История доктора Айшат Магомедовой, которая в девяностые годы открыла уникальную благотворительную больницу для женщин из горных сел. Айшат помогла десяткам тысяч горянок, а потом у нее отняли все
История доктора Айшат Магомедовой, которая в девяностые годы открыла уникальную благотворительную больницу для женщин из горных сел. Айшат помогла десяткам тысяч горянок, а потом у нее отняли все
Маржанат плачет у заколоченных ворот бывшей благотворительной больницы в Махачкале. Через щели с трудом можно рассмотреть двор. Когда-то Маржанат работала здесь завхозом и до сих пор помнит каждый кабинет, каждый поворот коридора.
Попасть на территорию можно, вскарабкавшись по оконным решеткам на разрушенную крышу. А с нее спрыгнув прямо в палату. Я проделываю это в четыре утра, чтобы не привлекать внимания прохожих.
Больничные корпуса практически развалились, крыша сохранилась лишь местами. Нет дверей и окон, внутри разрослись кусты и деревья. А под грудами мусора преют медицинские карты когда-то лечившихся здесь женщин.
Шахрузад, 26 лет, 25-я неделя беременности. Угроза самопроизвольного аборта. Всего было пять беременностей. Аборт, аборт, выкидыш, аборт.
Людмила, 25 лет. Киста правого яичника, матка удалена.
Мадинат, 28 лет, шестая беременность. Угроза выкидыша.
Сотни пожелтевших карт…
Когда я выбираюсь из здания, меня ловит проходящий мимо мужчина. Он уверен, что я закладчица, грозит полицией. Я говорю ему про доктора Айшат Магомедову, которая создала эту больницу. Спрашиваю, слышал ли он о ней.
— Какие-то вы мне сказки рассказываете, — раздраженно отмахивается мужчина.
Действительно, история Айшат немного похожа на сказку. Только с плохим концом.
«Смотри, как женщина мучается!»
Девочка, которую потом назовут дагестанской матерью Терезой, родилась в 1944 году в высокогорном селе Годобери. От Махачкалы до Годобери 158 километров — три часа езды на машине. Это сейчас. А когда Айшат была ребенком, Махачкала казалась другим концом Земли.
Ее мать Суайбат развелась с мужем, одна воспитывала троих детей и много работала, поэтому Айшат часто жила у дальних родственников, но, как только подросла, ей пришлось во всем помогать матери.
В то время женщины ходили за водой на родник с тяжелыми кувшинами, косили траву высоко в горах и спускались в село с охапками сена. Носили мешки с углем, солью и шишками, вскапывали огромные огороды, ухаживали за скотом и детьми. Мужчины не помогали — не принято.
— Сено привязывали к себе ремнями. От них на руках оставались синяки. Один раз я слишком много сена взяла, так мне было тяжело и больно, что я заплакала и бросила его на полдороги. Вернулась за ним только на следующий день. А куда деваться? — вспоминает одна из жительниц села Годобери.
— Айшат таскать тяжести не любила, — рассказывает ее троюродная сестра Загра Асадулаева. — Маленькими мы ходили в лес собирать сосновые шишки, по два мешка на спину. Их вес доходил до 80 килограммов. Айшат носила только один мешок. Говорила: «Я не буду два тащить — тяжело». В более старшем возрасте, видя, как женщины носят на спине воду, хворост или мешки с шишками, восклицала: «Как это можно? Женщина, смотри, как мучается!»
«Хирургом, женщина, ты никогда не будешь»
Айшат училась лучше всех в классе и уже в 14 лет заявила, что хочет стать врачом. В то время в институт поступали единицы, девушки в основном сразу после школы выходили замуж.
— У нее были тонкие красивые пальцы, — вспоминает Загра. — Она все время складывала руки так, чтобы подушечки пальцев соприкасались, и говорила: «Я поступлю в институт, потом по гинекологии буду оперировать». Брат возражал: «Хирургом, женщина, ты никогда не будешь». А она спорила: «Буду! Я тебе докажу!»
Айшат была очень хороша собой — с пышными волосами, тонкими чертами лица, скромная и религиозная. Но замуж категорически не хотела. Говорила: «У меня в душе нет семьи. Я хочу помочь людям».
Из Годобери в 1962 году поступали в институты два парня и две девушки. Поступила только Айшат.
