Опубликовано 16 апреля 2022года
Мой нежно любимый умнейший, интеллигентнейший кот Рони, гурман, эстет, сибарит и аристократ в чёрном смокинге с ослепительно белой манишкой и в белых перчаточках и носочках заболел ещё осенью. Однажды, почёсывая шейку млеющему от ласки коту, я вдруг нащупала какую-то постороннюю небольшую шишку у него в горле под правым ухом. И ещё что-то мельче, наподобие зёрнышка, под кожей за ушком. Раньше этих непонятных явлений на теле кота не было, ну, или же они были настолько малы, что я их не замечала. Выждав несколько дней в глупой надежде, что это всё как-то само пройдёт и рассосётся, я, наконец, всхлопоталась, переполошилась, схватила захворавшего Роничку в охапку и понеслась с ним в ближайшую ветеринарную лечебницу. Предварительно к доктору на приём мы записались, предположительно, с абсцессом, но к концу дня, узнав результаты анализов, вышли из лечебницы уже с неутешительным диагнозом – новообразования в лимфатических узлах и слюнных железах. С большой вероятностью – онкология. Но сдаваться так просто я не собиралась, и начались наши с бедным котейком ежедневные хождения в лечебницу. Обследования, анализы крови, рентген, УЗИ, инъекции – все неприятные и непонятные коту ветеринарные манипуляции и процедуры день за днём, неделю за неделей Роник переносил в стоическом молчании и спокойствии истинного дворянина, мужественно терпел уколы и, хотя с большой неохотой, но всё-таки глотал таблетки, которыми я его пичкала ещё и дома, по предписанию доктора разламывая их на крохотные кусочки, отмеряя дозировку лекарств в соответствии с весом кота. Ни разу мой миролюбивый, совершенно не агрессивный кот не укусил и не поцарапал когтями ни меня, ни доктора, ни ассистентов, державших кота во время процедур. Дома, правда, Рони позволял себе весьма убедительно порычать и пошипеть на меня во время вынужденного приёма лекарственных средств, доходчиво донося своё котье мнение о возмутительном насилии над ослабевшим, но не сдающимся грозным хищником. Но и тогда за все дни он ни разу не вонзил в мою руку острые клыки и не ударил всё ещё мощными, отточенными когтями. Но рычал и шипел очень внушительно, что меня глубоко впечатлило - я долгие годы проживания с ним и понятия не имела, что он так умеет, как оказалось. Только один раз он, испугавшись при заборе крови на анализ, отчаянно дёрнулся в попытке вырваться из державших его рук в медицинских перчатках. Испугался, наверное, потому что ассистент доктора, держа кота на смотровом столе, загородил меня, и Роник потерял меня из виду. Я тут же пронырнула к коту из-за спины ассистента, тёплыми ладонями без перчаток обняла любимую лицемордоньку, уговаривая маленького моего мальчика кошачьего немножко совсем потерпеть, а я с ним, я рядом, и я не дам его в обиду никому, и мы сейчас сразу же пойдём домой, кушать вкусненькое. И кот, снова увидев меня, учуяв мой запах среди лавины незнакомых, враждебных запахов и услышав мой хорошо знакомый ему голос, поскольку мы с Роником всегда много беседовали с полным взаимопониманием, тут же успокоился и позволил довершить начатую манипуляцию, доверяя мне и моим обещаниям полностью, как безоговорочно всегда верил моим словам и в мою неизбывную любовь к нему всю свою жизнь, начиная с того самого момента, как попал к нам в дом испуганным неизвестностью судьбы кошачьим четырёхмесячным подросточком.
Каждый раз перед визитом в лечебницу я честно рассказывала коту, что ему предстоит, будет ли что-либо неприятное из манипуляций. Затем я ставила Рони перед его переноской, в которую предварительно уложила подстилочку из искусственного меха. Кот вздыхал, смиряясь с неизбежностью, и сам грациозно залезал в переноску, устраиваясь там поудобнее. Ну не истинный ли аристократ духа!
