(Продолжение второй главы книги «Как отчаянно хочется жить!», начало здесь).
И дальше у Сент-Экзюпери такие слова: «Слишком просто было бы сразу получить готовую душу». Да, именно всю жизнь! Я могу привести тому немало взрослых примеров. Но сейчас расскажу, как это было у меня в возрасте трех – пяти лет. Каждый день проходил тогда будто бы под девизом «Здравствуй, жизнь!». И каждый день продолжалось мое рождение.
Во время памятной поездки с отцом за клюквой, я открыла две вещи: колдовство цвета и колдовство живой воды. Хорошо, что папа не побоялся взять меня с собой: хотя и наступила весна, но в Мурманской области в это время еще ощутимый холод. Я сидела у него на коленях, а он – в коляске мотоцикла своего друга. Мы переехали небольшую горную речку, а потом взобрались на сопку.
Сейчас бывает, что я уже готова поверить в реинкарнацию, – но смущает как раз тот случай. Я не просто ярко помню все, что тогда увидела, я помню свое удивление! Если бы раньше уже жила на земле и просто забыла, не было бы такого ошеломляющего впечатления и такого сильного удивления.
Перезимовавшая клюква… Каким же поразительным был ее контраст со снегом! Мы искали клюкву на участках сопки, где уже были проталины, там ягоды обнажились и прямо-таки пылали красно-лиловым цветом на фоне снега, подчеркивая его ослепительную белизну, ведь рядом не было жилья и транспорта. Я смотрела на это и не могла насмотреться!
Второе чудо – вода. Кода мотоцикл переезжал речку, я, прижимаясь к коленям отца, с опаской смотрела на кипящую вокруг низкой коляски воду. Казалось, что вода во-вот перехлестнет через край. Но сильнее страха был восторг: я же вижу диво! Что-то невероятное, странное. Бурлящие водовороты возле колес, разлетающиеся веером брызги, круги на поверхности речки…
Что такое «вода», я, конечно, знала, но видела до сих пор только домашнюю воду – в стакане, под краном… О свойствах живой воды в природе, ее невероятной текучести и пластичности, понятия не имела. До сих пор четко и ярко помню всю эту картину и свое удивление.
Отец, видимо, понимал, что со мной происходит, и старался как-то объяснять то, что мы видим. Но слова тогда были не нужны.
В этом фрагменте воспоминаний я пишу, в основном, не об отце, а о себе, но иначе никак. В фокусе моего восприятия был лишь маленький круг реальности, а родители входили в общий фон того, что было вне круга. Если и происходили в их жизни какие-то события, я их не понимала и не запомнила. Но ведь и небольшие штрихи могут многое сказать и об отце моем, и о времени, реалии которого уже мало кто знает и помнит!
Гарнизон, в котором отец служил тогда, находился в поселке Грязная губа Мурманской области, сейчас это поселок Сафоново. Семья состояла из четырех человек: папа, мама, Рая и я. Жили мы на 4 этаже кирпичного дома, самого современного по тем временам. Квартира была просторная, с большой кухней, но коммунальная. Самая маленькая комната (10 метров) досталась нам, поскольку отец, по званию тогда капитан, хотя и имел двоих детей, рангом еще не вышел.
Остальную площадь, согласно воинской субординации, занимали: среднюю по величине комнату – майор Теплоухов, имевший жену и кота, самую большую – подполковник Ермилов, имевший жену и собаку овчарку.
Как мы умудрялись жить на 10-ти метрах, я сейчас не понимаю! В комнате уместились две кровати (одна, совсем узенькая, – для нас с Раей, вторая – для родителей), стол, шкаф и еще тумбочка, где Рая хранила школьные учебники. И это все. Но тогда я не замечала тесноты и неудобств, хотя, бывая в гостях у Теплоуховых, а особенно у Ермиловых, понимала, что это такое – нормальная комната. Но очевидным для меня было и другое: в нашей комнатушке всегда интересно, а в двух других – скука.
Впрочем, мы находились дома мало. Отец поздно возвращался из штаба и почти уже ничем не успевал заняться. Иногда только ходил к Николаю Теплоухову играть в шахматы или помогал Рае делать уроки, а потом читал ей какую-то подростковую книгу, в которой я мало что понимала, но слушала тоже охотно.
Мама работала школьным врачом. Вообще-то она была фельдшером, но окончила отличный Ленинградский техникум, да и другие специалисты-медики в гарнизоне отсутствовали. После работы мама, забрав меня из детского сада, шла не в нашу комнату, а на общую кухню, где у нас стоял внушительный стол. Она готовила для семьи еду (каждый день свежую, холодильники еще в обиход не вошли), там же потом кормила всех нас. Так что по вечерам мы встречались сначала на кухне, а уже поздно вечером собирались в своей, по сути, спальне.
Самой интересной для меня вещью в нашем жилище было радио. Большая черная тарелка, а скорее, воронка, висела как раз над кроватью для детей, и я могла подолгу ее разглядывать, надеясь понять, откуда идет звук, пробовала «на прочность» плотный материал тарелки, гадая, что это, если не бумага?
Однажды меня очень удивило северное сияние. Был даже не вечер, просто вторая половина одного из дней полярной ночи. Я вышла во двор, чтобы покататься с маленькой горки на санках, а мама развешивала там на веревках выстиранное белье. И вдруг сказала: «Таня, скорее посмотри на небо!»
Я подняла голову и замерла. В черной вышине колыхались огромные разноцветные занавески! Волнистые, как будто собранные кем-то на резинку, чтобы висеть на окнах невиданного великана. Зрелище было красивое, но жуткое. Я не могла себе представить, что это – игра природы, занавески казались именно рукотворными, а тогда КТО такой непомерно большой, чтобы их создать?
(Продолжение следует)