ГЛАВА 2
…Катеринчук тёр подбородок, думал. Потом махнул рукой, разрешая садиться закончившему докладывать криминалисту, прошелся по кабинету.
- И все-таки, как ты объяснишь, что в квартире нет ни одного отпечатка?..
Эксперт опять поднялся, смущенно развел руками.
- Но ошибки нет, товарищ полковник. Мы там дважды всё отработали...
- ?
- Мы еще раз выезжали на место преступления: отпечатков нет. Ни одного.
- Хочешь сказать, убийца замыл за собой все следы?..
- Похоже на то.
- Это исключено...
Все оглянулись на Малышева.
- Тогда следы крови непременно должны были бы остаться по всей квартире. Вы же сами видели, что там творилось... А в остальных комнатах и в спальне - чисто. Похоже, он туда вообще не заходил. Но и там ни одного «пальчика». Даже хозяев. И зачем ему нужно было так тщательно выдраивать кухню? Там буквально всё стерильно. Даже на хлебнице и разделочных досках ни одного отпечатка.
- Может, Щуровы накануне гибели делали генеральную уборку?
- Может, и делали. Но ни на одном из тазиков и даже на ведре для мусора их следов нет.
- И в шкафах на дверцах, даже с внутренней стороны, на тех же полках, где хранились продукты, тоже. - Эксперт в недоумении оглянулся на присутствующих. - Помещение как будто не жилое. Даже баночки с моющими средствами тщательно протерты.
- Есть еще одна странность... - Черкашин помолчал, обдумывая свою мысль. - В доме отсутствуют все вещи, принадлежащие убитым.
- Это-то как раз объяснить не трудно. Мотив на лицо - ограбление. Семейство было не бедным.
- Но зачем убийце нужно было красть еще и их зубные щетки и даже мочалки?!
Полковник покосился на молчавшего все это время Панафидина.
- Что скажешь?
Майор покачал головой.
- Надо подумать...
- А что если это Щуров?..- Самохин неуверенно передернул плечами.
- Зачем ему?
- Возможно, ревность. Подозревал жену, решил проверить, вернулся внезапно и застукал Инессу с ухажером.
Черкашин скривился в ехидной улыбке.
- Ага, а потом отпустил любовника, убил жену, вымыл крышку от унитаза и сливной бачок, протер клавиатуру собственного компьютера, баночки из-под крема, зарезал первых попавшихся детей и шурина, похитил его бритвенный прибор и старые трусы?..
- Но должно же быть этому какое-то объяснение?!
- Должно...
- Что по детям?
- Такого возраста детей, пропавших без вести, нет. Только два эпизода, но и те не наши. - Скворцов достал несколько ориентировок, вчитался в них. - По первому: двое подростков, оба воспитанники специализированного дома-интерната, решили попутешествовать, сбежали в столицу. Но уже задержаны. В настоящее время находятся в местном приемнике-распределителе. По второму: отец увез сыновей на каникулы, не поставив в известность бывшую супругу. Местонахождение детей уже установлено, и оба мальчики живы. Я проверил.
- Гм... - Полковник вернулся за стол, перебрал, просмотрел ориентировки. - Но зачем преступник, убив детей, принес их к Щуровым? Кто эти дети? Какое отношение они имеют к погибшим? Может, родня? У Щуровой это не первый брак... Возможно, дети от первого мужа?
- Нет. У Инессы не было детей. Все соседи и сослуживцы мужа это подтверждают.
- Но они могут и не знать. Щурова допросили?
- Нет. Он по-прежнему в больнице, врачи к нему не пускают. Говорят, тяжелый.
Панафидин достал из папки большой конверт.
- Я распорядился собрать участковых. Размножим и раздадим им эти детские фотографии, пусть проведут поквартирный обход на своих участках. Я думаю, дети были местными...
- Хочешь сказать, где-то есть еще трупы?
- Наверняка. Головы ребятишек не привезли откуда-то издалека: время их смерти почти совпадает со временем гибели Щуровой и ее брата. Детей убили в тот же день, но несколькими часами раньше где-то в другом месте. Ну а если родные об этот до сего момента не заявили, напрашивается только один правдоподобный вывод...
Все закивали, соглашаясь.
- И еще... Я думаю, надо дать информацию в СМИ, подключить газетчиков, местное телевидение... Пусть народ обратит внимание на соседей: возможно, кого-то долго не видели, возможно, у кого-то были скандалы за стеной... Фотографии детей показать: может, опознают.
