В Москве двадцать первого века я жил на Ленинском проспекте, в большом восьмиэтажном доме в форме буквы «Л». Косая ножка этой буквы тянулась вдоль улицы Косыгина, вертикальная – вдоль проспекта, а верхняя, короткая поперечина выходила на угол Гагаринской площади. Собственно, моё бренное пятидесятивосьмилетнее тело там и оставалось – а вот сознание, переместившееся в прошлое на сотню без малого лет пребывало сейчас на Воробьёвых горах, буквально в двух шагах от того места, где этот дом будет построен в конце пятидесятых. Улица Косыгина тогда заменит старое Воробьёвское шоссе, Ленинский проспект - Большую Калужскую улицу, а на месте прежней площади Калужской заставы поднимется к небу стрела обелиска со статуей космонавта наверху.
А вот вычурный особняк Мамоновой дачи, в котором и пребывала моя нынешняя бренная оболочка, останется на своём прежнемместе. В 2022-м году в нём будет располагаться Институт физической химии, сменивший в этом здании Центральный музей народоведения. Но тут, как говорится, есть нюанс: в предыдущей версии истории (пожалуй, теперь я с полным правом могу употреблять сей оборот) музей просуществовал на этом месте до сорок третьего года, когда его место занял Институт физической химии. Но в «текущей реальности» музей выселили аж на тринадцать лет раньше, и освободившаяся недвижимость досталась… правильно, «нейроэнергетической лаборатории» доктора Гоппиуса. А если совсем точно, заново созданному институту нейроэнергетики, в котором Евгений наш Евгеньевич занял место замдиректора при вечном своём патроне Александре Васильевиче Барченко. Сюда же, на Мамонову дачу спешно перевезли оборудование и сотрудников и из московской «подвальной лаборатории», и из «особого корпуса» нашей коммуны.
И Барченко и Гоппиус вернулись на следующий день после киносеанса с фильмом о советском Рип ван Винкле - и сразу поставили на уши всех, имеющих хоть какое-то отношение к «паранормальному» проекту. За каких-то трое суток было вывезено всё оборудование, а спецкурсанты, принимавшие в этом живейшее участие, отправились вслед за приборами и прочим имуществом последним рейсом.
Уехали, впрочем, не все: в присланный за нами из Харькова автобус кроме шестерых гоппиусовских сотрудников, отвечавших за финальный этап экстренной эвакуации, погрузились мы с Марком и Татьяной, пирокинетик Егор и, разумеется, Карась, успевший стать доверенным помощником самого Барченко. Ещё здесь оказалась Елена свет-Андреевна – в элегантном манто и не менее элегантной шляпке, вся лучащаяся довольством по случаю предстоящего переезда в столицу. Буквально за пару часов до отъезда Гоппиус (они с Барченко уехали раньше, на легковом «Фиате») проговорился, что Елену решено перевести в нашу группу, как признание её достижений в овладении навыками биолокации – теми самыми проволочками-искалками. Прочие дамы-психологини куда-то исчезли ещё раньше, как и учитель Лао со своими узкоглазыми «коллегами» - пожалуй, его упражнений в медитации мне будет здорово не хватать…
Когда автобус выкатился на подсохший просёлок через ворота, проехав под вывеской «Детская трудовая коммуна имени тов. Ягоды» я вдруг отчётливо понял, что сюда мы больше не вернёмся. Всё, этот гештальт закрыт, и опасность застрять, зациклиться в остающихся здесь незавершённых отношениях мне больше не угрожает. Сидящие позади на одном сиденье Марк с Татьяной - яркий тому пример; что до нас с Еленой, то «это другое» - как, помнится, любили говорить совсем в другое время и в другой стране. Я не чувствовал никакой незавершённости - отношения двух взрослых людей, вполне их обоих устраивающие и основанные в равной примерно степени на физиологии и взаимном уважении. Ну и общая тайна, конечно, из разряда тех, что связывают двоих покрепче самого лучшего секса…
Из коммуны мы выехали в девять утра, а три часа часов спустя уже были на вокзале и с шутками и прибаутками грузились в поезд «Харьков-Москва». Уж не знаю, настоял ли Барченко, или местное ГПУшное руководство проявило бдительность – а только в распоряжении нашей группы из двенадцати человек был предоставлен целый вагон. Мы с Еленой, переглянувшись, заняли отдельное купе – всё, хватит прятаться, взрослые же люди! Я заметил, как Татьяна с Марком, слегка замявшись, последовали нашему пример
…Уже пары чух-чух, кондуктор дал свисток,
Прощальный поцелуй, стакан горилки... – всё было в точности, как в хулиганской песенке Розенбаума. Вместо стакана горилки на откидном столике купе красуется бутылка рубиново-красного «Кюрдамир», поцелуй, и отнюдь не прощальный, решено отложить на ночь - а пока Татьяна с Еленой (и когда это они успели подружиться?) разворачивают промасленную коричневую бумагу, извлекая на свет божий закупленные в вокзальном буфете дорожные деликатесы: колбасу с чесночком, жареную курицу, стеклянную баночку с чёрной икрой. Мы с Марком тем временем закончили раскладывать багаж, и он с лёгкой завистью косится на деревянную кобуру с «Браунингом», который я на этот раз нацепил открыто поверх шофёрской кожанки - сейчас она висела на крючке, предназначенном для полотенец. А что, имею право – в конце концов, я сотрудник ГПУ, или где?
