Девятый год на фоне постоянно усиливающихся западных санкций мы слышим от властей заявления о необходимости импортозамещения в России. В 2014 году было подготовлено более двух десятков соответствующих программ со сроком исполнения до 2020 года. Никаких официальных отчётов по результатам реализации не было. Зато эксперты констатировали, что почти всё импортозамещение было с треском провалено.
Важную роль в импортозамещении должны были бы сыграть институты развития. К примеру, Фонд развития промышленности, главная цель которого – предоставление займов промышленным компаниям на льготных условиях в целях развития импортозамещающих производств и перехода на наилучшие доступные технологии.
Институт работает с 2014 года, за это время выдано 1200 займов на общую сумму почти 330 млрд рублей. Кредиты предоставлялись по разным программам по ставке от 1% до 5%, что существенно ниже инфляции. Проблемный портфель в районе всего 2–3%. Фонд функционирует достаточно успешно. Запускаются новые производства, новые предприятия, новые проекты.
То, что нужно предпринимателям, – за пределами возможностей банков
Эту тему в программе "Без цензуры" ведущий Никита Комаров обсудил с экономистом Петром Заборцевым.
Никита Комаров: Достаточно ли этих 330 млрд рублей для успешной реализации программы импортозамещения?
Пётр Заборцев: Конечно, недостаточно. Такой объём финансирования – это ничто, особенно по меркам 2022 года. И несмотря на то что Минпромторг рассматривает именно этот Фонд как свой основной инструмент воздействия на промышленность, он явно недомонетизирован, ему не хватает ресурсов для того, чтобы оказывать влияние.
Но я думаю, что это в целом системная проблема. Государство не смотрит на такие фонды как на активно определяющего политику, задающего курс игрока. Скорее лишь как на небольшие дополнения к общему вектору. А общий вектор – это в первую очередь банковское кредитование. Но, как мы знаем, банковского кредитования в программах импортозамещения совсем немного.
– А под государством вы что подразумеваете? Это правительство, это Центробанк, это какие-то иные институты?
– Я имею в виду людей, определяющих общую политику в стране, в первую очередь – представителей финансового и экономического блока. И, конечно, банковское финансирование, снижение процента – об этом говорят ещё с весны, как только начались проблемы.
Но в конечном итоге мы видим, что банки не могут обеспечить инвестиционный цикл. Поскольку то, что нужно для предпринимателей, для развития промышленности, находится за пределами того, на что способны банки.
– Не могут или не хотят?
– Скажем так, система работы банков – это институт управления деньгами. Условно говоря, они взвешивают процентные ставки и риски. При этом банки не слишком любят рисковать. И как только риск вырастает, а горизонты сокращаются, практически полностью прекращается инвестиционное финансирование.
Все банки действуют одинаково – будь то госбанк или частный. Сама логика банковской системы и само регулирование Центрального банка побуждает их вести себя аккуратно, не финансировать слишком рискованные проекты, брать твёрдые залоги. Вот, например, именно поэтому у нас не развёрнуто инвестиционное банковское финансирование.
Банки боятся рискованных проектов – им нужны гарантии
– А почему вы говорите, что это рискованные проекты? Вот я привёл пример Фонда развития промышленности. Там где-то 3% займов являются проблемными, по которым есть какие-то вопросы по возврату средств, по обслуживанию долга. Если мы видим такую качественную аналитику, качественную оценку проектов, то, в принципе, здесь они не являются рискованными.
– Дело в том, что банку на момент старта проекта нужно понимать, как заёмщик будет возвращать деньги. Это значит, что денежный поток, откуда он должен возвращать кредит, должен существовать уже на настоящий момент. Поэтому банки, как правило, не финансируют инвестиционные проекты без поддержки государственных органов, таких, как Фонд развития промышленности.
Банкам нужны реальные денежные потоки, которые позволят вернуть заёмщику будущий заём. Поэтому банк не будет финансировать то, что ещё не существует. А вся суть инвестиционного проекта именно в этом: ты расставляешь оборудование, создаёшь производственные цепочки…
– Где-то три года инвестиционный цикл в среднем идёт.
