Я могу представить, что чувствует женщина, которая любит настолько, что не может не прощать. Но это за гранью моего понимания. Это уже не позиция гордости, а адекватности.
Она застигла в расплох любовников, один из которых был её мужчиной - просто стояла и плакала, не в силах поднять руку, что бы исцарапать две наглые морды, не в силах развернуться и уйти. Она стояла и глотала слезы и хоронила в себе без почастей и цветов, восторженную влюбленную женщину, верившую в эвфемизм "Мы с тобой навсегда". Но она уже тогда знала, что простит. В такие моменты в женщине внутри что то гибнет навсегда, убитое любимым мужчиной. И она носит в себе целые курган трупов: маленьких девочек, которых резко и грубо учили быть взрослыми на мятых простынях, мечтательниц, которых прикончили выстрелом в висок утренним "собирайся, я вызвал тебе такси", идеалисток, которыми годами травили отношениями без обязательств, любящих, которых кромсали острыми изменами. Их убивали по глупости и по жестокости, убивали все живое внутри: от их собственных детей до их душевных персонажей, а потом заставляли их наблюдать за тем, как одевается их новая, гораздо более живая и страстная любовь.
Он был одним из тех застигнутых в расплох, и он уже тогда знал, что его простят. Такая вседозволенность на грани фола, похожая на дьявольский замысел, а не на великое всепрощение. Но лучше бы от знал, что его не простят никогда и никогда больше не полюбят, проклянут и дадут под зад ногой. А так ему было дозволено все, но возвращаться приходилось к погасшим, почти мёртвым глазам, которыми он сам сделал такими.