Паровоз издал два длинных прерывистых гудка – отправление! Скрежетнули ребордами колёса, провернулись и застучали на стыках, набирая скорость. Дебаркадер вокзала поплыл назад, а Марк уже орудовал штопором, откупоривая азербайджанское вино. Девушки увлечённо щебетали о своём, девичьем, не обращая на нас внимания – похоже мои спутники, как и я, не слишком-то переживают по поводу навсегда оставшейся позади коммуны. И то сказать, за эти несколько месяцев мы крепко прикипели друг к другу, и не только наша боевая троица, но и остальные отобранные в группу спецкурсанты. Вот, кстати, и они: в дверь без стука вваливается Егор-пирокинетик, из-за плеча у него выглядывает Карась с бутылкой в руках. На криво налепленной беловатой этикетке значится: «Водка пшеничная», цена – два-семьдесят пять водка, сорок копеек посуда и отдельно – пятачок пробка. Рядом загадочная надпись «Укупорку капсюлей покупатель не оплачивает» и требование: «Возвращайте посуду и пробку».
… он что, из буфета эту поллитру спёр? А ещё сознательный коммунар называется...
Но вернёмся в Мамонову дачу, в актовый зал Института нейроэнергетики, где начальство собрало нас шестерых через час примерно после прибытия, едва мы успели разложить вещи по комнатам (каждому своя, отдельная, ценить надо!) и наскоро привели себя в порядок после дороги. Цель собрания очевидна: ближайшие перспективы, цели нашей работы, каждый солдат должен знать свой маневр, еt cetera, еt cetera, еt cetera.[1]
Если совсем коротко: Барченко (надо полагать, не без помощи Карася, не зря же он брал его с собой в Москву после провала эксперимента с зомби) всё же сумел разобрать большую часть текста той самой книги. Из какового непреложно следует, что успеха – решающего успеха, позволяющего брать под контроль любое потребное количество «мертвяков» - можно добиться только заполучив в свои руки знания древней цивилизации. Находятся они понятно где – за Гиперборейским Порогом, ключ к которому как раз и содержится в добытом нами пергаментном листе. Там же имеются и указания, которые позволили Александру Васильевичу, проведя соответствующие расчёты, точно определить местоположение упомянутого Порога (именно так, с заглавной буквы, и никак иначе!). И, надо сказать, здесь особых сюрпризов не случилось: Порог по словам Барченко находится на Кольском полуострове, на берегах Сейдозера, где ему дважды приходилось бывать с научной экспедицией ещё в самом начале двадцатых. Надо отметить, что тогда экспедиция обнаружила немало по-настоящему загадочного, а то и вовсе необъяснимого - и если бы не тупоголовые скептики, сидящие в академических институтах… бла-бла-бла…
Короче, на этот раз никто помешать не осмелится: на проведение новой, третьей по счёту экспедиции дали «добро» Очень Высокие Инстанции, в распоряжение группы будут предоставлены любые средства, любой транспорт, включая новейшие самолёты, вооружённая охрана, и вообще, оказано любое мыслимое содействие. Единственная загвоздка: успеть надо непременно к середине июля, поскольку именно в это время светила небесные (далее следовал длинный список планет, звёзд и зодиакальных созвездий) займут особое неповторимое положение, дающее дополнительные, и весьма существенные шансы на успех всего предприятия. А значит – за работу, товарищи, доктор Гоппиус объяснит, кто и чем будет заниматься в следующие несколько недель…
…Положение светил, как же! К гадалке не ходи – чекистским покровителям Барченко понадобилось обязательно получить результат к некоей определённой дате, вот он нас и подгоняет! И, кажется, я догадываюсь, что это будет за дата. Если я правильно понял то, что уловил во время недавнего флэшбэка, связавшего моё сознание с памятью Блюмкина, это будет очередной пленум ЦК ВКП(б) - и мне не хочется даже думать, зачем неведомым, но явно высокопоставленным «заказчикам» именно к этому сроку понадобилась армия неуязвимых и не знающих сомнений и страха мертвяков-зомби. Полагаю, Александр Васильевич тоже об этом догадывается - а скорее всего, даже знает наверняка. Что ж, если это действительно так, то мне искренне жаль его, да и всех нас заодно.