- Как это можно показывать?!!- Скворцов растеряно развел руками.
- Но ты же не отрезанные головы будешь общественности демонстрировать, а лица. А они у детей не изуродованные. Взять крупным планом и не уточнять, как именно они погибли.
- Пожалуй... - Катеринчук, соглашаясь, кивнул. - Я дам распоряжение пресс-службе подготовить материалы. А вы обратите особое внимание на работу со свидетелями, еще раз опросите соседей. Наверняка кто-нибудь из них видел людей с большими сумками: шубы - это не валюта, не драгоценности, их под полой или в кейсе из дома не вынесешь...
ГЛАВА 3
- Нина Митрофановна, мы тогда с вами не договорили... - Малышев помешал ложечкой чай, заискивающе заглянул свидетельнице в лицо.
Та поняла, нахмурилась и, подвинув ближе к гостю сахарницу и вазочку с печеньем, уселась напротив.
- Ну, спрашивай.
- Вы хорошо знали Щуровых?
- А как же?! Мы с матерью Виталия выросли вместе, всю жизнь дружили. Наши мужья служили в одной части, дети в одну школу ходили. Она потому и не уезжала отсюда - не хотела расставаться. Хотя возможность была. Виталька ее - бизнесмен. «Крутой», как сейчас говорят. Любой особняк мог матери построить. Но она правильно рассудила - не в роскоши счастье. Сидела бы потом одна, оторванная от мира, в четырех стенах, как птица в клетке. Разве же то жизнь? А эта квартира - ее дом, можно сказать, ее крепость. Хотя... Она и у сына в доме себя в обиду не дала бы. Софья Михайловна - царствие ей небесное, земля пухом, вечный покой... - свидетельница набожно перекрестилась, - дамой властной, с характером была...
- Сын мать любил?
- Любил. И уважал очень. Это сейчас редкость. У Щуровых в семье слово матери законом было. Виталий и не женился долго, потому что родительнице с невестой угодить не мог. Посмотрит она, бывало, на очередную его пигалицу, глаза прищурит, слова не скажет, просто отвернется и всё...
- А Инесса? Он на ней уже после смерти родителей женился?
- Нет. Наоборот. Михайловна её сыну и сосватала. Инна с братом тогда только приехали, квартиру здесь у кого-то снимали. И вот однажды, когда Виталька в командировке был, старухе плохо стало. «Скорую» вызвали, откачали. Но Софья Михайловна - тетка вредная, в больницу ехать отказалась: дома, говорит, ежели что, умру; кому я там нужна? Кто за мной в той богодельне смотреть будет?.. Медики уехали. Так вот Инесса за ней ухаживала, уколы делала, горшки выносила, кормила с ложечки. Старуха к ней и прониклась...
- Инна хорошим человеком была?
Нина Митрофановна коротко кивнула, потянулась к лекарству, съела таблетку.
- Да таких как она, капитан, людей на свете больше нет. Как солнышко. Это же наше Золотце было. Ни спеси, ни жадности, а уж безотказная-я-я! Хотя ее и просить ни о чем не надо было. - Свидетельница смахнула слезу. - Ты сам видишь: дом старый, под стать жильцам. Много одиноких. Так она и в аптеку сходит, и продукты принесет. А тут, вообще, раз случай был... Видишь дом?
Женщина кивнула в окно на стоящий напротив небольшой частный домишко.
- Там Васильевич живет. Одинокий старик. Газа в доме нет. Отопление печное. Привезли ему как-то раз уголь, перед домом прямо посреди улицы ссыпали. А он болеет, таскать не может. Мы тоже не помощники: сами едва ноги передвигаем. Нанять кого-то - денег нет: пенсии-то мизерные; и оставить нельзя - за ночь растащат, богатые ведь здесь не живут, нищета одна. Так вот гляжу я через время в окно, а там, у кучи, Инесса с братом копошатся: он в ведро уголь насыпает, - она в сарай к старику оттаскивает. Всю ночь таскали.
- Почему женщина ведра носила?
- Брат ее увечным был. Едва ходил: ноги у него больные, перебитые. Он инвалид. Только не детства. Это его бывший муж Инессы покалечил.
- За что?
- За то, что за сестру вступился.
- Давно это было?
- Кто знает? Это же ни здесь, не при нас он их тиранил. Они потому и сбежали от него сюда, в другой город.
- А как же Инесса с ним развелась?