— Она была такая счастливая! — вспоминает Загра. — Вся прямо светилась! Где-то в середине первого курса я ездила в Махачкалу, мы с ней увиделись. Она была худая и прозрачная, как тень. Ее мать не могла отправлять ей деньги, помогал только старший брат Наби. У Айшат случались голодные обмороки. Однажды она рухнула прямо под колеса автомобиля. Шофер успел притормозить, вышел из машины: «Эй, проститутка! Тебе что, жить надоело? У меня четверо детей. Вон там море, иди там убейся!» Я должна была поступать через два года после нее, испугалась. А она сказала: «Я сегодня еще ничего не ела, у меня нет ни копейки, но я не брошу институт. Закончу и обязательно буду оперирующим хирургом».
Жаловаться не принято
После выпуска Айшат направили работать в Казбековский район. Там она вышла замуж, но брак оказался недолгим. Хаджимурат ревновал и гулял. Они с Айшат часто ссорились. Когда они уже не жили вместе, Хаджимурата убили.
Айшат вернулась в Махачкалу и устроилась акушером-гинекологом в родильное отделение патологии беременных центральной больницы. А позже стала заведующей этого отделения.
Она много общалась с женщинами из районов, расспрашивала о болезнях, нуждах и приходила в отчаяние. Из-за тяжелой работы у женщин были кровотечения, выкидыши, запущенные заболевания. Тридцатилетние выглядели на пятьдесят, у многих не было зубов. Пациентки говорили, что не имеют доступа к медицине, потому что в селе нет дороги, по которой можно добраться до райцентра, а врачи часто требуют деньги за услуги и препараты. Но откуда у горянок деньги?
— И вот представь: у тебя кровотечение, а ты добираешься до врача на лошади или пешком, — говорит Маржанат Абдулбасирова, которая работала завхозом в благотворительной больнице Магомедовой.
Айшат сама покупала роженицам лекарства и продукты. Когда выезжала в села, старалась принять и выслушать как можно больше женщин. На самые сложные случаи в районы вылетала на вертолете — оказывала помощь на месте, в районных больницах, либо вывозила пациенток в Махачкалу. Однажды в воздухе вертолет сломался, пилот с трудом его посадил. Айшат потом рассказывала Загре сквозь слезы: «Я думала, мы разобьемся и я не смогу прооперировать женщину. На земле сказала Аллаху: “Ты меня любишь, поэтому, наверное, я осталась живой”». Загра ответила: «Айшат, я тебя люблю, ты поэтому осталась».
Больница. Начало
В начале 1990-х годов Айшат Магомедова создала «Лигу защиты матери и ребенка», одну из первых общественных организаций в Дагестане, чтобы оказывать бесплатную медицинскую помощь женщинам из малообеспеченных семей. А чуть позже пошла на совсем отчаянный, как многие тогда думали, шаг: решила открыть в Махачкале благотворительную больницу для женщин.
Айшат хотела помогать горянкам без всяких доплат, которых завуалированно требовали медики. И чтобы больница напоминала санаторий, где женщина сможет не только поправить здоровье, но и отдохнуть, набраться сил.
Для помещения приметила заброшенную инфекционную больницу в центре города, на улице Ермошкина, 3. Здание было в аварийном состоянии, тем не менее чиновники не хотели его отдавать. Они не понимали, как это — благотворительная больница для женщин. Для сирот, для детей-инвалидов — понятно, а для женщин что за больница? Что, обычных больниц в республике мало?
— И к мэру она ходила, и к главе республики. Много было сопротивления, непонимания, — вспоминает Загра. — Я ей говорила: «Айшат, зачем тебе это надо? У тебя детей нет, семьи нет. Оставь это, занимайся своей жизнью». Она отвечала: «Нет, не оставлю». В конце концов ей отдали это здание в бессрочное пользование.
Ремонт без хлеба
Шел 1994 год. Денег на ремонт здания у Айшат не было. В то время третий сектор в России только зарождался, но то, как закрутилось все вокруг Магомедовой и ее идеи, похоже на фантастику.
— Она приехала в Годобери и сказала: «Помогите мне благоустроить больницу для женщин. Я буду лечить вас бесплатно». И мы с мужем, и другие люди поехали помогать, — вспоминает односельчанка Патимат Лабазанова, которая работала у Магомедовой пекарем и позже стала ее негласным телохранителем. — Эту больницу ремонтировали всем миром.
Айшат пришлось оставить должность заведующей отделением, но работу в центральной больнице она не бросила, брала ночные дежурства. Все, что зарабатывала, вкладывала в ремонт.