После стойко перенесённых «адских» мук и нешуточных переживаний, принесённый из лечебницы домой в переноске, которую мы спешно купили именно для визитов в ветеринарную клинику, Роник выкарабкивался из своего личного транспорта и тут же следовал к своей мисочке за вкусной компенсацией нанесённого лечением морального ущерба. Это немного утешало и всё ещё давало надежду на благоприятный исход, ведь если кот ест, если кот пьёт воду, всё ещё не так плохо – он живёт, он хочет жить, он борется за свою жизнь изо всех сил. Я даже пыталась лечить Ронечку чем-то вроде наложения рук, накрывая чёртову опухоль ладонью, настолько она стала огромной – почти во всю ладонь. Растопыривая напряжённые пальцы хищными крюками вокруг опухоли, я ярко представляла себе, как вытягиваю всю эту дрянь себе в ладонь, и она протекает между моими пальцами грязным серым песком и падает вниз, куда-то в землю, в ад, в преисподнюю, откуда посмела прилезть к нам. А потом я почёсывала Ронику шейку, чтобы эта опухоль размягчилась как-то, разрыхлилась, и ещё быстрее и живее утекала из котейки, давая ему возможность дышать, есть и жить. А Ронечка подставлял мне свою шейку, благодарно мурлыча, наслаждаясь моментом жизни здесь и сейчас. Это, я надеялась, свидетельствовало о том, что опухоль всё же была безболезненной, и Ронечка не мучился от боли – я внимательно следила за его состоянием и настроением, и очень хотела бы не ошибаться, полагая, что кот, которому очень больно, мурлыкать не станет.
Миновали месяцы, наступил и прошёл Новый год, и всё так же, как и в былые времена, Рони контролировал процесс наряжания новогоднего деревца, иной раз полёживал под ёлочкой, гурманствуя лёгким хвойным ароматом, запрыгивал на мой рабочий стол, правда, уже с помощью промежуточной площадки в виде стула, и требовал от меня внимания и поглажки, а потом укладывался спать ко мне под бок, иной раз даже попросившись под теплое одеяло, приподнимая его край лапкой. Вот только эта мерзкая опухоль в его горле продолжала расти и медленно, жестоко его убивать. Роник сильно похудел. Подхватывая его на руки, я с болью ощущала, каким невесомым, точно пушинка, стало его маленькое тельце, словно от кота остался один скелетик под по-прежнему элегантной и шелковистой шерсткой. Я обратила внимание на то, что у Роника зрачки стали постоянно расширенными во весь глаз, и не сужались даже при дневном свете. К тому же кот перестал питаться. Он явно хотел поесть, подходил к своей мисочке, пытался полакать что-то, и почти сразу отходил. Я заподозрила, что ему может быть больно есть, к тому же расширенный зрачок, как я выяснила, проконсультировавшись с гуглом, мог свидетельствовать о том, что Роник без жалоб, стоически переживает постоянную сильную боль. Этого мне очень не хотелось, чтобы он мучился. И я снова с Роничкой понеслась в лечебницу к доктору, который уже стал практически родным человеком в нашей приболевшей кошачьей семье, очень внимательным и сочувствующим, но, увы… не всемогущим. Врач расспрашивал, не натыкается ли Рони на мебель, когда ходит, видит ли он (на тот момент Роник видел как обычно, кажется, только вот всегда расширенные зрачки…), сделал рентген шеи, осмотрел кошачьи зубы, один из которых пришлось удалить. И хотя перспективы доктор озвучил весьма печальные, показав на рентгеновском снимке, как опухоль выросла, сдавила и деформировала пищевод котейки, но кот, оправившись от наркоза, снова с аппетитом стал есть, возможно, избавившись наконец от мучившей его зубной боли. И мы с Роничкой стали жить дальше почти обычным порядком. Только вот Рони уже не мяукал и не мурлыкал, замолчав, как я полагала, уже навсегда – опухоль повлияла и на работу голосовых связок, какие там есть у котов, и мурлыкательного аппарата. Рацион хищнику тоже пришлось изменить, из-за сдавленного и искривлённого опухолью пищевода мы стали покупать угасающему котейке мягкий корм для маленьких котят, надеясь, что крошечные кусочки этого корма легче будут проходить через его пищевод, для чего я дополнительно ещё раздавливала, тщательно разминала их вилкой в пюре. А потом мы перешли на дорогой нежнейший мясной паштет, но стоимость не имела никакого значения, поскольку кот хотя бы этот вкусный корм охотно ел, слизывая с мисочки язычком и беспрепятственно проглатывал.