- Написала адвокату доверенность, и он сам там дело решил. Потом бумаги прислал.
- Фамилия его как?
- Адвоката-то?
- Нет, мужа. Откуда Инесса с братом приехали?
Нина Митрофановна наморщила лоб.
- Так это... Не знаю я. Михайловна говорила тогда что-то, да я запамятовала. Зачем оно мне, чужое-то горе?
Женщина вздохнула и вдруг, словно спохватившись, заволновалась, уставилась в гостя округлившимися от страшной догадки глазами.
- Так это что же... он?!! Он?!! Вы думаете, это бывший Инессы их выследил и убил?!! Да, да... конечно... Ну, конечно же! И как же это я, дура старая, сразу-то не сообразила?! Ах ты бедняжка... Девочка дорогая... Всё-таки не убереглась... Теперь понятно, почему она из дома иной раз только по надобности выходила...
- Она в полицию обращалась?
- Откуда я знаю?.. Наверное, обращалась, а как же... Да что ты меня пытаешь? Ты с мужем ее поговори.
- Он сейчас не может давать показания...
- Плох?
Малышев кивнул, подумал.
- Нина Митрофановна, а с кем Инесса здесь дружила? У нее были подруги? С кем она особенно близко сошлась?
- Гм... Не знаю даже. Да её все здесь любили. Она всем как родная была. Ты даже не представляешь, что это за человек был! Добрый, теплый, сердечный. И бескорыстный. Абсолютно! Чужую боль, как свою собственную переживала. Взять того же Васильича. Кому он нужен?! Родные дети отказались. А она, даже когда за Виталия замуж вышла, его не забывала: то картошки мешок передаст, то лука сетку; лекарства покупала. Мне тоже, бывало, и сахарку, и муки кулек принесет. А то уборку затеет. Так просто, чтобы уважить. С ней и поговорить можно было. Обо всем. Она не сплетница, ничего никому не передавала, чужие тайны хранить умела. Возьмет, помню, мою руку в ладошки, - а они у нее аж горячие!, - и слушает... А иногда ведь хочется с хорошим человеком поговорить. Мы хоть и старые, но живые же еще люди... Она человечная была. По-настоящему, без лукавства. Потому даже свекруха, - а Софья Михайловна, прямо сказать, далеко не подарком была, очень строгая, - ее обожала. Иногда и придиралась, и обидит, а Инесса только рассмеется, приласкает ее как ребенка: не верю, говорит, мама, что вы меня не любите, если сына мне своего такого подарили. Виталик ваш не муж, а - сокровище! И я вас, мама, за одно уже это любить и жалеть всю жизнь буду. Ну как на такую обидишься?! Никогда ни с кем не ругалась, только с лаской ко всем, только с добром. Всех кошек во дворе кормила, лечила. А как же, говорит, им тоже плохо, они тоже живые... Соседей мирила: нельзя, говорит, ссориться, люди дружить должны, и любой вопрос миром решить можно. Хлеб он всегда победит камень... Не победил...
Женщина больше не в силах сдерживаться, уронила голову в ладони, заплакала. Малышев нахмурился.
- Что она о первом муже рассказывала?
- Ничего. Не любила она свою жизнь вспоминать. И его, представь, никогда не осуждала. Несчастный он, говорила, человек, больной. И это не он зло творит - это водка проклятая... Когда, мол, не пьет, - хороший человек, а выпьет, - зверь, зверем. Ну что сказать?.. - Женщина махнула рукой. - Обычная история. Всё как у всех...
- Дети у них были?
- Нет. Инесса рожать не могла. После первого же выкидыша, - это когда он ее беременную избил, - начались осложнения; и как следствие - бесплодие. Врачи, правда, надежду не отбирали: дескать, время и еще раз время... И лечиться серьезно надо было. Но Щуров денег на жену не жалел. Любил очень.
- Семья у них хорошая была?
- Да. Там и Виталик - сама доброта. Мухи не обидит. Они, как голуби, любо- дорого посмотреть было. Очень друг другом дорожили.
- Нина Митрофановна, вспомните, чужие в гости к Инессе приезжали? Например, родня, или подруга с семьей, с детьми?
- Нет. Не припомню. Посторонних здесь не было.
- А у самого Щурова дети есть? Возможно, внебрачные, или отказные?
- Нет. Уж Софья Михайловна со мной обязательно поделилась бы. Да и как от родных внуков, детей отказаться?! Виталий не смог бы: он очень хотел маленького...
