,
Жизнь – сплошные разговоры,
Мол, начальнички всё – во-о-ры.
Старичонки тоже есть,
Сказанут, хоть в петлю лезь…
Посторонний взгляд полезен,
Я проспал, а ты пролезешь,
Устеклишь, где что не так.
С уговором: правду режешь,
Не обижусь, не дурак…»
«Спит, – пишу, – земля, их матерь…
Пар от тающих снегов,
Белых, как льняная скатерть…
А поля вдоль берегов
Ждут… не только стариков…»
«Всё ко времени и к месту!
Я такого не мечтал…»
П р е д слукавил, почеркал…
«Ветеранов дар –
партсъезду…» –
Утром диктор прочитал…
Было мне
лишь двадцать пять,
Чего проще – рассуждать
Об основах мирозданья
И душевные терзанья
В председателя кидать…
Саваоф!.. Довольно взгляда –
Для Эн Эн стараться рады,
Знали все, что делать надо:
Словом славить суть житья…
Но - наивный… Как и я…
«Не поверят! Съезда ради
Старики – тресту собрать!..
У них сердце было радо,
Не могли ему соврать…
Всюду партию совать –
Стыдно!..» –
я ругался с пылом…
А Шипицын:
«Бьёшь нас с тыла,
Партию никак не тронь!
Без неё мы, как слепые,
Сразу сунемся в огонь…»
Камень свой нашла коса:
«Лёнчик, даже он не верит:
Врём, мол, ржёт,
как сивый мерин!..
Красные у работяг глаза, –
Ночью ловят голоса…»
-10-
…Лет пятнадцать промелькнут…
Митинг:
«Ельцина – под суд»...
Глядь: Шипицын,
бодр лишь духом,
Наклонился ко мне ухом:
«Рад, что ты не лишний тут.
Нужно двести вологжан,
Митинг был чтоб правомочен;
Набегут, если пожар…
Работяга всё не хочет
Сознавать, что оплошал:
Как в вологодскую тюрьму
Да залетели гуленьки.
Охота в тёплую страну,
А лётали не по уму,
Назад теперь уж – ...... »
…Покатил я вновь – далече;
Ох, Россия, буйный сад.
Сколь ни выпито при встречах,
Но – про Вологду всё речи;
Год-другой, хочу назад;
Ослепительные люди,
«Как при Божьем царстве будут» ,
Попадались на пути,
Братцы, я вас не забуду,
Всех с собой бы увезти!
Стал я к дому собираться.
«Ой, подумай… А не врёшь?
Как ты в Вологде живёшь?
Видно, больше не видаться, –
Там ножоватики сплошь…»
Засмеялся врач, мой друг:
«Знаю всё из первых рук…
Сантиметром промахнулась, –
В а с и л ь к у жизнь улыбнулась, –
Берегись таких подруг;
Пульса не было на ощупь,
Помер с я м ж и к, если проще;
Мне – что ангел, что злодей,
Я все меры принял, в общем…
Он уж многих спас людей:
Водит «скорую» как гангстер…
Манифест вчера издал:
«Жму, раз ножик
где-то лязгнул,
Мне ведь деньги свет не застят,
С того света врач достал…
Раньше бабы реже смели,
Как меня, – нож под ребром;
Нынче – в грош не ставят тело…
«Скорой» крылья мыслю сделать…
Так не кончится добром…
Раньше – просто серость чья,
Нынче всё за деньги режут;
Поспешу, застанем свежим,
А машин – у всех своя,
Не пропустят… без ружья!..
Раньше – так себе дорога,
Мчисся, первый после бога…
Нынче всяк при колесе:
«Опоздаешь, так немного…
Хоть сам бог, а стой как все…»
Пробки!.. Это жди погрома –
Для богатеньких людей…
К моргу? Или же к роддому?
Больше где очередей?..
Мрём!.. А их терпеть, .......?»
Вру неладно?
Слышишь?.. Гром…
Хорошо Илье Пророку –
Для него везде дорога…
Это он шурует – к сроку –
К нам, в Гоморру и Содом…
Л ё н ч и к а спасли…
Ямщик твой!..
С я м ж и к вёз, теперь – друзья.
Л ё н ч а спас водитель ритма;
«В сердце – шофер… –
говорит мне. –
Самому водить нельзя…
За высоковольткой, – плачет, –
Тьма грибов – как не реветь,
Лишь принюхиваюсь с дачи,
Но не сунусь, а иначе
Можно с ходу помереть…»
Помнит, крови ты пугался,
Мол, газетная душа…»
Тут я с доктором расстался
И давненько не видался:
Оговорка хороша!
Окровавленная личность,
Что ни сон, бежит ко мне…
Дожили:
наш бог – наличность,
Люди – овцы, должно стричь их…
Нет, не верю и во сне!
Работяги хороши,
Постарались от души:
Скинуть мыслили чиновников, –
И я у них в виновниках, –
Ан, вновь –
считай гроши…
Лёнчику везти бы – Васю,
Вася – Лёнчика привёз.
Как ты тут ни извивайся,
За сюжет ни извиняйся,
Не поверят: «Притчи брось…»
-11-
- Брось, конечно…
Эту притчу –
Век не тот – побереги.
