Найти тему
Okko

«Балабанов. Колокольня. Реквием»: Прощание с матерым

8 декабря в прокат выходит безжалостно откровенный документальный фильм «Балабанов. Колокольня. Реквием», снятый журналисткой, критикессой и близкой подругой режиссера Любовью Аркус. Большая часть материала — видео из домашнего архива и кадры хроники, снятые во время работы Алексея Октябриновича и его путешествий по стране. Рассказываем, чем эта премьера удивит поклонников Балабанова и как она отличается от других документальных фильмов про классика советского и российского кино.

Кадр из фильма «Балабанов. Колокольня. Реквием», реж. Любовь Аркус
Кадр из фильма «Балабанов. Колокольня. Реквием», реж. Любовь Аркус

О Балабанове написано, снято и рассказано так много, что пробить толстый панцирь предубеждений и слухов вокруг режиссера почти невозможно. Алексей Октябринович, как и обросший легендами Данила Багров из фильма «Брат», стал мифическим персонажем: уже сложно представить его реального, не покрытого слоем закулисных рассказов и идеологических подтасовок. Это связано с тем, что о Балабанове нередко говорят третьи, пускай подчас и очень близкие, лица. Портрет художника собирается по неравномерным кускам, как разбитая витрина. А на выходе получается монстр Франкенштейна: пока коллеги и друзья поют автору дифирамбы, критически настроенная масса вспоминает националистические высказывания и непростой характер.

-2

«Балабанов. Колокольня. Реквием», разумеется, не разобьет эти предрассудки. Но сможет сократить дистанцию между зрителем и Балабановым до вытянутой руки. В центре внимания — последние годы жизни режиссера: поиск локаций для новых фильмов, домашние посиделки с женой и сыном, многочисленные и, честно говоря, не очень располагающие интервью с критиками и зрителями, а также разработка и съемка полного метра-завещания «Я тоже хочу». Работа над картиной становится кульминационной точкой всей истории: начиная от метафорического образа Запогостской церкви (она обрушилась через 40 дней после смерти автора) в Шексне, что в Вологодской области, и заканчивая трагическим персонажем обреченного режиссера, которого сыграл сам Балабанов.

-3

Вмешательство режиссерки чувствуется изредка. В первые пять минут Аркус дает краткий кинокритический экскурс в творчество Балабанова, а затем появляется лишь иногда — в качестве интертитров, поясняющих контекст видеозаписей (когда была сделана и при каких обстоятельствах), и интервьюера, опрашивающего говорящие головы. Важнейшая роль Аркус в фильме — даже не автор, а сопричастное лицо, проводник и близкий друг главного героя. Именно она, а не сам Алексей Октябринович, приглашает зрителя на съемочную площадку и в дом Балабанова. Единственный способ общения родившегося в Свердловске и большую часть жизни творившего в Петербурге режиссера с публикой крылся в кино — и бывшая главная редакторка издания «Сеанс» бережно прокладывает мостик к уже умершему гению через старую хронику и домашние архивы.

Во время повествования интимность появляется даже там, где ее не должно быть: в разговорах с женой об архитектуре городов на заднем сиденье машины, беседах с самой Аркус (Балабанов постоянно советует ей, как лучше поставить кадр) и задумчивых молчаливых паузах. Для документального кино о великом авторе, которое всегда куда-то спешило, постоянно что-то рассказывало и объясняло, такая медитативность — революция.

-4

Для реквиема, вышедшего спустя почти 10 лет после смерти, «Балабанов. Колокольня» очень сбивчив и эмоционален. Здесь нет ни стройного нарратива, ни последовательных приемов — Аркус чередует документалистские инструменты, кажется, по наитию. Фильму не хватает взвешенности и выверенности, но, думается, в этом тоже есть определенный смысл. Кино как бы бросает вызов всем выхолощенным документальным проектам про мэтра, которые не оставляют никакой жизни и собирают сухие выдержки из биографии автора в одно энциклопедическое эссе. Настоящий Балабанов не поддается систематизации — вычурные миры мэтра (в том числе и его внутренний) нужно чувствовать, а не осмыслять рационально. И этот урок оказывается важнее любого исследования, собственно, творческого наследия классика.