Малышев достал фотографии.
- Посмотрите на эти снимки. Возможно, знаете, видели где-нибудь этих детишек?
Женщина побледнела, осторожно приняла карточки, с минуту вглядывалась в мертвые лица.
- Нет. - Она покачала головой. - Никогда не встречала. А это, что же, те самые ребятишки, которых с Инессой в квартире нашли?..
Малышев кивнул, спрятал фотографии, стал прощаться.
- Спасибо вам. Но у меня просьба будет: если вдруг вспомните что, или услышите, позвоните. Сейчас любая, даже самая маленькая мелочь важна.
- Да, я понимаю...
Женщина вдруг замялась. Малышев заметил ее смущение, остановился.
- Что-то еще?..
- Это правда, что Щуровых ограбили и все деньги забрали?..
- Правда.
Женщина помрачнела.
- Тут такое дело, капитан… Инесса накануне, - получается, за несколько часов до смерти - денег у меня заняла...
- Сколько?
- Много... - Нина Митрофановна вздохнула, безвольно уронила руки. - Я ей и свои, те, что на похороны откладывала, и дочкины, что на квартиру копили, отдала... Инесса с Виталием дом где-то строят. Так вот не хватило ей: стройматериалы срочно нужно было купить, с рабочими рассчитаться, вот она у меня до приезда мужа и перехватила. Скажите, когда вы этих негодяев поймаете, мне деньги вернут?
Малышев нахмурился.
- Вам нужно будет написать заявление. Расписка есть?
Женщина растерялась.
- Нет. Какая расписка?! Все же - свои!..
Малышев отвел глаза.
- Все равно пишите. Будем разбираться...
ГЛАВА 4
...Корзинкин сорвал маску, перчатки, отошел от стола.
- Я закончил. Официальное заключение получишь завтра. А пока... Ну что сказать?.. Ты и сам всё видел. Все повреждения прижизненные. И каждое в отдельности могло служить причиной смерти. Да, и вот еще... - Эксперт взял из чашки, промокнул салфеткой, покрутил в руках тонкую замысловатую штуковину. - Её к делу приобщать? Или мужу сразу отдашь? Вещица не из дешевых...
- Что это? - Панафидин осторожно, двумя пальцами, принял завернутый в бинт странный предмет.
- Это контрацептив. Его еще называют «спиралью».
- Не понял?!! - Панафидин быстро, всем телом, повернулся к Корзинкину.
- Что? Что-то ни так?.. - Эксперт остановился, напрягся.
- Откуда?!! Где ты это взял?!!
- Не сходи с ума... Где еще я мог это взять?..
- Зачем ей контрацептив?!! Она и так не могла иметь детей!
- Кто сказал?.. - Корзинкин отошел к раковине и, не отрывая взгляда от растерянного лица оперативника, вымыл руки, стал вытираться полотенцем.
Панафидин продолжал рассматривать, вертеть в руках странную проволочку, о чем-то напряженно думал. Наконец, он оторвался от своих мыслей, оглянулся на эксперта.
- Хочешь сказать, она могла рожать?
- А она и рожала. И, судя по всему, не раз. Мускулатура матки развита хорошо, влагалище несколько растянуто. А еще характерный брюшной пресс...
- Может, выкидыш или аборт?!
- Нет. Абортов как раз не было. Матка в порядке, не травмирована. Она рожала и всегда без осложнений. Женщина была практически здорова.
- Вот так номер! - Панафидин коротко присвистнул, вновь уставился на контрацептив. - И давно он у нее стоит?
- Давно.
- ?
- Такие вещи следует периодически извлекать, чтобы не было осложнений. Но эта спираль особенная: дорогая, фирменная, очень хорошего качества, к тому же золотая - из особого, «медицинского», сплава. Вот здесь, видишь, и проба стоит. Такие можно лет по восемь-двенадцать носить - они в ткани не врастают, не окисляются. - Корзинкин повесил полотенце, подошел, заглянул в руки оперативнику. - Судя по состоянию матки, поставили ее давно - пару лет, как минимум. А что?
Панафидин слабо качнулся.
- Хм... Да нет... Ничего... Просто... Просто здесь нужно подумать. Очень хорошо подумать...
ГЛАВА 5
- Лидия Григорьевна, вы не ошибаетесь? Посмотрите еще раз, внимательнее. Это всего лишь фотографии, к тому же такие...