Здравый смысл из неё вычтут,
Захохочут и засвищут,
И затопают враги!
Рассуждаешь, как Христос…
Притчи,
выпады,
намёки…
Удлиняешь очень сроки
Меж стаканами…
Морока,
Если это новый тост.
Или хочешь с этой страстью
Во враги Советской власти
Записаться?..
Опоздал.
Многим стало открываться:
В девяностых маху дал...
Но из тех,
кто стал стесняться
Бедности родных полей,
Рад бы в Штаты перебраться
И – оттуда – ..... стараться,
Очередь! Как в мавзолей…
Обчество сперва простынет,
После по нему – прыщи…
Думали, богатство хлынет,
Как вожди придут иные;
Нет его… Ищи-свищи…»
Т и х о м и р о в точно знает:
Жизнь-то решена уже...
Но по-детски замирает
Сердце, будто вновь рыдает
На последнем этаже
В школе (Окна нараспашку,
Слушай, горы, слушай, лес…
Так Р ы ж о в* играл, что ахнешь..
Лёня!.. За него – стакашек…)
Знаменитый полонез.
(* Леонид Константинович Рыжов, преподаватель английского, в шестом классе поручал мне вести уроки, сам отдыхал в уголке; Валерка Вахтеров и Валька, Пан Магазинов, были рады... А.А.)."Потрясающе замечательный был человек! Доброта и отзывчивость - для всех. Отменный баянист и шахматный мастер. Я имел честь работать с ним пять лет. Но дружба на этом не закончилась... Поставил свечу за упокой его души!" Александр Тихомиров. ВКонтакте. запись 23 апреля 2019.
Жалко, рано умер он,
Знал уж, видимо, заране:
Жизнь порадует – обманет…
За него дрожит в стакане,
Плачь, его аккордеон…
Окна были нам раскрыты
В юность, в космос,
во – всегда…
Нет, та радость не забыта,
Сверху гвоздика не вбито…
Но теперь-то нам – куда?
Помолчим, о чём мечталось, –
Жизнь не за руку вела;
Всё в том времени осталось,
Вот уж и в стаканах – малость,
Жизнь, как сон,
почти прошла.
Теми снами мы и живы:
Здесь – хоть выколи глаза,
Там же – Содемы извивы,
И закатные разливы,
И ушедших голоса...
Вдруг стаканы сдвинут разом
И за жизнь возвысят глас
Виктор*, Леонид…
(* Виктор Иванович Кунташев,
преподаватель русского языка и литературы,
журналист, художник)
Пусть блазнит,
Город ими пусть не назван,
Но они счастливей нас, –
Не вздыхали в разговоре,
Мол, темна
в миру вода…
Вижу церковь – парус в море,
Храм Ильи царит в просторе,
Осеняет города.
Знаем, что Илья – отрада
Многим в сутолоке дней,
Мы бежим к его ограде
Под дождём, хохочем, рады, –
Крыша зонтиком у ней.
«Церковь трогать ни к чему…» –
Зашипит редактор строгий.
Сам, что скажут,
то и трогал,
Нынче выгодней ему
То всё, прошлое, во тьму…
Сокол – за леском – тоскует,
Не расправил крыл пока,
И трубой высокой всуе
Не зелёные рисует,
Производит облака...
Б о р о в и ш н а я поляна –
Место тайное моё,
Не вставал
по губки* (*грибы) рано;
Новый мир по автобану
Весь гудит через неё…
В и ж у г о р ы и д о л и н ы,*
(* Феодосий Петрович Савинов. «Родное». 1885.
Савинов родился в Тотьме в 1865 году, скончался в Вологде
в психиатрической больнице в Кувшинове 29 августа 1915 года).
Вижу ласточкин полёт,
Запах скорой уж малины
Чувствую…
Душа поёт?
На душе – как сорочины…
Э т о р о д и н а м о я …
…Савинов, скажи на милость,
Так цвела вокруг земля?
На горах и мне приснилось:
Наверху блаженства я…
Ради этого мгновенья
Человек рад песнь пропеть!
А потом всю жизнь терпеть
Лишь потери, униженья,
Горы дней в песок стереть…
В святцах многие страницы
Не сумели сохраниться, –
Часто в руки брал народ.
Горы, разыграйте в лицах
Жизнь
на сорок лет вперёд…
Горы,
мне пора правдаться
В путь обратный – далеко.
Вам-то что! Опять видаться:
«Снова здесь?
Здорово, братцы!..»
И прощаться – всё легко.
Горы, в вас же денег много,
Может, встретимся не тут, –
Понижая год от году,
Высь песчаную в дорогу,
Под асфальт переведут…
Экскаватор рот раскроет,
Ф а л и н х о д н а К р е м л ь разроет...
Не болит у гор, не ноет,
Жизнь идёт не как вчера:
Сходятся с горой гора…
Может, где-нибудь за Тотьмой
Пыль поднимет автодор;
Хрустнет на зубах:
а чтой-то
Мне знакомо с давних пор?
О, песок,
он с Лисьих гор…
С Ф а л а л е е м разговор.