Предсказанная доктором потеря зрения случилась через несколько дней. Я заметила, что Роник, не изменившись внешне, ходит несколько неуверенно, словно на ощупь. Он не натыкался на мебель, передвигаясь в привычном ему пространстве дома осторожно, и препятствия, к которым приближался, чувствовал заранее, то ли по запаху, то ли вибриссами. Как-то, двигаясь уверенно и спокойно в направлении стены, он перед самой стеной остановился, поднялся на задние лапки и передней правой лапкой с каким-то прямо-таки недоумением ощупал стену перед собой, точно так же, словно маленький, внезапно ослепший человечек. Снова опустился на четыре лапки и пошёл в сторону, определив препятствие и поняв, что надо повернуть. При виде этой картины у меня сдавило горло горьким спазмом от жалости к моему умному, мужественному коту, казалось, всё понявшему, что с ним происходит, и несмотря ни на что (и фигурально и буквально, в самом прямом смысле этого выражения!), продолжавшему жить без сетований и жалоб. Он всё ещё ел и пил, подходя сам к своим мисочкам, находя их по памяти и запаху, вот только не мог уже запрыгивать на излюбленные места, не видя их, и я брала его на руки, стараясь улавливать, когда ему хочется забраться на диван, посидеть на подоконнике, подышать свежим воздухом (подыши свежей вОздушкой, как нежно ворковала я Ронику, неся его на подоконник), или погреться на батарее и подсаживая его на желанные места, а затем снимая снова на пол, чтобы он не ушибался при попытке спрыгнуть. Не мог уже мой аккуратный и очень чистоплотный котик и самостоятельно пользоваться сантехникой по неотложным нуждам, как привык ранее, поэтому и тут я приносила его на руках, усаживая в законное место уединения, и всё понимающий, деликатный Рони спокойно, с достоинством принимал мою помощь, опрятно совершая свои дела в привычной для него обстановке.
Ситуация резко ухудшилась, когда в один, не могу написать – прекрасный, скорее наоборот, ужасный день Рони вдруг упал на бок, как-то беспорядочно дергая лапками, как будто их сводило судорогой. Я кинулась к нему, подхватила на руки, спрашивая, что случилось, массажируя ему лапки, думая, не затекли ли они. Но с котом случился, судя по симптомам, настоящий инсульт. Я, сама пережившая инсульт девять лет назад, отмечала знакомую мне полную потерю координации движений, когда тебя не слушаются ни руки, ни ноги, когда всё двоится и крутится перед глазами бешеной каруселью, это абсолютное бессилие, доходившее до того, что было крайне тяжело держать собственную голову, постоянно падавшую на грудь, и непосильным трудом казалось даже просто повернуть её по подушке с одной стороны на другую, причём, не оставляло ощущение, что вслед за повёрнутой неимоверными усилиями тяжеленной головой полетит и всё тело на край кровати, а потом и на пол. И Роник, пытаясь куда-то идти, заплетался лапками, кружил на ровном месте, даже порой перекувыркивался через тяжеленную голову, тянувшую его к полу, настолько уже не было сил в его мышцах. Не знаю, действительно ли это был инсульт, или опухоль, придавив уже и артерии в шее кота, спровоцировала острое нарушение мозгового кровообращения. Снова побежать к доктору для осмотра несчастного питомца и консультации я не могла – ветеринарная лечебница уже была закрыта, как не открылась и до сего дня. Началась война.