Женщина отстранилась, утерлась платочком, всхлипнула.
- Зачем же тогда показываете, если не доверяете?
- Мы доверяем…
- Да они это, они... Что тут рассматривать?.. Павлик и Агата Гусевы. Брат и сестра.
- Они уже давно в садик не ходят? Припомните, пожалуйста, точнее.
- Тут и помнить не надо - в журнале все отмечено. - Воспитательница перелистала страницы, нашла нужную, ткнула пальцем в верхнюю графу. - Вот, смотрите. Последний раз Гусевы посещали группу двадцатого числа. И с тех пор о них ни слуху, ни духу.
- Где они живут? Адрес где-то указан?
- Конечно... - Женщина заглянула на последний листок - Записывайте: проспект Космонавтов, 16, квартира 5.
- С кем они живут? Родители, опекуны?
- С бабушкой.
- Мать, отец есть?
Воспитательница передернула плечами, нахмурилась, затеребила влажный от слез платочек.
- Наверное, есть...
Малышев, уловив, как внезапно изменилось настроение свидетельницы придвинулся ближе, доверительно понизил голос.
- Лидия Григорьевна, это очень важно...
- Даже не знаю, что вам и сказать... Странными они были людьми, если так-то, честно, признать. Но это я только сейчас поняла, когда вы пришли. - Воспитательница на мгновение задумалась. - Вот бабушка... Очень приятная, добрая, услужливая... Хорошо помогала. Она у нас в родительском комитете. Если других мамочек приходилось буквально силком к общественной работе привлекать, то здесь этого не было - Лариса Казимировна добровольно взялась тянуть практически всю работу: она - и председатель, она же - и казначей. Последнее - главнее.
- Почему?
- Деньги чужие, кому охота связываться, отчитываться за них... Опять же беготни, мороки много: то подарки, то закупки по хознуждам... А эта безотказная. И не ныла, не плакалась как другие, на здоровье, на проблемы свои семейные не жаловалась.
- И в чем же странность? Почему вам это странным показалось?
- Да не это. Тут, понимаете, какое дело... - Воспитательница поерзала на стуле - В анкетах у детей в графе о составе семьи указано, что дети - круглые сироты. Гусева сообщила, что их родители погибли несколько лет назад в автомобильной катастрофе. Дескать, из всей родни только она одна у них и осталась. Может, оно и так, конечно… Да только мне кажется, неправда это.
Малышев насторожился.
Женщина вздохнула.
- …Это случилось прошлым летом. Мы с мужем и детьми поехали к его родне в гости, - они живут недалеко, в соседнем районе, километров шестьдесят отсюда. Заночевали, а на следующий день решили по набережной погулять, мороженое поесть, детей на аттракционах покатать. День хороший, солнечный выдался. Когда, думаем, еще вот так, все вместе, семьей, сюда выберемся?.. Короче, вышли мы в город. И там, в детском парке, мы с Гусевыми и столкнулись. Точнее, Лариса Казимировна меня не узнала: я по-простому, не по дрескоду, была одета - бриджи, очки в пол-лица, шляпа с полями... Я тоже сделала вид, что не заметила их, не захотела подходить. Когда гляжу: не одни они там, а тоже с родней. Дети счастливые бегают, на батуте скачут, и оттуда кому-то ручонками машут, кричат: «Мама, папа!..» Ну, знаете, как ребятишки балуются... И тут меня такое любопытство обуяло. Дескать, как же так?.. Нам рассказывают, что дети - сиротки, а сами по выходным дням, подальше от чужих глаз забравшись, воссоединяются. Отошла я в сторонку, стою, наблюдаю. Может, думаю, и не родители то вовсе, а так, какие-нибудь близкие знакомые, друзья. Ан, нет. Отношения там не притворные, не приятельские, а самые что ни на есть настоящие, домашние. А главное, дети как две капли воды на незнакомцев похожи. Агатка - вылитая мать! Обе белокурые, тоненькие, мордашки круглые - с одинаковым овалом лица, и кожа нежная, шелковистая. Да и мальчишечка весь в отца. Родитель его, как под копирку, с себя сделал. А еще, как я сказала, отношения: чувствовалось, любили они друг друга. Дети совершенно естественно себя вели. Заметно было, что те люди не простыми знакомыми были, а именно родителями. В общем, побродили они по набережной, сахарной ваты поели, мороженое купили, пошли к машине. Дети быстро внутрь залезли, устроились там в своих детских креслах, отец их пристегнул, жену, бабку в машину подсадил, и они укатили.