«Хошь повирь,
а хошь – на спор,
Ям нароют вместо гор,
Для кина, что на Луне
Меринканци не одне…
И ракеты-ти однажды
У них станём закупать.
Как доставить их?
По нам жё,
Если фигу вдруг покажём,
Их почнут и запускать,
Мы – имай тут!..
Люди, звири,
Слышь, лунатики топерь;
Внуцик врав, а я и вирю:
Кратер лунной –
вон, в карьере;
Да циновник, лиса-зверь,
Обнадёжив, что напасти
Не допустит в нашу жись,
И про горы
скисли страсти.
Так ведь
и Советчкой власти
На века вроде клелись…» –
«Фалалей Павлиныч, стой…
Ведь по-гречески-то kratёr –
Чаша для вина с водой…» –
«Позовём, пожалуй, братьёв,
Нам не вылакать с тобой…
Догадайсё, делопут,
Как вино бы толькё выпить;
Воду всю обратно вылить –
Столь трудов
нам не осилить;
Воду пусть карьерци пьют,
Котик мой пусть их поучит,
Персик, золотая шерсть.
Иногда его прижучу,
В молоко воды набучу, –
Млека нет,
вода вся здесь…»
Из Ромена из Роллана
Знаменитого романа
Строчка к случаю идёт:
«Святой Мартын сам вина пьёт,
А воду на плотину льёт».*
(*Поговорка 16 века. Эпиграф к роману
Р. Роллана «Кола Брюньон»).
«Видно, им вино – на пользу,
Нам уж нечево к ним лезть,
Обезьянничать с них поздно.
Если жив оставсё после,
Знаёшь: дурь так дурь и есть!
В городишке мотокосы
Це-е-лой день визжат опять!
«Всех – в село, там сенокос-то!» –
«...» – «Зачем всё это, .....?» –
«А с собаками гулять…»
Совнцё спит… Тут – как на зоне,
Уж собачей слышен лай…
Там – конвой… Тут – робинзоны,
Манахеры да масоны,
Хоть гранату в них бросай…
…В хате – кот, тут я не волен,
Правнуку приобрели...
Ельцинизм – болесть,
врач молвив,
Чип, мов, в Ваньке установлен,
Пульт – на том краю земли…
А лекарствишков-то не-е-ту,
Пред концом, говорит, свету,
Мо-о-жёт быть, изобретут
Подходящую конфету,
Всем хана иначе тут… –
Ободрённый ветром вешним,
Жив после грозы кромешной,
Ф а л а л е й журчит. –
Гледи,
Опиши суть жизни здешнёй,
Не пропустят ведь, поди!..
В райбольниче из палаты
В тувалет дрожат ходить.
Пока бродишь –
там деба-а-ты! –
Президент и депутаты
Могут… койку сократить…
Как открыли рот на Запад,
Словно в шашках,
всех нас за фук
Взели… Кто? А всё свои:
Перестройки соловьи
Деньги свисторезнули!..
Кто погиб, для них, мов, чист,
А в котором совесть шаёт,
Кто им воровать мешаёт, –
Недобитой коммунист
И, смешно сказать, фашист…
Слышь, по радио-то вы......ки
По-русски стали петь.
Это значит, скоро выборы?
Ужо такого выдернут,
Омманут ведь опеть
Дураков, нас, господа…
Правнук, губы, ишь, надулись:
Сок в коробках – пив? – вода…
Ванькя, можёт, ты – Бурбулис?
Отвечаёт – слышь-ко – «да-а-а...»
Ведь давно ли зародивсё,
Хлесть, готово – заразивсё
Меринкой: всё жвачкю жрёт…
Жить по-русски бы стремивсё,
Ванькя, вырос бы атлёт!..
От жевак весь рот – нарывы,
Врач: «Родителей бы дрыном!..»
А малой-то: «...Фаля, дед,
У тебя ума ведь нет,
Дом продай, купи канфет!..»
Врач-то на меня гледит всё,
На карман…
«Ждёшь расплотитьсё?..» –
Я уж чуть не заорав…
Ванькя-старшой, - вот бандитство, -
Мелом ... нарисовав!..
Вицёй старшова стегать!..
Ум конфеткой не приманишь,
И породу не омманёшь…
Телегеном, Ванькя, станёшь –
Со стола куски тягать?..
На хорошём тракторке,
На большом грузовичке,
Полюшко – гектаров тыща,
Став бы Борова почище,
Иль – сума на батожке…
Уж такой у нас народ:
Оммани, но с уваженьём,
Дай мякины – сунуть в рот,
Он к тебе с расположеньём,
Чучелом ставь в огород...
Ваньки всё ещё поймут.
Нас обули, мы и пляшём,
Стало всё вокруг
не нашим;
Попляши попробуй тут,
Если землю продадут…»
Фалалей!
Не будет счастья
Людям честным…
Не беда,
Вкруг Земли
песком вращаться,
Осудить и оправдаться,
Нам назначено – всегда…
…Горы, всякой с вас песчинке
Вроде я теперь родня,
Жду,
что ландыша травинка,
А на ней горит дождинка,
«Ты смотри там у меня…» –
Скажут…
Вон – сверкает мимо
Жизнь иная по шоссе…
Боров!..
