Старик был слаб. Забравшись с головой под тонкую пелену шерстяного одеяла, он дрожал всем телом, вслушиваясь в пронзительный напев свистящей вьюги. Ледяные ветры врывались в узкое окошко его каменной кельи.
Погруженный в многолетнюю темноту, старик загодя услышал тихие шаги. Скрипнула рассохшаяся дверь, частое дыхание заполонило собой тишину обители. Теплый нос ткнулся в его сухое лицо и старик сжал пальцами густую шерсть пса.
- Берн, - прошептал он, и по морщинистым щекам побежали слезы. - Берн!
Конечно, это был не Берн. Сколько лет минуло с той осени? Давно уже лапы Берна не касались святой земли монастыря, но пес, чье дыхание теперь согревало старого Йохана, несомненно был его прямым потомком.
Что было за время? Европа сотрясалась в войнах, чума и голод уносили тысячи жизней, а богачом считался тот, кто знал, чем станет обедать завтра. Деревушка Йохана была слишком удалена от бушующих земель, но и здесь жизнь не была милосердна к смертным. Города стенали под гнетом Корсиканца, а деревня надрывала жилы, пытаясь прокормить своих и французских господ.
- Того и гляди, и сюда придут за рекрутами, - поговаривали старики.
- Как бы и тебе не пришлось проливать за них свою кровь, - вторила им мать.
А где спрятаться, если тень Бонапарта уже накрыла всю Европу?
- Италия еще стоит, - утверждали редкие путешественники с юга. И Йохан решился.
Смерти он не боялся - за всеми следует она тенью, но расставаться с жизнью ради презренных французов? Никогда.
Ноябрь был жесток. Но раз все равно умирать, то по воле природных сил, а не с клеймом раба и в французской форме. С детства Йохана манили горы, а теперь в них одних скрывался путь к свободе. Спросив совета у бывалых путников и запасясь нехитрой провизией, он вышел в путь в последний день месяца.
Дорога через перевал святого Бернара был только проложена, летом немало путешественников шли через их деревню, направляясь в Италию, а потому Йохан ничуть не боялся за исход начинаемого предприятия. С конем оно, конечно, быстрее, да и безопаснее было бы, да кто знает, не хозяйничает ли уже француз в горах, да и не забирать же последнего ломового у отца с матерью?
День сам располагал к пути. Ярко светило солнце, воздух был морозен, но ветра не было, и от быстрого шага Йохану было тепло, как весной. Ближе к вечеру он заметил удачный каменный навес расположенный несколько в стороне от дороги и, укрывшись за ним от чужого взгляда, он провёл свою первую ночь в горах. Старики наказывали собирать по дороге хворост, но советы их оказались напрасными, места здесь были богатыми на растительность, и Йохан заготовил растопку, срубив молодое деревце прямо возле своего укрытия. Оно долго не хотело разгораться, но все же Йохану удалось разжечь костер и ночь он провёл в тепле.
Наутро он продолжил путь. Сегодня идти было сложнее. С высотой начал появляться снег, он то и дело поскальзывался на оледенелых камнях, и незадолго до полудня неудачно упал, сильно ударившись коленом. Слава богу, не повредил кость. Острая насыпь разорвала тонкую ткань штанов, они потемнели от крови, но Йоган продолжил свой путь, мужественно терпя острую боль.
Но после обеда уже не боль начала мучить путника. Ветер усилился. Стало еще холоднее, а ближе к ночи началась пурга. Самое время найти место для ночлега, уже и хворост заготовлен, да что увидишь в этой белой мгле? Полуослепнув, едва ли ни на ощупь, он продолжал путь по тропе, молясь лишь о том, чтобы стихия смолкла, дала ему возможность хоть немного осмотреться. Но напрасно. Пурга становилась все злее, а укрытия было не видно. Приметив большой камень, Йохан укрылся за ним. Не было и речи о том, чтобы развести костер, а потому, утеплив себя снегом, он покрепче завернулся в плащ, молясь лишь о том, чтобы наутро проснуться живым.
Проснулся! За ночь пурга не утихла. Йохана так сильно припорошило снегом, что он оказался на полладони погружен под ним. Встал, отряхнулся, но стало лишь холоднее. Куда теперь идти? Ни тропинки, ни перевала не видно. Ничего не видно в белой пляске снега. И как же холодно!
Йохан принялся растирать покрасневшие пальцы, и дыхание его показалось нестерпимо горячим побелевшей коже.