– Не меньше. А для банка это неприемлемо. Кроме того, банку нужен твёрдый залог, он должен понимать, что станет гарантией возврата, если что-то пойдёт не так. Это в политике Центрального банка прямо прописано, в управлении рисками.
Конечно, нам нужны инвестиционные банки, на текущем этапе они нам жизненно необходимы. С другой стороны, нужно повышать рентабельность промышленности.
Но также нужно отсекать спекулятивные заработки. Помните, весной мы говорили: первое, что нужно сделать, – это ограничить спекуляции. Что, собственно, и было сделано. И это дало благотворный эффект.
Если мы хотим, чтобы банки концентрировались на реальном секторе и выполняли функцию, заложенную в экономической теории, такие как инвестиции в создание новой стоимости, мы должны сделать так, чтобы у них не было лёгких альтернатив. Чтобы они не могли на валютных или фондовых спекуляциях, да даже на тех же облигациях федерального займа, получать бо́льшую доходность с меньшими рисками.
И тут должна идти работа как с одной, так и с другой стороны. Если мы просто начнём их зажимать, не создавая банкам возможности выхода и размещения их активов где-то в другой, нужной для нас области, мы просто угнетём банковскую систему, и всё. Поэтому здесь необходим общий комплекс работ.
– Учитывая нашу специфику, а именно тот факт, что порядка 70% банковской прибыли генерируется государственными банками, всё-таки то, о чём мы говорим, это чья работа? Правительства, которое, пусть и формально, но контролирует крупнейшие банки?
Но тут сложилась просто шизофреническая ситуация: банки ещё и условия правительству выдвигают, по какой цене они будут покупать облигации. Они приходят к своему акционеру, к своему собственнику и начинают ему чуть ли не выкручивать руки.
И всё-таки то, о чём вы говорите, это задача правительства или Центробанка, отвечающего за регулирование банковского сектора?
– То, о чём мы с вами говорим, выходит за рамки текущей монетарной политики Центрального банка. Это вопрос переосмысления общеэкономической политики, я считаю, что это задача государства в целом – и законодательной, и исполнительной власти, и власти президентской. То есть нужно в целом переосмыслить, как нам сейчас организовать финансовую систему, для того чтобы в условиях ограничений внешних рынков, в условиях, когда бо́льшая часть традиционных валют, с которыми мы работали, сейчас токсичны, мы могли запустить инвестиционный цикл.
Это невозможно сделать в текущей парадигме. Для этого нужна выработка стратегии того, чего мы хотим добиться. Нужно видение, что мы хотим создать такой-то институт развития для ключевых направлений промышленности, с такой-то примерно долей в валовом продукте. То есть определить, что именно мы хотим сделать.
Государству необходимо прорыть канал, по которому потечёт река рыночной системы
– Нам необходим орган, похожий на Госплан, который находился бы над исполнительной властью, правительством и Центробанком, который всё контролирует и сводит воедино? Примерно как в Китае?
И это будет действительно изменением парадигмы, создание нового органа, который находится как бы над схваткой. Таким образом, конфликт интересов между правительством и ЦБ исключается.
– Здесь нужно смотреть на вопросы несколько шире. У нас сейчас взята либеральная парадигма. Условно говоря, Центральный банк считается почему-то независимым органом, который регулирует банковскую деятельность. А правительство действует в рамках своих полномочий, определённых федеральными законами.
Госплан предполагает другой вообще способ хозяйствования, когда императивно ставятся задания для соблюдения межотраслевого баланса в первую очередь. Соответственно, здесь речь идёт про то, что нужно создавать проекты институтов. И, собственно, сами институты, которые будут регулировать те или иные сферы. То есть мы можем оставить рыночное хозяйство, в той части, в которой оно эффективно.
Вы знаете, я как-то проводил такую аналогию: необходимо, чтобы государство прорыло определённый канал, условно говоря, определённое русло, по которому пойдёт река рыночной системы. А поскольку этого русла у нас нет, река течёт как хочет. И куда она течёт, мы совершенно не понимаем.
А это русло нам необходимо, чтобы государство определяло параметры, куда надо направлять активность, какое направление более прибыльное или вообще запрещённое.
Чтобы оперативно получать новости, подписывайтесь на наш канал в Телеграме: @tsargradtv