На «Renault» – налимом
С бриллиантовым отливом…
Наш алмаз блестит в росе,
Мы бредём, босые ноги,
С поднебесья под откос.
Как нам жить,
подобно многим,
Совестливым, не убогим,
Не таящимся от гроз?
Проданы мы все, –
с горами, –
Лишь налимам жизнь легка
Среди нашей пасторали.
А за что
мы все сгорали?
Стукнуть –
жалко кулака…
…Нюра, Ковка,
Кланя, Кено, –
У окна кто, – непременно
Рады дедку: «…Хо! Привет,
Фалалеюшко, сусед,
Заходи, как раз обед!..»
К Нюре с Ковкой
в гости – Кланя,
К е н о вот ко мне бежит:
«Фалалеёт – знаёшь? – знаёт,
Столькё лет – соображаёт,
А знатьё, так не тужить.
Мне намяв вчера бока:
«Не уверуёшь пока,
Не вина, не огурцёв…»
Наших знав ещё отчёв,
И фамилья –
Мо-лод-чёв!
Он с семнадчетова года,
Вот – шшитай…
Крепка порода?
Нам по столькю не прожить:
Нет надёжи у народа,
Сердцё к жизни не лежит…
Ф а л ю бог уж не обидит,
Старой всё как раз увидит,
Чем тут кончитсё у нас:
Будут жить одне медвиди
Да кто знав под Горы лаз.
Старой там, он парень-гвоздь,
Пилит, слышь, земную ось…
Меринканцёв полушарьё
Всему свету жить мешаёт,
Чтоб оно оторвалось,
Правнука чтоб не смущало
Пьянкой, дракой да ворьём…
Нам ведь – лишь бы в нос попало…
Как отпилит, обещав мне:
«Кенко, до Октябрьской пьём…»
Матка мне:
«Вина – моря,
А есть решеньё твёрдоё –
Дума думала не зря –
За семоё ноября
Надо пить с цетвёртова…»
Мевко плаваёт в морях-то…
А пьяней – котороё?
В Белом я ходив и в Красном…
От вина отстать как раз бы –
Сердцё стало хвороё…
Дав Евангелиё мне,
Горы, мов, спасут в огне.
Мов, за что страдаём, знаём,
Лжепророков хрен поймаём, –
В телевизоре оне…
Я ведь – тёмная бутывка,
Т и х о м и р о в – по затывку,
Поучи и ты хоть пня,
Можёт, пить всего три дня,
А корова у меня…
Бульбу первой раз окучив, –
Почву с грядок унесло,
По спине пере...…
По башке бы сразу – лучше…
Фершав ржёт, мов, повезло…
Я повзу, в грязи, баской,
Хохочу, мов, наградило.
Матку пред грозой сморило:
«Щоли, грамоткой какой?» –
«Вдоль хребта – самой большой…»
Лапти кинув в телевизор,
Спав, пока угар не вышёв,
Прётсё совнышко в окно:
«Жив?.. Ожарю всё равно…»
И пора бы уж давно.
Кто в морях раз не потонёт,
Как-то сказывали мне,
Тот про воду пусть не стонёт,
Вовноватьсё зря не стоит,
А горить ему в огне-е…
Совнца намариновать,
Насолить бы да навялить…
В печь зимой к дровам добавив
И вальнувсё на кровать –
Думать, где що своровать.
Маткин род не воровской.
(Слышь, где улица такая?..)
Как нужда уж ни товкаёт,
А всего важней покой:
Я, мов, жук, но не такой,
Яблочкям чужим не рад,
Засыхают вон свои,
Их не тронув даже град.
Слышь, такиё есть ... –
Стибрят сразу миллиард!..
Побегу, а то посадят
Нас, Сашко, за разговор…
Для чего нам это надо?
С Кеном, мов, сидят в засаде,
Трёкают, какой где вор…
Ты в грозу-то
где ховавсё?..
Не видав я, сколь живу,
Лес косило, как траву!
В загороде я попавсё:
Ад кромешной – наяву…
Ладно, дожж – святоё дело,
Вмиг вся Содема полна!
А ударная волна?!..
Словно в Новый год, летели,
Ёвки… Тут моя спина…
Столькё дров не напилить
За год всем ковхозом дружно.
Дожж с тех пор
и бросив лить,
На ... мне, мов, это нужно,
Раз не хочитё платить!
Салажонком в Красном плавав –
Не видав такой жары;
Совнцё на ... всех расплавит,
Видно, нас Господь не хвалит
Да не скажёт!.. До поры…
Вишь, главком не вышёв ростом,
Ему снять с Кремля не просто
Шестипалую звезду;
Боря вешав, на беду,
Довгой…
Можёт, уж в аду…
Я не про звезду Давыда,
Всё на них, уж им обидно.
Среди русских до ..., –
Специально ростят, видно, –
Шестипалых-то, ворья.
Боря шибко уважав
Шестипалых: у него-то
Кисть – три пальчика, всего-то…
Я ведь за его орав,
А теперь, гляжу, про....в!..
Стыдно, про себя не спорю,
Жгёт досада за народ:
Задним всё умом живёт.