В его защиту можно привести одно-единственное, зато веское соображение: каковы бы ни были эти цели, для самого Барченко важно другое. Он шёл к этой цели всю свою жизнь, отданную изучению оккультных наук и праранормальных явлений – и вот теперь, когда до полного окончательного (а как иначе?) успеха осталось всего ничего, его, конечно, не остановят какие-то там соображения морали, гуманизма и прочих, прости Господи общечеловеческих ценностей…
После Барченко слово взял Гоппиус. По его словам, Гиперборейский Порог практически уже в кармане у экспедиции, осталось только две совершенно пустяковые мелочи. Во-первых, надо найти точное его расположение. Примерно оно известно, отмечено вот на этих на схемах и фотоснимках, сделанных во время экспедиции. Однако, для поисков и последующих работ место требуется уточнить – и в этом нам помогут наши очаровательные дамы (кивок в сторону Татьяны и Елены) которые как раз в подобных вещах и сильны…
Тут он меня не удивил, чего-то в этом роде я и ожидал – не для создания же новых зомби понадобились Барченко биолокация в их исполнении? А вот дальше начались сюрпризы.
Для открытия Гиперборейского Порога, говорил учёный, потребуется необычайно мощный и главное, правильно сориентированный выброс нейроэнергии. И породить такой выброс сможем только мы, все шестеро вместе взятые – согласно проведённым расчётам (ох, уж эти мне расчёты!) нашего совместного уровня «нейроэнергетической ауры» едва-едва хватит, чтобы обеспечить потребную мощность. Но мало просто выдать её на-гора, надо ещё научиться правильно её направлять, концентрировать. А тут не обойтись, во-первых, без специальной аппаратуры, а во-вторых, без долгих и упорных тренировок, во время которых нам очень пригодятся навыки, полученные во время уроков медитации. Вот этим – созданием аппаратуры и тренировками – нам и предстоит заняться в течение ближайшего месяца. За это время будут закончена подготовка к экспедиции, сделаны необходимые запасы, и в первых числах июня мы должны уже двинуться в путь. Вопросы? Пожелания? Вот и хорошо, а сейчас будет оглашён список, какие дела нам предстоит переделать в ближайшие три дня, и кто к какому участку работ приписан…
Услыхав это, я насторожился. Из одной-двух обмолвок я понял, что загадочная «аппаратура», предназначенная для не менее загадочной «концентрации нейроэнергетической ауры» будет создаваться на основе его установки – той самой, на которой тестировались будущие спецкурсанты, и которой мы с Блюмкиным были обязаны всей этой катавасией с обменами разумов. Уж не знаю, что Гоппиус собрался делать во своей машинерией, но мне-то она была нужна в своём нынешнем состоянии и, желательно с сохранёнными настройками. Нет, я не решил ещё окончательно, буду ли пробовать провернуть «обратный обмен» - но, чтобы не лишиться самой этой возможности, следовало обеспечить неприкосновенность установки. А значит – любыми способами надо напроситься в помощники к Гоппиусу – не может ведь быть, что ему не понадобятся рабочие руки? Тем более, что в Отличие от моих товарищей, не слишком разбиравшихся в механизмах, сложнее автомобильного двигателя (или, в случае в Карасём, кинопроекционного аппарата) мне было, чем похвастать – как-никак, а точную копию этой установки я в своё время собрал вот этими руками. правда, сделано это было на совсем другой, куда более совершенной элементной базе, но тут уж, как говорил первый президент Незалежной шановный пан Кравчук, «Маємо те, що маємо". Или книга за его авторством носила такое название? Не вспомню сейчас, да и не нужно забивать голову всяким вздором, есть вещи и поважнее. Например – как втереться-таки в доверие к Гоппиусу, с которым у меня уже случались конфликты по разным мелочным поводам. Вот уж точно: знать бы заранее, где упадёшь…
Кстати, ещё одно соображение: из того факта, что лабораторное оборудование (включая и незабвенное кресло с проводками и алюминиевой шапочкой) находится теперь здесь, следует то, что вопрос с параллельными реальностями проясняется окончательно. Там откуда я прибыл, она была в «подвальной лаборатории» - и, значит, как минимум, на эту деталь наши реальности расходятся. Я нарочно улучил момент и, как бы невзначай поинтересовался у Гоппиуса: тот ли самый это комплект аппаратуры или какой-нибудь резервный? Оказалось – да, тот самый, собственноручно доставленный завлабом сюда, на Мамонову дачу. И это тем более интересно, что в оставленной мною реальности и аппаратура, как и и амбарные книги, из-за которых заварилась вся эта каша, так и простояла в подвале положенные сорок семь лет, пока не попались на глаза одному легкомысленному студенту…
Впрочем, я кажется, повторяюсь. Уже после того, как я обнаружил «лабораторные журналы» тогда, на «объекте», всё стало предельно очевидно – так зачем я, спрашивается, долдоню как дятел одно и то же, раз за разом выискивая доказательства того, что ни в каких доказательствах не нуждается? Или – надеюсь, вопреки очевидности, обнаружить какую-нибудь ошибку? А зачем?
Нет ответа. И, видимо, уже не будет. Смирись.
[1] (тат.) И так далее, и тому подобное.
Если кто-нибудь из читателей захочет поддержать автора в его непростом труде, то вот карта "Сбера": 2202200625381065 Борис Б.
Заранее признателен!