В Иране распустили «полицию нравов», также известную как «Назидательный патруль». Он следил за шариатским дресс-кодом в городах Исламской Республики. По словам генпрокурора Ирана, этот орган упразднен, поскольку «не имеет ничего общего с судебной системой». Но причина его ликвидации в другом: у протестующих на улицах иранских городов есть мощные союзники со своим интересом.
«Назидательный патруль», существовавший десятилетия, спровоцировал самую большую волну протестов в Иране за последние годы. В середине сентября в Тегеране он задержал за нарушение дресс-кода девушку по имени Махса Амини. Ее отвезли в спецучреждение для проведения «назидательной беседы» (после которых задержанных либо отпускают, либо выписывают штраф и отпускают).
Однако из этого центра ее отправили в больницу, где она скончалась – по слухам, от нанесенных ей в центре побоев. В итоге 16 сентября иранцы вышли на улицы – и очень быстро протест против «убийства» Махсы Амини превратился в самый настоящий идеальный шторм.
Лозунги о справедливости (одна из самых мощных идей в исламском мире) стали касаться не только наказания виновных в смерти девушки, но и наведения порядка в экономике, социальной жизни и даже в национальном вопросе. Протесты объединили городской класс, сельских жителей (которые тоже страдают от экономических проблем), а также все национальности – персов, арабов, курдов, белуджей.
По сути, протест несет комплексный характер – для недовольства много причин. И сейчас, через 2,5 месяца после его начала, власть решила попытаться отменить первопричину выступлений, сделав «Назидательный патруль» крайним.
Несмотря на упразднение «Патруля», сам шариатский дресс-код не отменен, вопреки ряду сообщений на эту тему. Власти, конечно, обещают подумать. «Правоведы работают над этим вопросом, и предложения будут представлены в парламент в течение одной-двух недель», – говорит генеральный прокурор Ирана Мохаммад Монтазери.
Но пока что получается, что функции «Патруля» перешли полицейским, которые точно так же могут задерживать нарушителей и проводить с ними «назидательные беседы». «То есть речи об отмене обязательного ношения хиджаба в Иране пока не идет. Только о том, как это все регулировать», – поясняет журналист-ближневосточник Аббас Джума.
Три группы влияния
Было бы неверно рассматривать иранские протесты и принимаемые ныне властями решения исключительно в контексте цветных революций (что делают некоторые помешанные на этой теме эксперты) или «законных требований народа», к которым власть должна прислушиваться (что делают другие, условно либеральные эксперты). Нынешние протесты являются отражением идущей в Иране внутриполитической борьбы между тремя группировками внутри элиты.
Первая – аятоллы, а точнее, самая консервативная их часть. Формально именно они правят Исламской Республикой. Да, в стране есть парламент, где присутствуют разные партии, но аятоллы контролируют законодательную власть, в том числе и через так называемый Совет Стражей Конституции, являющийся отдаленным аналогом западного Конституционного суда.
Контролируют они и исполнительную власть. Действующий президент Ибрахим Раиси является представителем именно этого крыла элиты.
Вторая группа – Корпус стражей Исламской революции (КСИР) – тоже очень влиятельна. И не только потому, что является, по сути, параллельной армией Ирана. Он контролирует значительную часть национальной экономики через управление рядом госкорпораций, а также потоками экспорта-импорта подсанкционных товаров по различным «серым схемам».
Позиции КСИР начали резко усиливаться с начала 1990-х годов, когда новый верховный руководитель (рахбар) Али Хаменеи, не имевший особой поддержки в среде аятолл, начал опираться именно на КСИР. Он приложил ряд усилий для того, чтобы создать систему сдержек и противовесов между аятоллами и генералами, в рамках которой рахбар становился верховным арбитром, необходимым обеим сторонам.
Наконец, есть третья группа – реформаторы. Кто-то при упоминании этого слова может представлять себе этаких либералов западного разлива, однако в Иране под этим термином подразумевается умеренная часть аятолл, гражданских активистов и представителей бизнеса (из числа тех, что не аффилированы с Корпусом стражей). Эти люди не ставят под сомнение сохранение в Иране режима Исламской Республики (хотя бы потому, что эта наднациональная идея «сшивает» многие иранские народы в рамках единого государства) и хотят лишь некоторого раскручивания гаек. Причем как в экономике, так и в общественной жизни.