Ткни в тово, кто быв – за Борю…
«Врёшь...» И в харю наплюёт…
Где ещё
столь дураков?!..
Боря чув свою победу,
Пев с утра и до обеда:
«С своёй верной
ватагой поеду
И раз-гра-а-блю
хоть сто
го-ро-до-оф-ф!..»
А с обеда и до сна
Чув,
Россия отвернётсё…
Пев всё времё,
как очнётсё:
«Наказанью
весь мир содрог-нёт-сё,
Ужаснёт-сё и са-ам
со-то-на-а-а…»*
(*«Любовь разбойника». Народная песня.
Из репертуара Максима Дормидонтовича Михайлова).
Дым, жаришша… Как в аду…
Сорок с ли... – в тени –
На повити ли, в саду…
Фершав:
«…шум в башке?.. Они,
Судные стучатсё дни…»
Встанёт дедушко из гроба,
Старики-хронтовики
Ужарахнутсё,
що робим,
Паскодомную породу,
Нас,
изрубят на куски!..
Писано,
с небес каменьёв
Людям надо ждать вот-вот.
Осуждать людей не смеём,
А поскурвивсё народ:
Кошелькём
у многих рот…
Господами жить – порок?
Ты-то кар
с небес не чаёшь?
Сам Евангельё читаёшь?
С Фалалеем всё смекаёшь,
Назовитё людям с р о к!!»
Горы, мол, пока стоят,
Их беречь всем миром надо;
В неизбежный
с р о к разлада
От огня небес и смрада
Лисьи горы защитят… (См. эпиграф).
«Сорок лет ведь Фалалей
Всем внушав,
мов, ждать каменья
Нам с небес…
Теперь сомненья
Отступают от людей…
Как он чуяв,
Ф а л я, змей?
СССР – сплошь святы рожи! –
К е н о – хлесть! –
себе под дых. –
Нынче – на чертей похожи!
Всё – внучата тех святых!..
Вот как бедность надоела…
На себе ташшы бревно,
А на кой мне бес оно?..
К меринканцям
двину смело,
Там Б а р а к не столь давно!
У меня всю жись барак:
Стройки, сейнеры, ковхозы;
В сердце ноёт как заноза,
Всё узнать хочу, дурак,
Вдруг у них-то –
тожё так?
Занавеска, слышь, железная
Распилена теперь.
Оказалось, вещь полезная:
В квартеру не залезли бы –
Железную ставь дверь!
Как насчёт клопов, всё ладно?
Знаёшь, как решить вопрос?
Совнцём их не выжгёшь, гадов.
На стене, вдруг бродят стадом,
Напиши слово:
«ковхоз»…
…Лисьи – что? Один песок…
У тебя-то есть товарищ
Шибко ловкой,
не нахвалишь…
Стасик? Дай-ко адресок!
С ним – к Бараку,
толькё срок,
Загоритсё всё когда:
«Бар, с тобой бы
надо выпить…
Поучи, как в люди вытти...»
Матка мне:
«Мовчи, беда…
Ведь посадят вас товда...» –
«Нам тово толькё и надо!..
Дожидайсё, он посадит
На казенныё харчи!..
Прежнёй быв ковда порядок,
Так не жрали москвичи.
Им опять житьё
– не горё,
Всёй стране проили плешь,
Вот бы в Белоё всех в морё:
Воздух свежой на просторе,
Что поймаёшь, то и съешь…
Бар, он Гитлер чёрной, глупой,
Три войны ведёт, .....,
Схватит всё, чево не купит,
И всё времё – ближе к нам.
Зашшитит ли нас Вьетнам?..
В лоб ....нёт мне Барак-то… –
Стену лбом как колону... –
Мне приснилось –
быть богатым…
Нет – комод, робят, жёну
И – ......ну на Луну…»
Я слыхал
то хитрованство –
Про колхозы, про начальство,
Про кубы, – слыхал обид;
Всё прошло – душа горит,
Атлантида говорит!
В близком,
видимом пространстве
Утонула – ох! – страна,
Что навек была дана…
Знать, за наше окаянство
В нас же и горит она!..
«Самолучшёй город – Киёв!
Быв вчера я там… Во сне
Шлялись с корешком, морскиё…
А дела-то не баскиё:
Лучшёй друг – в другой стране…
Вот его уж не пойму,
Заезжаёт Л ё в а этта:
«Где такси по сельсовету?..
Хермеров почто тут нету?..»
Я в лобешник дав ему…
Л ё в к а Борова видав
В телевизоре поместьё:
«Ох, шикарно, честь по чести,
Кенон, друг, живёт в том месте…»
Я обратно – гостю – дав...
Вдоль заборов мы косили,
В телевизор нас спросили,
Фаля крякнув, хитрой сивой,
Я про Борова: «куркуль!
От него и проку – нуль…»
Киев, Минск… Был – журналистом,
Кишинёв, бродил – туристом,
В Кавминводах – пиво пьёшь,
В Пятигорске – рифмы ищешь,
На гору Машук взойдёшь.
Лермонтова-то в Тарханы
Бабка – знала – увезла;
В склеп спускался утром рано…
«Ну, Кавказ – не всё бараны,
Скажём просто, не со зла.
