Опубликовано 17 апреля 2022года
Поспешно пересчитав купленные до войны запасы мягкого кошачьего паштета, я пришла в дополнительный к происходящему ужас, поскольку поняла, что запасов специального корма для котят и дорогого паштета не хватит надолго, что было, впрочем, вполне предсказуемо. С какой стати было запасать кошачью еду, если её всегда можно было свободно купить, по мере поедания купленной ранее. Чем теперь кормить кота? Где добыть хоть какой-то кошачий корм? Сможет ли Рони есть и глотать корм, если удастся его купить? Работают ли зоомагазины? Зоомагазины, конечно, не работали, кроме единственного во всей округе, который, как я выяснила в инете, ещё открывался у нас на несколько часов в день, как и магазины продуктов. В полном отчаянии, скормив Ронику весь остававшийся паштет и корм для котят, который я тоже разминала вилкой дополнительно в пюре, чтобы котейке было легче его проглатывать, а потом ещё немного подогревала, я предложила коту немного куриного бульона, который как раз сварила для супа нам. О счастье!!! Ронька милостиво согласился полакать питательный, наваристый бульон, да что там, лакал его увлечённо, с большим аппетитом, захлебываньем, хлюпаньем и сёрбаньем! Впрочем, последние звуки происходили из-за того, что ослепший кот не видел поверхность бульона в мисочке, к тому же не имел достаточно сил держать свою голову, и зачастую окунался в тёплый бульон всей лицемордонькой. Мне приходилось после трапезы нести кота в ванную, чтобы мокрой мочалочкой осторожно отмыть ему мордочку от бульона, или даже можно сказать – супа, так как я стала мелко-мелко крошить в бульон немножко куриного мяса и белого батона, надеясь, что это хоть как-то подкрепит Ронечку. Но смывать оставшуюся на шерсти питательную субстанцию необходимо было сразу, чтобы она не засохла на кошачьей мордочке, ибо тогда она оттёрлась бы только вместе с шёрсткой. Плохо было то, что практически с самого начала войны в нашем районе отключили горячую воду, и приходилось умывать кота холодной водой, что явно было не на пользу ослабленному болезнью животному. Впрочем, Роничек не возражал, наверное, представляя, что это его, снова маленького котёнка, вылизывает мокрым, только почему-то холодным языком, мама-кошка. После того, как кот пару раз упал от слабости прямо у мисочки, опрокинув оставшийся в миске суп на себя, и мне пришлось ему и помыть лапы, и протереть бока, подогрев немного воды, я стала всякий раз поддерживать трапезничающего кота, осторожно направляя его голову ближе к поверхности бульона и пристально следя за тем, чтобы Роник не падал и не кувыркался через голову на свои мисочки с водой и бульоном. Можно было бы кормить Роника бульоном через шприц, насильно, как когда-то объяснил мне доктор, но… шприцы где-то надо было ещё приобрести, у меня в аптечке их не оказалось – а зачем было ими запасаться, если их можно было купить в любой аптеке в мирное время. Но всё же он сам лакал бульон и глотал, глотал теплую, целительную и питательную жидкость!
Даже глубокой ночью я принималась носить Рони к его мисочкам и лотку всякий раз, как только кот выказывал желание выкарабкаться со своей лежанки и направиться в путешествие по квартире по каким-то своим надобностям. Я никак не могла позволить ослепшему, беспомощному коту скитаться по дому в одиночестве, запутываясь в ножках стульев и проводах. Хотя выполнять ритуалы подготовки кошачьей пищи (достать, налить, накрошить, размять, подогреть), кормления и последующего умывания больного кота почти в темноте, только при слабом свете маленьких лампочек потолочного карниза и включённой микроволновки, под грозное и всегда внезапное бабахканье за окном было отнюдь не простым и никак не успокаивающим занятием. Но я была готова выполнять все эти действия не только днём, но и глубокой ночью, рискуя привлечь чьё-нибудь недоброе внимание к своему слабо освещённому изнутри окну, лишь бы только Роник пожил с нами подольше и победил болезнь. Я постоянно просила его жить с нами ещё долго-долго, уверяя в том, что он нам очень дорог и очень нужен, потому что он у нас самый лучший кот, лучше просто не бывает.