Малышев помрачнел.
- Что за машина была?
- Внедорожник. Очень дорогой. Не из наших, не из дешевых автосалонов.
- Номера случайно не запомнили?
- Зачем мне?..
- А когда домой вернулись, на работу вышли, со старухой разговаривали?
- Нет. Неловко как-то было. Подумает еще, что я специально за ними следила. Да и кому какое дело до чужих семейных тайн и личных отношений? Хотят они «шифроваться» - нам то что? Тут другое странно. Дети. Агата с Павликом совсем маленькие - младшая группа. Агаточке тогда едва четыре годика исполнилось, а тоже не проговорилась. Я, помню, на занятиях, - а тема была: «Моя семья» - дала задание нарисовать близких людей, тех, кого дети считают своей семьей. Так Агата одну бабушку, братика и кошку нарисовала. Я осторожно поинтересовалась, что же, мол, она двоих только на рисунке своем изобразила, разве ей некого больше рисовать?
- Что она ответила?
- Ничего не ответила. Нахохлилась, глазки в стол опустила, губки надула, молчит, сопит. А на следующий день бабушка ко мне подошла поговорить. Дескать, вы бы Лидия Григорьевна, не допытывались у деток по поводу родителей. Зачем детей травмировать? Они хоть и маленькие, а все понимают. Сироты. Что может быть на свете горше за это?..
- Вы тот случай на набережной ей не напомнили, не поинтересовались?
- Нет. Я понимала, если они что-то скрывают, то и из этой ситуации очень легко вывернутся: скажут, что, мол, та женщина была двоюродной сестрой погибшей дочери, а парень... каким-нибудь ее родным племянником…
Малышев помолчал.
- Родители за детьми никогда в сад не приезжали?
- Нет, никогда.
- А другая какая-нибудь родня?
- Тоже нет. Только бабушка.
- Лидия Григорьевна, теперь взгляните на эти фотографии. Не волнуйтесь только. Вглядитесь внимательнее, не торопитесь, подумайте. Возможно, видели, встречались где-нибудь с этими людьми? Возможно, это те, с набережной, незнакомцы?
Воспитательница побледнела, осторожно приняла карточки. Она несколько минут, закусив платочек, рассматривала мертвые лица, потом отстранилась.
- Да. Это они. Без сомнения.
- Вы уверены.
- Уверена.
- Лидия Григорьевна, скажите, этой семьей кто-нибудь ещё интересовался? Возможно, разыскивали их, приходили в группу, интересовались детьми, их родителями?
- При мне никто не приходил. Но вам бы еще с моей напарницей переговорить и с заведующей садом. Особенно с заведующей. Если их искали, то к ней в первую очередь обращались. У нее и общий список детей, и погрупповые сведения.
- Да-да, конечно, я переговорю.
Малышев поднялся уходить. Воспитательница вдруг заволновалась.
- Погодите, капитан. Не знаю как и сказать...
Малышев насторожился.
- Понимаете, тут такое дело... - Женщина молчала, собираясь с духом. - Если ребятишек порезали, то уж тогда и Ларису Казимировну...
- Ее трупа нет.
Воспитательница вздохнула.
- Возможно, потому что вы еще не были у них дома... Но я не об этом. - Женщина быстро поправилась. - Их убили. Значит, было за что. Так просто, особенно детей, не казнят, - если только это сделал не сумасшедший. Понимаете, я недавно, чисто случайно, слышала, как Гусева разговаривала с одной их наших мамочек. Разговор был, судя по всему, не из приятных, так как проходил на повышенных тонах. Женщина кричала, что-то о мошенничестве и обмане, грозила заявить в полицию, а еще...
Воспитательница замолчала, опустила голову.
- Она грозила, что «в случае чего» поговорит с ней «по-другому»... Что, мол, она, Гусева, просто не знает, с кем связалась... Что у нее есть способ заставить всё вернуть... У этой родительницы муж - спецназовец. Какое-то особое подразделение. В общем, из тех, кто в горячих точках служат...
Малышев замер.
- Как фамилия родительницы?
- Сахно. Ее мальчик ходит в соседнюю группу. Там есть все сведения о местах работы и ее, и мужа, и домашний адрес.
- Спасибо вам. - Малышев благодарно улыбнулся, заторопился к выходу.
(Продолжение следует...)