Гамарджоба, генацвале (груз. — человек, чьи грехи я готов взять на себя), хотите немного Киндзмараули? На связи #грузинская_бандитка Алёна. В «Ковре» я отвечаю за Миядзаки, комиксы и кино, непотребства Лимонова, а ещё продвигаю мат в интеллектуальные массы.
Помню, мне лет 10, мы с бабушкой в типичном подмосковном санатории для родственников милицейских. Тихий час там хочется нарушать ещё больше. Смирительную рубашку на меня не надеть, наручники — тоже. Негуманно: бабушка давала клятву Гиппократа всё-таки. Она усмиряет меня чтением Мураками вслух (не знаю, насколько это гуманнее в том возрасте). Что она читала тогда, не помню — то ли «Охоту на овец», то ли «Дэнс, дэнс, дэнс», помню только ощущение медленного погружения в какой-то сырой тёмный туннель. Время остановилось в подмосковном санатории… И у Мураками оно тоже остановилось, приятно потянулось, как конфета «Баба Яга» из детства. Его книги и теперь часто возвращают меня в те декорации. Умеет он описывать статику так, что ты обо всём на свете забываешь, будто плаваешь в спокойствии японских отелей. И ничего вроде не происходит: ну торчит главный герой в гостинице всю главу, ну сидит на кровати, курит, пялится в потолок, ну пойдет прибухнет в баре. Статика на 10-20 страниц, а ничего более захватывающего не придумаешь… и всё это в туманном полумраке…
Мне 20 лет, вырываюсь на пару деньков к бабушке. Зависаем в её комнате. Над её подушками перегруженные книгами советские полки, которые я прошу дядю снять со стен уже который год. Очень не хочется потерять бабушку под завалом из полного собрания Диккенса. Ей 79, она всё ещё фанатка Мураками, снова читает мне вслух. Кажется, «Норвежский лес». Тут откладывает книгу и сообщает: «Слушай, у японцев так много орального секса!» И всё это так спокойно. Да, она спокойна, а у меня челюсть отвисла, за стоматолога кто платить будет? На такие темы мы ещё не говорили. Придётся отвечать осторожно: «Ну а почему бы не сделать человеку приятное, ба?» — с опаской смотрю на неё. Получаю неожиданно естественное: «В наше время это называлось минет». «Мне слово куннилингус нравится больше, ба», — хочется сказать, но челюсть окончательно отвисла, визиту к стоматологу быть! «Дядь, алё, набери знакомому, пусть скидочку сделает! Будем вправлять челюстно-посттравматический синдром. Бабушка заговорила о запретном!»
К слову о запретном — об оральном сексе, о сексе, да и о телесном у Мураками. Коллега Ника справедливо заметила: «Мне оч нра, что у него член — это член, а не жезл! А грудь — это грудь, а не восхитительные неровности…» Все эти жезлы, бузинные палочки, райские кущи, холмы на закате (на закате чего?), змеи во влажных пещерах и другие языковые извращения – это что, *, такое? Или мужчины, в особенности писатели, навсегда остаются школьниками, смущенно хихикающими над словом «х*й», которое нацарапано на стене мужского туалета?
P.S. И кино на вечер от меня, я с такими рекомендациями буду приходить часто. «Сядь за руль моей машины» Рюсукэ Хамагути — экранизация рассказа Харуки Мураками. История об одиноком человеке, боли от утраты, близости, прощении себя. Только обязательно прочтите или освежите в памяти перед просмотром Чеховского «Дядю Ваню». Это тот случай, когда первоисточник почти не важен, а вот «Дядя Ваня» становится ключом к пониманию всего, и это я не только о фильме…