При всей своей болезненной немощи, слепоте и беспомощности Рони оставался всё тем же деликатным умницей и светлой, любящей душой. Это по-прежнему был всё тот же наш верный и преданный Роничка, только во внезапно одряхлевшей и обессиленной оболочке, которую он всё равно старался поддерживать столь же элегантной и ухоженной, как всегда, с большим трудом вылизывая свои лапки и даже пытаясь умываться, хоть и падал в процессе, то и дело теряя равновесие. Когда я уходила на кухню готовить еду, оставив котейку на тёплой лежанке, он поднимался и, шатаясь и заплетая лапками, а то и перекувыркиваясь через голову, упорно добирался туда, чтобы находиться рядом со мной, как в старые добрые времена. Врачи-неврологи отмечают, кажется, такое положение дел при инсульте выражением «сознание сохранено». И у Рони полностью сохранилось его сознание, самосознание и уровень интеллекта, вот только он не мог больше поддерживать беседы и, вероятно, читать книги.
Всю жизнь Рони прожил счастливым, хотелось бы надеяться, и состоятельным владельцем услужливой двуногой челяди и двадцати девяти лож для возлежания, выбранных им самолично и расположенных в разных местах его «поместья». Тридцатое ложе было собрано мною, и Ронечка его уже не увидел воочию, только на ощупь – стопка аккуратно сложенных старых махровых полотенец с электрической грелкой сверху, покрытой тонкой простыней. В первые же дни войны у нас отключили не только горячую воду, но и отопление. Поэтому в комнатах у нас было очень холодно, тем более, что при очередных бабахканьях я поворачивала ручки окон на открытие, чтобы их не разбило, а только распахнуло при возможной ударной волне. Остаться по такой морозной, ветреной погоде вообще без стёкол в рамах представлялось мне гораздо худшим вариантом, чем некоторое понижение температуры в доме с целыми стёклами в окнах. Ведь, несмотря на то, что створки я плотно прижимала к рамам, разгерметизация окон способствовала ещё большему понижению температуры. Там, за тонкими стёклами, как я ранее упоминала, ещё стояли нешуточные, десятиградусные морозы.
Глядя на страшно исхудавшего кота, буквально шерстяной мешочек с косточками, я очень переживала за Роньку, ужасаясь тому, что если даже мы кутаемся в двойной слой тёплой одежды, и укрываемся двумя одеялами для сна, основательно замерзая при этом, то как же должна мёрзнуть несчастная животинка, практически уже не имеющая собственного теплоизоляционного слоя. В те дни я часто, укладываясь спать, брала безропотного котейку к себе под одеяло, чтобы согревать его своим теплом. Укрываясь сама двумя толстыми одеялами, я сооружала ему гнёздышко под своим боком, и Роник уютно укладывался, положив свою головку мне на руку, утыкаясь носиком в сгиб руки и сладко засыпая в окружающем его тепле пододеяльного пространства. Опасаясь того, что усну, а коту вздумается выбраться по своим делам, я укладывала на полу вокруг своей постели все диванные подушки, страшась, что кот добредёт до края дивана и упадёт на твёрдый пол, и сильно ушибётся или сломает себе что-нибудь в довершение ко прочим несчастьям. Впрочем, спала я в те дни очень мало и отрывочно, подрываясь при каждом бабахканье, доносившемся с улицы. Что так и не уберегло, увы, бедного котейку от нескольких ужаснувших меня падений с дивана на пол.
Электрогрелка для Роника была включена в розетку круглосуточно, благо, электричество у нас ещё было. Дополнительно по краям электрогрелки я уложила свёрнутый рулоном старый шерстяной плед, чтобы получилась нормальная такая кошачья лежанка с бортиком. Большую часть времени Роник на ней спал, свернушись пушистым клубочком, и тогда я старалась укрыть его ещё и пледом сверху, потихоньку, чтобы не будить кота, сооружая небольшой шалашик над тощеньким тельцем. Время от времени Рони выбирался из этой норы, жестоко шатаясь и путаясь в собственных лапах, чтобы поесть или доползти до туалета. Впрочем, с каждым днём он ел всё меньше, хотя со временем мне всё-таки удалось добыть некоторое количество кошачьего корма, добравшись до единственно работающего в нашем районе зоомагазина с кормами для животных и отстояв очередь и туда. Кошачье питание в магазине обнаружилось от одного только производителя, и с непомерными ценами на влажные кошачьи корма. Но мне было всё равно, лишь бы добыть для Ронечки хоть что-то из кошачьей еды, что бы он не отказался есть, и что смог бы проглотить через сдавленный пищевод.