Там от совнышка добро:
Собирай, чево не сеёшь.
Не картовка, не вспотеёшь,
Сливы – восемьсят копеёк
Малировано ведро…
(К е н о вспомнил цены 1970-х годков...)
Мы-то зря тянули жилы?
Допекло недавно мне:
Как савоси,
слепо жили!
Разом всех нас схоронили
В летаргическём во сне,
Вот колотимсё…
Оне,
Наверху-то, топчут землю,
Чтобы к ним, наверх, не лезли…
Всю-то ночь кричав жёне:
«Спусти хлеба на ремне…»
Фершав ржёт: «Фантомной боли,
К е н о н, нечем нам унять.
Дровец вдруг кому поколёшь,
Как тимуровец…
А можёшь
Борова «Рено» угнать…»
Ждать ли –
новой Атлантиды?
Вот духоподъёмный спор...
Ох, на горы
нам взойти бы,
Стать в согласный, братцы, хор:
Всё как надо видно
с гор…
-12-
В а н ь к а, внуцик, шоферило,
Ухорван, возник как шило:
«С дедка хрен, не капитал, –
Негде было, так не крал, –
Так за сказки хоть бы брал!
Филинтропа всё валял…
Борову заборы красил,
Две недели, старый, лазил,
Ни копья с него не взял,
Мол, коньяк – за тыщу – жрал…
Ведь в жару отскочит краска,
Так он ладился с утра,
Вышло – как у маляра.
Телевизор смотрим: «Сказка!
Есть в России мастера…»
И два этих-то барбоса,
К е н о н с дедком, газ да руль,
На экране ниоткуль…
Отвечают на вопросы!
С Борова, мол, проку – нуль…
Боров ши-и-бко развонялся,
Три кусочка мне всучил:
«Старый, змей, с меня смеялся,
Кулака уесть старался,
Кайф, зараза, получил!
…Фалалей – старик простой,
Начни мудернизацию,
На кошель его пустой
От «Рено», от тачки той,
Пришей сигнализацию…
…Вань, желаешь
в ма-жор-домы?
Не сожгли бы, значит, дом.
Работёнка – вокруг дома,
Человек ты мне знакомый,
А с чужим всегда - облом.
Погреба, гараж и бункер:
Камни с неба – живы будем.
А в мансарде вертолёт,
Заволнуется народ,
Чуть чего и – только вьёт!.
Вертолёта пока нет,
Но пускай уж он взлетает,
Как народ о том болтает,
Ясно, кто про что мечтает,
Очевиден мыслей тренд…
Север – пуст!..
Рабы и рады,
Учесали в города.
Там-то жись почище ада,
Их и там окучить надо:
В тэсэже вас, господа;
Тэсэже сейчас приходит:
Пенсию отдай сполна…
Ты – кулак им, мол, уроды,
Всех подряд сейчас урою…
Вновь – гражданская война?
Человечёк там простой
Что от жизни получает?..
И ведь жись не полегчает…
За неделю взять случаёв –
Не опишёт Лёв Товстой…
Север – пуст…
Сдавай в аренду
Расторопному соседу,
Толи финну, толи фшеду,
Ему счастья больше нет,
Хоть он финн, а хоть и фшед*…»
(*фшед – из рассказа Ивана Сергеевича Тургенева
«Степной король Лир»).
Ф ш е д, географ,
был, вишь, этта,
В горуправе отмочил!
В деревнях людей уж нету?
За приличную монету
Он бы – ж и т ь т а м п о у ч и л…
Боров – дядя деловой!
Ванька, будёшь домовой!
Ве-ще-слав, гу, Керосиныч,
Дедко пусть умом раскинёт,
Он у бога парень свой…
«Ванькя, думай… – рюхнул дед. –
На ..... такой сусед?.
Всё богатство нашё – мимо:
В огороде за доминой
И картовке свету нет,
Домик – четырехэтажной,
Газовой котёв в саду,
Спичкю кинут – мы в аду…»
…Мне что люди скажут, важно,
Скажут – нет, и не пойду…
Боров редко тут живёт,
Зелень, жук, в Москве стрижёт.
Я привыкну жить в палатах,
Сам, подумаю, бога-а-тый…
А потом придут:
ра-аш-щё-ёт…»
Вот и снег в окне летает,
Ночь светлее от него,
Но душа опять мечтает,
Ей чего-то не хватает,
Догадайся лишь, чего…
…В а н ь к а звякнул среди ночи:
«Помнит, что дружки с ним вы,
Попрощаться, вроде, хочёт,
С дедушком беда, короче…
Я звоню-то из Москвы…
Утро раннеё всё скажёт,
Девки шепчутсё с поста:
Старый вновь себя покажёт
Или музыку закажёт…
Шансов пятьдесят из ста…
Гаврики тут не простыё,
«Мерсы», «вольвы» во дворе,
Нынче говорят: крутыё…
Тувалеты золотые,
Жрать несут на серебре...
Ох, завидуют, друзья:
Всё – инфаркты, юзом жись,
Коньячку, и то – нель-зя-а…
А мы с фшедом набрались,
Снова эдак, что держись…
Возвращаюсь из поездки,
Уж нигде ни огонька,
А у дедка – пляски, песни…
Старики-то!.. Гопака!..