Формально реформаторы не занимают сейчас никаких постов, их главным оружием является ностальгия. Иранцы помнят правление президента-реформатора Мохаммада Хатами (с 1997-го по 2005 год), а также его предшественника, Али Акбара Хашеми Рафсанджани. Хатами и даже Рафсанджани (несмотря на его колоссальный аппаратный вес и в какой-то момент статус второго человека в государстве) не смогли провести львиную долю обещанных им «либеральных» реформ (консерваторы просто не дали), однако при них хорошо работала экономика, сокращалась бедность и нормализовывались отношения Ирана с окружающим миром. И сейчас, на фоне экономического кризиса, эта ностальгия проявляется все более ярко.
Сейчас, на фоне кризиса, происходит консолидация военных и реформаторов. Генералы никогда не любили «либералов», но они понимают, что общественный протест надо канализировать. Что нужно договариваться с реформаторами, пока те еще могут представлять протестное движение – в ином случае, в случае радикализации общественных выступлений, там могут появиться другие лидеры. Настоящие либералы, которые выступают за демонтаж Исламской Республики.
Рахбар и русский интерес
Есть еще один момент. По мнению ряда экспертов, нынешнее поведение иранской системы (включая обострение противоречий между элитами) показывает, что не за горами выборы рахбара.
Как уже отмечалось выше, избранный в 1989 году Хаменеи не пользовался большой популярностью среди аятолл. Собственно, его избирали как временщика, обладающего слабым здоровьем. И просчитались: рахбар правит вот уже более трех десятков лет.
Его хоронят чуть ли не каждый год, однако он продолжает править назло всем своим внешним и внутренним врагам.
Однако даже он не вечен: сейчас Али Хаменеи уже 83 года. По слухам, его состояние здоровья все-таки ухудшается.
Вопрос в том, кто придет ему на смену. Нового рахбара должна избрать Ассамблея экспертов. Согласно, опять же, слухам, реформаторы и военные собираются провести на эту должность какого-нибудь популярного реформатора (того же Мохаммада Хатами), для того чтобы несколько модернизировать общественную жизнь в стране и снизить социальное напряжение, а заодно и влияние аятолл на социально-экономические процессы.
Формально сделать это непросто, ведь Ассамблея экспертов контролируется именно консервативными аятоллами, у которых свой кандидат на роль рахбара (по слухам, им является нынешний президент Ибрахим Раиси). И вот тут генералам с реформаторами помогут нынешние протесты. Колоссальный размах и глубинная суть народных выступлений (идеальный шторм) должен убедить консерваторов в том, что если они хотят сохранить режим Исламской Республики, то нужно пойти на компромиссы.
Что же касается интересов России, ей прежде всего нужно, чтобы Иран не развалился из-за внутриполитических и социальных конфликтов. Если же говорить о том, какая группа элиты больше соответствует российским интересам, то большинство отечественных экспертов все-таки склоняется к тому, что с консерваторами нам как-то поспокойней.
В том числе и потому, что при них сближения Ирана с Западом не произойдет. В то же время (в отличие от условного Махмуда Ахмадинежада, еще одного экс-президента) Раиси является рациональным политиком, который пытается нормализовать отношения с соседними странами, а значит, минимизирует вероятность втягивания России в какие-нибудь ирано-саудовские разборки.
«Иран, так сказать, либерально-демократический – нам не союзник и не партнер. Именно при нынешней власти Россия получила полную поддержку Ираном СВО – и на словах, и на деле, – поясняет газете ВЗГЛЯД Аббас Джума. – Могли бы мы надеяться на такую поддержку при тех, кто сейчас в Иране сжигает магазины и убивает силовиков? При тех, кто чуть ли не молится на США? Нет, при них остались бы все те же противоречия между нашими странами, что есть сейчас, но и вдобавок ко всему не стало бы всего того, что наши страны объединяет».