В декабре 1807 года скончался барон Фридрих Мельхиор Гримм, немецкий публицист эпохи Просвещения, многолетний корреспондент императрицы Екатерины II.
Он прославился как автор рукописного журнала «Литературная, философская и критическая корреспонденция», который выходил с 1753-го по 1773 годы. Помимо Гримма в нем помещали свои статьи Дидро, Рейналь и многие другие известные философы и литераторы. Журнал рассылался по подписке два раза в месяц полутора десяткам монархов Европы, в том числе с 1764 года Екатерине II.
«Литературная корреспонденция» сделала сына пастора из Регенсбурга знаменитым. Он разбогател, получил титул барона, чин российского действительного статского советника и место посланника в Гамбурге.
А все началось с того, что Екатерина поручила послу во Франции князю Голицыну найти для нее в Париже литературного корреспондента – умного и образованного человека, способного регулярно снабжать ее новостями о культурной и политической жизни тогдашней столицы всей Европы. Такой человек быстро нашелся – им и стал Мельхиор Гримм.
Позднее французский критик Сент-Бёв напишет: «Литературная корреспонденция Гримма – одна из тех книг, к которой я обращался чаще всего для своих этюдов о XVIII веке, чем усерднее пользовался я ею, тем более убеждался, что автор ее был человек тонкого, проницательного ума, имевший на все свой собственный взгляд».
Впрочем, издание рукописного журнала – тяжелый, изнуряющий труд. Тут надо было учесть вкусы коронованных корреспондентов, раздобыть нужные сведения и не попасть впросак с многочисленными слухами. Гримм жаловался: «Я пригвожден к столу с утра до вечера, я многие годы живу, как каторжный, я прикован к столу, как острожник, но я свободен в моих кандалах... Моя чернильница меня убьет».
Впрочем, Гримм не был, конечно, затворником. Он был вхож во все известные парижские философские и литературные салоны, знал всех знаменитостей, объезжал европейские дворы, представлялся монархам.
Гримм очень скоро стал доверенным лицом Екатерины II, во многом заменив на этом посту Вольтера и Дидро. Недруги его обвиняли в лести и угодничестве. Но как обойтись без этого, если ты состоишь в активной переписке с главой могущественной державы, да к тому же еще с женщиной?
Историк Казимир Валишевский писал, что Гримм в отношении к императрице «принял манеру обожателя, глубоко сознающего собственное ничтожество. Когда Екатерина предложила ему место директора в новой задуманной ею школьной организации, он ловко уклонился от принятия предложения, говоря, что «ему хочется броситься к ногам императрицы и умолять ее оставить его в числе ее собак»... Уезжая в Париж, он увозил с собой неопределенный, но тем более соблазнительный титул императорского агента, при жаловании в две тысячи рублей и чине, соответствующем полковничьему... Гримм вовсе этим не смущался».
Сам барон позднее расскажет, почему он отказывался от должностей в России, которые предлагала ему Екатерина: «Не лета мои, не невозможность изучить русский язык, не двор, с окружающими его опасностями, не страх ошибок удерживали меня от исполнения столь лестной и счастливой для меня воли государыни, меня удерживало опасение, что столь блестящая перемена в службе моей не может быть продолжительной. Я предпочитал полное лишение предлагаемого неверной возможности его потерять».
Как известно, Екатерина долгое время была поклонницей французских энциклопедистов. И не только потому, что сама была пропитана духом и идеями Просвещения. Здесь был и тонкий политический расчет. Просветители были, среди прочего, ярыми критиками французской монархии. И это было на руку русской императрице, поскольку у нее были весьма напряженные отношения и с кабинетом Людовика XV, и XVI. Французы активно пытались влиять на польские дела, ибо понимали, что всё идет к установлению фактического протектората России над Польшей. А Екатерине необходима была стабильность на западных рубежах империи. К тому же, у Вены и Берлина были свои виды на польские земли. А с Фридрихом II нужно было всегда держать ухо востро: прусский король не верил в дипломатию, он был убежден, что миром правят только сила и деньги.
Александр Александрович Пóловцов, статс-секретарь Александра III, один из учредителей Русского исторического общества, в своем дневнике верно напишет об отношениях Екатерины с энциклопедистами и о Гримме: «Это один из тех расчетливых искателей счастия, которые умеют эксплуатировать модные течения. В наш век он был бы адвокатом или железнодорожником... Эти модные экзерциции должны были привести и, действительно, привели к весьма плачевному концу, как все напускное, не связанное с жизнью в настоящем ее смысле... Лозунгом этих людей было отрицание, разрушение, хотя и в изысканной форме. Императрица Екатерина II понимала это и держала этих людей на золотых шнурках, подобно тому как римские вельможи держали при себе для увеселения говорунов; серьезного влияния на ее государственную деятельность они никогда не имели – вот чего французские писатели еще не понимают или в чем не хотят сознаться».
Но все-таки Гримм сделал немало полезного для России: он помогал императрице приобретать для Эрмитажа в Европе многочисленные произведения искусства, книжные собрания, в частности Вольтера и Дидро. По рекомендации Гримма Екатериной были приглашены в Петербург архитектор Джакомо Кваренги и композитор Джованни Паизиелло.
Деятельностью Гримма интересовался Пушкин. Он даже шутливо обыграл в «Евгении Онегине» конфликт Руссо с энциклопедистами. Жан-Жак, в отличие от Дидро и Гримма, считал себя человеком естественным, противником фальшивых ценностей культуры и «света». Описывая кабинет Онегина, поэт пишет:
Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе,
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые
И щетки тридцати родов
И для ногтей и для зубов.
Руссо (замечу мимоходом)
Не мог понять, как важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом.
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей...
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
Литературовед Юрий Лотман замечает, что в данном конфликте Руссо и Гримма Пушкин определенно выступает на стороне Гримма.