Скачут аж до потолка…
Помнишь ф ш е д а?
Лось соли-и-дный,
Иностранный господин!
Смахивал слегка на деда,
Оказалось: дедков сын…
Дедка помнила век свой
Мать, мол, и в Москву писала,
Дело гиблое без сала,
Там ребята с головой,
Отвечали: неживой…
Ф ш е д летал двенадцать лет
Из Европы в Новый Свет,
А как начал на Москву,
Сам почувствовал тоску:
Маткин выполни завет…
Лётчик был, а стал учёный,
И с недавних – слышишь? – пор,
Он не просто хрен мочёный,
С Родиною разлучённый,
Он в Москве ино-член-корр…
А живёт не больно складно,
Бабу третий раз лечил,
Всё от нервов… У них надо,
Что сосед купить словчил,
Ты бы завтра получил.
Отстаёшь от свово слоя –
Настроениё плохоё,
Ты уж и не человек,
Так что выдумай такоё,
Чтоб заткнулись на весь век…
Как у нашенских рабочих?
Сиди тихо, среди прочих,
Рупь последний с Кеном пропил,
Так халтурку поищи,
Бабу кышкни и – мовчи...
…Захожу: уже стакнулись,
По стакану, мол, допьём,
Ваньку, мол, с собой возьмём,
Пока дома не очнулись…
Курс – Москва, потом – Стокгольм!..
Дед – иконку со стены:
«С нёй везде нам – хоть бы хны…»
Мне-то что, с двоими драться?
Дедку, знаешь сам, собраться –
Подпоясать лишь штаны…
Я видал уж белый свет,
Но машину глянул – рюхнул,
И чего в ней только нет:
Слева – спальня, справа – кухня,
Есть и биотувалет.
Не машина – самолёт,
Встречные от нас – в сторонку…
Меньше ста не признаёт,
Всю полицию .....
И гибедеде – вдогонку…
Дед весёлый, как на свадьбе,
Вспоминал, как стал дружить,
Песни начал ворошить:
«А к жнитву
машины стану ладить,
Я в ковхозе вашём стану жить…» *
(* Иван Иванович Доронин. «Весенняя любовь»).
Посылали от завода
Старого тогда в Никольск,
Он и прожил там с полгода,
Там своё взяла природа,
А вот дальше – не пришлось…
Что-то даст ещё росточек,
Но манила девка та,
Марья, дедова мечта,
Восемнадцатый годочек,
А уж год как сирота.
Их сослали с Украины
В не свои-то палестины,
Мол, трудись да журись,
А родителям девчины,
Ан, без Родины не жись…
Полночь, звёздочки сверкают,
Дедко злится: Марья ждёт,
Бригадир не отпускает:
«Мы – стакановськой народ!..»
Знает, кто к Мане придёт...
Дедко: «Ох, вы, самосады,
Молитёсь всю жись тут пню,
А чужому горю рады…»
По канавам всю бригаду
Раскидал, как ребятню,
Да бегом вдоль озимого,
Чует: близко, тут она,
Фалалея ждёт, родного…
Глядь:
«...на штыке у часового
Горит полночная луна…» *
(* Фёдор Николаевич Глинка. «Песнь узника»).
…Колесом раздавлен колос,
Жмёт полуторка на Котлас,
Душ уж десять набралось их,
Кого дальше повезут,
Кто мешал, мол, жить и тут…
Вот ошибка где судьбы,
Слесарей зря колотил он,
Той минуты не хватило,
Часовым кроил бы лбы
Или - застрелили бы…
«Зря тя кличут Молодчём,
Фаля!.. Мог бы догадатьсё,
Времё не терять, не дратьсё…
С Манёй, видно, не видатьсё…
«Не быть мне мужём и отчём…»* (* Ф.Н. Глинка).
Плакал до свету в канаве,
Плачь не плачь, а жить-то надо,
Без расчету и пешком
В Котлас дедко поканал ведь
Без дороги да леском…
Так машину не догонишь,
Мане не придёшь на помощь,
Власть не одолеть сам-друг…
Марья – той порой – на юг,
А иначе бы – каюк,
Как родителям, не жись…
Вот уж близко стук вагонов,
Арестованные стонут,
Часовые опились,
Вдруг авто остановись…
Шоферило тоже пьяный,
Искра в землю вдруг ушла,
«Газ-АА» и замерла.
Обращаются тут к Мане:
«Девка, нам бы помогла.
Сбегай в лавку за «столичной»,
Нам-то, в форме, неприлично.
Выполняёшь на отлично,
Напоследок угостим,
Тут жё и ослобоним…»
Подвела служак тех мода:
По знакомому народу –
Где пивцо, где самогон,
По стаканчику – и ходу,
Ждёт на Север эшелон.
Вышел хмель – другая волость,
И опять знакомый голос,
Недалёкая родня…
Пленным нет, не откололось,
На сухариках три дня.
Согласились в лавку - трое,
Манечка назад – одна,
Смотрит: спят служаки-горе…
Патрулём и без вина
Участь их порешена…
Пленных – нет!..
Добро?.. Не ладно?..
