Как это не покажется странным, но Льву Николаевичу Толстому долго не давалась мировая слава, несмотря на то, что его произведения уже переводили и издавали на европейских языках. Известность была, даже в Америке читали русского графа Льва Толстого, а вот настоящей громкой славы не было. Но вот в 1890 году была опубликована довольно странная повесть под названием "Крейцерова соната". И сразу наделала много шума как вещь почти что запрещённая.
Сама повесть была написана в 1887 - 1889 годах и была созвучна тем идеям, которые проповедовал Лев Толстой, возомнивший себя пророком для человечества. Тем более, что в эту повесть Лев Толстой вложил многое из собственной своей жизни. Эпиграфом для книги эпатажный граф кощунственно взял пару цитат из Евангелия от Матфея. Но это кощунство обнаруживается не сразу.
Весь сюжет повести — это рассказ о своей жизни, поведанный автору в поезде случайным попутчиком. Попутчик этот, назвавшийся Позднышевым, оказался убийцей, убийцей собственной жены, как посчитали присяжные в суде, убийцей из ревности. Но есть в этой истории существенный нюанс: ревность в общественном сознании связана с сильной любовной страстью, доводящей человека до патологического состояния. А вот попутчик автора, без какого-либо раскаяния рассказывающий о том, что привело его к этому чудовищному преступлению, вообще отрицает какую-нибудь любовь между мужем и женой. То есть версия следствия и суда по поводу мотива убийства оказалась просто удобным для всех заблуждением. Позднышев свою жену ненавидел едва ли не с первого дня семейной жизни.
Так все женятся, так и я женился, и начался хваленый медовый месяц. Ведь название-то одно какое подлое!
Ну и дальше герой повести Толстого Л. Н. испытывает необходимость "говорить об этом правду" — правду о начале семейной жизни. Не своей только, а вообще, каким оно в принципе должно быть у всех, это начало.
Неловко, стыдно, гадко, жалко и, главное, скучно, до невозможности скучно! Это нечто вроде того, что я испытывал, когда приучался курить, когда меня тянуло рвать и текли слюни, а я глотал их и делал вид, что мне очень приятно. Наслажденье от куренья, так же как и от этого, если будет, то будет потом: надо, чтоб супруги воспитали в себе этот порок, для того чтобы получить от него наслажденье.
Позднышев свою жену ненавидел едва ли не с первого дня семейной жизни. Но для многих читателей это ускользает, потому что автобиографичность повести очень часто упускается. Да "Крейцерова соната" и не автобиография в полном смысле слова. Лев Николаевич, в отличие от своего персонажа, жену свою не убивал. Ну и под уголовным судом, само собой, не был. Но что уж точно роднит Льва Толстого с его героем, так это полная неспособность хоть на сколько увидеть в себе причину своих несчастий и пороков. Нет, и Позднышев, и Толстой иногда, кажется, доходят до морального самобичевания, но и тут находятся внешние причины. Позднышев клянёт себя и себе подобных, что после развратной жизни требует чистоты от кандидатур на замужество с ним. Но через несколько абзацев:
Скажите опытной кокотке, задавшей себе задачу пленить человека, чем она скорее хочет рисковать: тем, чтобы быть в присутствии того, кого она прельщает, изобличенной во лжи, жестокости, даже распутстве, или тем, чтобы показаться при нем в дурно сшитом и некрасивом платье, — всякая всегда предпочтет первое. Она знает, что наш брат всё врет о высоких чувствах — ему нужно только тело, и потому он простит все гадости, а уродливого, безвкусного, дурного тона костюма не простит. Кокетка знает это сознательно, но всякая невинная девушка знает это бессознательно, как знают это животные.
То есть все эти невинные девушки так же развратны, но только на уровне бессознательном.
Да, так вот меня эти джерси и локоны и нашлепки поймали. Поймать же меня легко было, потому что я воспитан был в тех условиях, при которых, как огурцы на парах, выгоняются влюбляющиеся молодые люди. Ведь наша возбуждающая излишняя пища при совершенной физической праздности есть не что иное, как систематическое разжигание похоти.
Пытаясь доказать невозможность счастливой супружеской жизни, Позднышев рассказывает каким развратным человеком он был в молодости. Но и здесь вина лежит на ком и чём угодно, только не на нём самом: друзья, сословные привычки дворянства, глупая самонадеянность родителей молодых девиц и даже состав пищи, но только не он сам. Потому страстное обличительство его пороков общества выглядит довольно лицемерно. Кстати, Позднышев, как и Лев Толстой, вёл дневник, куда записывал свои сексуальные приключения, и как Лев Толстой показал своей молодой невесте записи из этого дневника. Якобы в порядке честности.
Самым честным и по словам Позднышев, и по словам Льва Толстого, но уже в другом месте было бы так называемое полное воздержание от всяких сношений мужчин и женщин, в браке ли, без него ли. И тут Толстой доходит уже и до искажения Священного Писания в духе современных "интеллектуалов", переворачивающих всё с ног на голову:
Половая страсть, как бы она ни была оставлена, есть зло, с которым надо бороться, а не поощрять, как у нас. Слова Евангелия о том, что смотрящий на женщину с вожделением уже прелюбодействовал с нею, относятся не к одним чужим жёнам, а именно — и главное — к своей жене.
Прекращение жизни человечества при этом оценивается даже не как досадная помеха, а как нормальное будущее.
Род человеческий прекратится? Да неужели кто-нибудь, как бы он ни смотрел на мир, может сомневаться в этом? Ведь это так же несомненно, как смерть. Ведь по всем учения церковных придёт конец мира и по всем учениям научным неизбежно то же самое. Так что же странного, что по учению нравственному выходит то же самое?
Кстати, Позднышев за всё время рассказа ничего почти не говорит о внешности своей убитой жены. Можно было бы подумать, что ему невыносимы воспоминания об этом. Но, однако, внешность якобы любовника его жены Позднышевым передаётся довольно подробно и даже с какой-то обидой, как будто он расстроен из-за отсутствия внимания к себе со стороны этого несостоявшегося любовника его жены, некоего музыканта Трухачевского. И как тут не вспомнить, что в своём дневнике сам Лев Толстой писал о том, как
Я никогда не был влюблен в женщин. Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал только, когда мне было 13 или 14 лет; но мне не хочется верить, чтобы это была любовь; потому что предмет была толстая горничная. Притом же от 13 до 15 лет — время самое безалаберное для мальчика: не знаешь, на что скинуться, и сладострастие в эту эпоху действует с необыкновенною силою. В мужчин я очень часто влюблялся.
В финале повествования автор жмёт руку Позднышеву. Зная, как обстояли дела в семье Льва Николаевича, можно принять этот жест за дань уважения убийце — мол, я не смог, а вот он смог таки сделать это.
Традиционное: заходите, читайте, смотрите, ставьте like, если понравилось, делитесь ссылкой в соц. сетях, ну и подписывайтесь на канал.