Маржанат Абдулбасирова познакомилась с Айшат, когда работала маляром в центральной больнице — красила стены в палатах. Однажды у нее поднялось давление, и Магомедова дала ей лекарство. Между ними завязалась дружба. Маржанат видела, что Айшат раздает деньги бедным и сиротам, и хотела со своей стороны как-то ее поддержать. Поэтому, когда Магомедова позвала ее помочь с ремонтом, с радостью согласилась. А после осталась завхозом.
Маржанат вспоминает, как Айшат приходила на Ермошкина после ночного дежурства и бралась за ремонт. На ворчание о том, что ей нужно отдыхать, отвечала: «Ты посмотри, в селениях женщины как таскают тяжести! Я хочу им помогать».
Все приезжавшие навестить Айшат непременно участвовали в стройке. Расчищали двор, красили стены, ремонтировали кровлю, окна, двери. В здании жили и работали сельские студенты — меняли труд на ночлег. Вспоминают, как им на головы падали скорпионы и пауки: «Мы боялись, но все равно работали!»
«Моя душа там»
Как только были готовы две первые палаты, Магомедова начала принимать пациенток.
— Первое время Айшат приглашала узких специалистов на консультации, — рассказывает Патимат. — Одни соглашались лечить горянок бесплатно, другие просили за работу деньги. В таких случаях Айшат платила из своего кармана.
Необычная инициатива привлекала людей: Айшат начали помогать бизнесмены, состоятельные дагестанцы, проживающие в Москве и за границей. С «Лигой защиты матери и ребенка» постепенно начали сотрудничать зарубежные некоммерческие организации. Первое финансирование, по словам бывших коллег Айшат, пришло от арабского фонда (название не уточняется). В разное время помогали Глобальный фонд, Международный Красный Крест, Фонд имени Генриха Белля, «Врачи мира», Детский фонд ЮНЕСКО, «Каритас». Благодаря иностранному финансированию при больнице заработала школа для детей с аутизмом. Появился Центр толерантности, волонтеры которого ездили с лекциями по школам Махачкалы.
Какие суммы получала Айшат, никто уже не помнит, но потребностей было так много, что денег всегда не хватало. Пекарь Патимат вспоминает, что временами поддержка из-за границы не приходила и тогда помогали обычные люди. Приносили курагу на компот, фрукты и овощи, крупы, масло. Продукты часто привозили к Айшат в квартиру, но она все отвозила в больницу.
Дома у Магомедовой ничего не было.
— Обычная двушка, — описывает сестра Загра. — В гостиной старый сервант, раскладной диван. В спальне две кровати, гладильная доска. В кухне маленький шкафчик для посуды. Бедненько и пусто. Я говорила: «Айшат, обнови мебель!» Она удивленно отвечала: «Мне туда надо (в больницу). А сюда зачем мне мебель?»
Даже после того, как ремонт был закончен и больница зажила стабильной рутинной жизнью, Айшат продолжала гореть на работе. Возвращалась поздно вечером, а рано утром бежала обратно: «Моя душа там». И так все 14 лет.
Лучшая на Кавказе
Когда ремонт завершился, в больнице было 11 палат, кабинет Айшат, столовая, молельная комната, смотровая, кабинет УЗИ, учебные комнаты для девочек, которые получали образование младших медсестер (позже там открылись курсы иностранного языка и курсы милосердия для санитарок).
Очень скоро жители не только Дагестана, но и других республик узнали: если что, иди к Айшат. Люди в буквальном смысле стекались в ее больницу со всех окрестных гор. Магомедова принимала женщин всех национальностей. И ко всем, по словам бывших пациенток, относилась с одинаковой заботой и теплотой.
— Она давала направление на все анализы у себя в больнице, — вспоминает Маржанат. — Если выявлялись проблемы по женской части, оставляла у себя и лечила. Если в других сферах, устраивала в больницы или приглашала врачей другого профиля.
Через несколько лет о больнице Айшат заговорили как о лучшей на Северном Кавказе. Магомедова скрупулезно подходила к постановке диагноза, подбирала необходимое лечение и препараты.
— Помню, как трудно было ей доставать медикаменты! — говорит Меседу Рамазанова, которая лечилась у Айшат. — Их просто не было в то время, в обычных больницах всех лечили по одной схеме. Но Айшат из кожи вон лезла, все свои связи использовала, чтобы найти нужное лекарство. Боролась за расширение сроков госпитализации: моя сестра лежала в ее больнице на сохранении весь срок беременности! Не говоря уже о том, какой заботой в ее больнице окружали пациенток. Конечно, туда выстраивались очереди!