Замерзну, - с ужасом осознал он, и от этой мысли ему стало еще холоднее. Нужно идти!
И пошел, полагаясь не на зрение, а на ноги. Пока земля под ними была плотной, казалось Йохану, что идет он по проложенной дороге, а стоило под подошвой ботинок покачнуться камню, становилось понятным - не туда идет. Час шел, другой. Да кто бы сказал куда. Чуть развеялась белая пелена, а яснее не стало - всюду снег, покуда глаз видит.
Нужно ждать, - решил Йохан. И того не поймешь, где очутился, одна надежда, погода прояснится и сыщется перевал.
Но небо не желало синеть. К ночи стало совсем уж холодно. И укрытия, как назло никакого. Высоко забрался в гору Йохан, того и гляди, здесь ему и пропадать. Пока были силы, сгибал он окоченевшие члены, ходил кругами вокруг своей стоянки, но долго ли продержишься на ногах после трудного дня? Стал одолевать его сон. Противился ему Йохан, сколько мог, но тело, проклятое, слабое тело предавало его. Стало ему так тепло и хорошо, что сам не заметил как соскользнул в сон. Замерз бы на смерть, да только почудился сквозь сон ему странный звук. Вынырнул из забытья, прислушался, вдали лает кто-то. Неужто предсмертное видение? Нет, точно, вдали показался темный силуэт. Чудо ли, наваждение, бежала к нему собака. Крупный лохматый зверь. Подбежала, да наскакивает - вставай мол, пойдем. Хотел было вставать Йохан, да не может - ноги совсем замерзли. А пес, словно понимает, уцепился зубами за ворот куртки, да потянул за собой. И легко так Йохан заскользил по белоснежной глади, точно и вовсе в нем не было веса. Тянет его зверь, а куда неведомо. Вновь начал засыпать Йохан, но пес, что за дело, мордой затряс, - открой глаза, очнулся Йохан, и дальше потянул его зверь. И снова заснул Йохан и вновь пес разбудил его. А когда стало рассветать, глаза Йохана снова сомкнулись.
Очнулся он уже в темной комнате, куда свет проникал сквозь узкое окошко. Смотрит - лежит он на узкой кровати, а ноги забинтованы, перемотаны и руки. Хотел было позвать на помощь, как дверь отворилась и в комнату сперва зашел пес, рыжий с белым, сильный, красивый зверь, а за ним старец.
- Уж никак я в зачарованный дворец колдуна попал? - изумленно спросил у него Йохан, разглядывая неведомого зверя.
Рассмеялся старик.
- Никакой это не замок а монастырь святого Бернара, а я не колдун, а монах. Молитвой и лекарствами раны врачую. Не первый ты теряешься у перевала Сен-Бернар, для путников и построен этот дом. Скажи, зачем пошел в горы в такое время? Или не слышал, что дорога закрыта?
Все рассказал ему Йохан. И про Корсиканца и про Италию.
Молча выслушал его монах, а затем сказал,
- Мало что смыслю я в войнах и политике, да только Италия уже пала под ударом французов. Не будет там тебе спасения от службы, да и не нужно теперь. Увы, Берн нашел тебя поздно, пальцы уже успели почернеть, и спасти удалось не все. А кому нужен солдат без пальцев?
Расплакался Йохан,
- Никому не нужен. Как никому не нужен пахарь без пальцев или мельник. Что же мне теперь делать, отче, если во всем мире не найдется для меня занятия?
Старик улыбнулся,
- Как же это не найдется? Чем тебе не занятие собак дрессировать, чтобы те случайных путников спасали от вьюги и лавин? Да и не покоя ли ты искал?
Задумался Йохан. Быть ему обузой дома, а здесь не послужит ли он важному делу?
- Значит, здесь есть еще такие псы?
- Есть, - подтвердил монах. - Уже немало людей спасли они из снежного плена.
- А звать их как?
- Нет такой породы, к каким бы их отнести. Здесь мы их вывели и зовем по месту этому - сенбернарами.
Остался Йохан. И жизнь свою прожил не зря. Многие десятки людей, бежавшие из оккупированной Италии через перевал Сен-Бернар были спасены собаками, носившими его имя. Слава о сенбернарах разошлась по всему миру и многие возжелали себе таких псов. Жива порода и поныне, да только сильно изменилась. Не столь выносливы стали, да и не столь изящны. Куда нынешним Бетховенам до подвига известного Барри, спасшего свыше сорока человек? Время идет, меняется мир, но порода псов святого Бернара жива и поныне