Осмотрелась аккуратно,
Чтоб не кликнули обратно…
Еле руки отняла,
Как берёзку обняла…
…Вот судьба у молодца
Из-за белого винца:
Тот на фронте шоферило, –
Вскорости его убило, –
Подвозил твово отца…
А и рад, мов, быв напитьсё,
Ну, а пьяной всяк – дурак,
Лез с патрульными сразитьсё...
Воевать, так лучше с фрицём,
Тут уж нет сомненья: враг...
Он и Маню ту припомнил,
Мол, на сердце стало жать,
Не до пива-самогона,
Догадайсё, мол, ворона,
Как бы людям дать сбежать...
…Котлас – много эшелонов,
Ох, свободы не ценя,
Манечка среди вагонов
Ищет пленников знакомых…
…До войны всего три дня…
Паровоз уж – пар на марке…
«Пры-гай! Ма-ня...» –
как товарке –
Незнакомый в кубарях…
Прыгай… Шанс судьбы коварной -
День дожить при козырях...
Котлас – Вологда – Москва –
Минск…
К заставе идёт лодка,
За реку течёт молва:
«Ох, к р а с к о м! Привёз молодку…
Есть у русских голова?..»
«А куда тебя мне везть?
Где спасти и жись, и честь?
Не найдут… У нас край света…
А иначе бы не встретил
И не знал бы, что ты есть…
Берег т о т
соляркой пахнет,
Не сегодня-завтра ахнет,
Загорает в тех кустах вон…
Мы в бинокль е г о сверлим,
Зато – первыми в Берлин…»
…Через час к р а с к о м – в бою,
Тьмы и света на краю…
Маня – плен, концлагеря,
Жизни новой свет даря,
Знала: жизнь прошла не зря…
Дедко, думаёшь, поверил?
Жаль, отца твово уж нет.
Дедко тот рассказ похерил
И молчал полсотни лет…
Вдруг к нему в избушку – ф ш е д…
Старому – поклон от м а м ы...
Ф ш е д про поиск два романа, –
Я читнул, – нагородил.
Поподробнее с ним вам бы,
Я-то в лавку бы сходил.
С революций буржуазных
Шибко много безобразий,
Как и мир-то ещё цел…
Город так и онемел:
«Ф а л я снова всех уел…»
…Дедко бы сегодня помер,
Для него есть точно бог…
Знаешь, кто ему помог?
Я на сокращенный номер
Борову, мол, дедку – срок…
Боров: «Вижу, наблюдаю…
Ваня, стойте… поле с краю…»
И – секунды – вертолёт…
«Старый двигал прямо к раю…
Поспешил… Пущай живёт…
Повезло ему: за мкадом
Стал инфаркт себя являть,
Чтоб вертушка села рядом…
В городе врачи не рады,
Вся Москва стоит опять…»
Не видал я Самого-то,
И не надо, он как бог,
Видит всякую работу,
Хоть сидишь ты, ловишь блох,
Так лови да будь не плох;
Центров этаких он создал
В разных странах вроде шесть…
Я сначала: «Толстомордый!..
Вкусно жрать и я не гордый,
Но ведь столько же не съешь…»
Для чего-то ведь природа
Нам даёт таких князей,
Не спросяся у народа.
Что народ?
«Таких друзей –
Всех бы.. ..... да в музей!..
Зря, что ли, р е й х с т а г накрылся,
О г н ь н е б е с н ы й газ поджёг?..»
Не слыхал ещё, дружок?
Я с балкончика свалился,
Головой как раз в стожок…
Кено с дедком хохотали:
«Ванькя став рябой…
Как Сталин…»
До грозы стожок сметали.
«Жа-а-дные вы!..» – хохочу…
Взры-ыв!..
И – мордой в стог – лечу…
Боров отдал дом бюджету,
Нет, пустует ещё с лета;
А народ смеётся: «Понт!
Знал: в бюджете денег нету
На такой боль-шо-о-ой ремонт!..»
Терем Борова рейхстагом
Кличут…
Кто бы работягам
Эдаких лачуг давал…
Раз с дружком я пано-ва-а-ал,
Весь рейхстаг… переблевал…»
…Ванька-Ванька, ты не в деда,
Боров празднует победу:
Вот и гордость Ваньки вся,
Как бесплатно пообедал…
Тут звонок оборвался...
-13-
Я не сплю всю ночь… Конечно,
Там теперь не до меня…
Дремлет мир, и он не вечный,
Ждёт с тревогою сердечной
Утро зреющего дня…
Вновь Сан Саныч навещает;
Пробираюсь на вокзал –
Подсобить ему с вещами…
Мне подарок обещает,
Мол, вулкан нарисовал...
Горы, вам, поди, завидно?..
Молча, щурясь на стакан, –
Сквозь него иначе видно,
Мутновато и наивно,
Зато лечит столько ран, –
В воскресенье смотрят хмуро
Люди, как и не свои…
Уходящая натура –
Ковка,
Кено,
Кланя,
Нюра…
Современники мои
Знают:
век наш
тоже – лисий…
…Стой-любуйся бы весь век
Радугою-коромыслом,
Но меж выгодой и смыслом
Нынче
распят
человек…
2010-2013.