И вдруг ближе к середине марта случилось чудо, настоящее чудо! Хвала грациознейшей кошачьей богине Баст! Лаская своего милого котика, я привычно провела ладонью по его шее и… опухоли не было!!! То есть, немного она ещё прощупывалась, но в сравнении с тем, какой она была ещё вчера, можно было сказать, что она попросту исчезла – остался лишь небольшой, с перепелиное яйцо, комок где-то в глубине горла. Как, почему, из-за чего, что подействовало на взбесившийся лимфоузел, который вдруг всё-таки успокоился и в считанные часы уменьшился почти до обычных размеров, я не знала. Но я взлетела на крыльях счастья, порхая по квартире, почти не касаясь пола и совершенно не слыша канонады за стеной! Мы победили, победили эту страшную болезнь!!! Может быть, опухоль всё-таки была не раковой, а доброкачественной, и назначенное доктором лечение, а может, и моё отчаянное, страстное «колдовство» помогли! Это счастливый, благой Знак, всё теперь будет хорошо!!! Роничка стал больше есть, бродил по квартире уже более уверенно, почти перестал кувыркаться через голову, и, хоть ещё бессильно клонил свою головку к полу, но ощутимо лучше ориентировался в своём «поместье». Мне даже показалось как-то, что он словно присматривается к чему-то… неужели к Роничке возвращается зрение??? А однажды вечером я вдруг услышала в привычной вечерней полутьме комнаты какой-то непонятный звук, довольно громкое, басистое не то хрипенье, не то скрипенье. Отношение к посторонним звукам у нас было крайне опасливое и настороженное, поэтому я тихонько стала обходить квартиру, прислушиваясь и пытаясь определить источник звука. Оный источник обнаружился на кошачьей лежанке. Это мяукал Рони, трудным хриплым басом вместо прежнего сладкозвучного тенора, но мяукал, снова разговаривая со своими двуногими! Уменьшившаяся опухоль освободила пищевод, и голосовые связки, и мурлыкалку, и артерии, всё то важное, что находилось у котика в горлышке! На радостях я подхватила кота на руки, восторженно поглаживая его исхудавшую спинку, на которой четко выступал каждый позвонок, приговаривая, какой же он у нас умница и молодец, стойкий и мужественный борец с болезнью! И Роник сразу же ответил мне ещё одним тарахтящим, не слишком узнаваемым, но очень понятным, добрым звуком – он замурлыкал, благодаря меня за любовь и ласку. Мой маленький пушистик, стойкий и мужественный котейка! Я прочитала в инете, что коты долго могут восстанавливаться после инсульта, и год, и полтора. Да хоть и два, и три – мы всё преодолеем, и поможем ему восстановиться, и будем с ним, и обязательно победим, мы будем вместе, мы будем жить!
В ночь на 16 марта Рони спал на своей лежанке с подогревом, не обращая внимания на заоконное бабахканье, а может, и вовсе не слыша его, и вдруг поднялся на лапки и пошёл в сторону розетки, к которой была подключена его электрогрелка. В той стороне были и другие провода, удлинитель, имеющий множество розеток с воткнутыми штепсельными вилками от телевизора, каких-то приставок, тюнера, чего там ещё… Опасаясь, что кот запутается в проводах и упадёт, я подскочила с постели и бережно подхватила котейку на руки.
- Что ты хочешь, Роничка, маленький мой? В туалет? Кушать? Водички? – я носила кота по квартире, пытаясь угадать, что ему нужно, зачем он встал. Кот категорически отказался от всего. Он отказался от еды. Отказался от воды. Тогда я села на постель, укрыв свои босые, озябшие ноги толстыми одеялами и положила Роника себе за пазуху, под тёплый халат, надетый поверх домашней пижамы. Чтобы спать в невозможно холодной комнате, не трясясь и не околевая, приходилось наворачивать на себя массу одежды на манер капустного кочана или луковицы. Кот, укрытый халатом сверху, невесомо опустился на нагретую моим телом пижамную тунику и бессильно склонил свою головку мне на плечо… И от этого слабого прикосновения меня вдруг пронзило горькое и беспощадное осознание страшного для меня факта – он уходит от меня! Он встал, чтобы уйти навсегда. Я судорожно обняла его, поддерживая ладонью его лицемордоньку на своей груди, прижала к себе, стараясь согреть его тельце, как-то перелить в него хотя бы немного своего тепла… своих сил… своей жизни, наконец! Я горячо взмолилась к коту не оставлять меня, не покидать, как же я буду без него, ведь Роник знает, как он нужен мне!!! Я умоляла кого-то ещё, как мне казалось, уже незримо присутствующего в комнате и с холодным любопытством наблюдающего за моей беззвучной истерикой. Какая Она, кошачья? Ведь не в капюшоне, и не с косой, наверное? С длинными, отточенными когтями? С белоснежными, хищно поблёскивающими во тьме острыми клыками? С вертикальными зрачками спокойных, гипнотизирующих глаз? Уходи, не отбирай его у меня, прошу!!! Ведь всё стало налаживаться, Ронику стало гораздо лучше… Но в комнате уже почувствовался пока ещё слабый, но уже отчётливо сладковатый, тяжёлый запах. Её духов? Её сигарет, которые она нагло закурила, бесстрастно наблюдая за нами? Дико озираясь, я всё-таки не увидела в комнате никого, кроме нас с котом. А Рони уходил, порадовав нас напоследок кажущимся улучшением состояния и побаловав на прощанье своим мурлыканьем, безвозвратно уходил от меня, и пушистые бока его вздымались и опадали совсем слабо, едва заметно. А я-то так надеялась… И опухоль ведь сильно уменьшилась… Очевидно, эта инфернальная тварь настолько изглодала бедное животное, лишив себя источника питания, что издохла сама.
Вдруг Рони, лежа на боку у меня на руках… побежал. Он перебирал лапками, словно бежал куда-то, и движения его лап снова были на удивление сильны и уверенны, как в молодости. Зрачки полуоткрытых глаз неожиданно сузились до обычного размера – его оставила боль? Он снова стал видеть? И я смирилась, приняв неизбежное, поняв, куда кот бежит так радостно и сильно, видя впереди что-то прекрасное, желанное ему, и невидимое и недоступное мне, и отпустила его, прощаясь с ним:
- Беги, Рони, беги, мой маленький, беги на радугу, пусть там тебе будет хорошо! Я всегда буду тебя помнить, Ронечка, самый лучший, самый милый мой котик!
Роник вытянул перед собой передние лапки и стал сжимать и разжимать их, как делают маленькие котята, разминая живот мамы-кошки, чтобы получить побольше молока, и как делают взрослые коты, когда им хорошо, и они разминают своими лапками своих любимых сородичей или двуногих, чтобы снимать у них боль. Кто-то встретил тебя на радуге, мой маленький кошачий мальчик? Тебе хорошо, и ты счастлив там сейчас? Да будет так!
Я поднялась со всё ещё слабо дышавшим котом на руках, чтобы положить его на лежанку, памятуя, что ему, как всем кошкам, которые стараются спрятаться перед смертью, нужен укромный уголок, чтобы спокойно уйти. Уложив угасающего кота на бочок, я в последний раз укрыла его старым пледом, сделав над ним шалашик, скрывающий кота целиком, оставив только небольшой лаз зачем-то. Тридцатое ложе Рони, которого он так никогда и не увидел, только чувствовал на ощупь, стало ему смертным одром. Снова вернувшись в постель, я сидела, накрыв заледеневшие ноги одеялами, и прислушивалась к хриплым выдохам и чуть слышимым вдохам, доносившимся из-под пледа. Хриплый выдох... Почти беззвучный вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Тишина. Я вылезла из-под одеял, впервые не почувствовав мучительного холода в комнате, подошла к лежанке, сняв с тельца Ронечки плед, накрыла неподвижного кота, бочки которого больше не вздымались, с головой маленьким полотенчиком из стопки под грелкой, и вынула из розетки, с громким стуком уронив на пол, штепсельную вилку электрогрелки.