Айшат никому не отказывала. Все ее работники получали инструкцию: «Если сельские женщины приехали, а у нас нет места, не говорите им об этом. Принимайте, уложите где-нибудь. Они с гор, они не знают, где ночевать, куда идти».
— Чтобы попасть в Махачкалу с гор, надо проехать не одну сотню километров. Это немалое время и, что в нынешних условиях проблематично, деньги, — говорила Магомедова в интервью «Кавказскому узлу». — Сразу в больницу не укладывают, необходимо сдать анализы. А где остановиться людям, как питаться? В гостиницах дорого, городских родственников сельские жители стеснять не хотят, вот и приходят в нашу благотворительную больницу, чтобы элементарно переночевать и поесть, мы никому не отказываем, у нас выделены две комнаты для таких людей.
Мать Тереза
Пекарь Патимат вспоминает, как попала в больницу Айшат после того, как настрадалась в центральной. Ей сделали операцию, а после лечащий врач предложила купить и проколоть дорогие уколы. Патимат купила, уколы начала колоть медсестра. И только когда Патимат стало совсем плохо, она заподозрила, что ей колют пустышку.
— Ампулы лежали у меня в тумбочке. Медсестра приходила, забирала ампулу и уходила набирать укол в процедурную. У меня от этих уколов пошла реакция — я так дрожала, что на постели держаться не могла… Оказалось, она воровала мои ампулы, а взамен делала мне какие-то простые уколы типа анальгина. Когда это выяснилось, я рассказала все Айшат. Она приехала в больницу, разобралась, и после этого ко мне стали относиться как к жене Путина. После выписки Айшат забрала меня долечиваться к себе в больницу.
По словам Патимат, разница в лечении и отношении между больницей Магомедовой и центральной больницей была колоссальная:
— В центральной не ухаживают и за все берут деньги. А у Айшат было все, чтобы женщинам в больнице было хорошо. Кровати с правильными матрасами. Медицинские аппараты, массажная кровать.
«ДАЖЕ НАШИ БАБУШКИ ПОСЛЕ ЕЕ БОЛЬНИЦЫ КАКИЕ ХОРОШИЕ СТАЛИ!»
Но больше всего пациенток Магомедовой поражало, что она сама каждое утро подходила, справлялась о самочувствии.
— Присядет на краешек постели, погладит. «Как ты? Хорошо тебе здесь? Чего вам не хватает? Если проблема будет, мне скажи».
Когда женщине некуда было деть детей на время лечения, Айшат принимала с детьми. Организовывала для них досуг.
— Некоторые к ней приходили пешком из своих сел и плакали, когда эту больницу видели! — вспоминает завхоз Маржанат. — Одна женщина пришла, у нее был замерший плод, она об этом не знала. В районной больнице ей сказали: «У тебя киста». Когда стало невыносимо, ей посоветовали найти Айшат. Та пошла с ней вместе в больницу, где ее почистили. А потом Айшат положила ее у себя, пока она поправлялась. И еще дала ей денег на обратную дорогу.
У дагестанской матери Терезы просили еду бездомные. Она распоряжалась, чтобы их кормили, подыскивала одежду. В двери больницы частенько стучались цыгане: просились в туалет, клянчили еду. «Вы же видите, они с маленькими детьми, пустите их!» — говорила поварам Айшат.
Когда в больнице оставались продукты, она просила завхоза отвезти еду беременным женщинам в другие больницы. «Они голодные, что ли, там?» — удивлялась Маржанат. «Они беременные, они кушать хотят. К ним никто не приходит», — отвечала Магомедова.
«Это не переломить!»
Айшат регулярно выезжала в отдаленные районы Дагестана и другие республики: рассказывала про свою больницу, консультировала и по возможности оказывала помощь на местах. В селах Айшат собирала женщин и рассказывала, как за собой ухаживать, следить за своим здоровьем. Про климакс, менструацию, интимную гигиену, лекарства. Такие же лекции она устраивала и в больнице.
— Когда Айшат приезжала в село, это было событие. Ее ждали, к ней все шли с вопросами и по светской, и по медицинской, и по исламской теме. Она, бедная, не спала, всем уделяла время.
Магомедова разговаривала и с мужчинами. Просила создавать условия для облегчения труда женщинам: проводить воду, делать дороги, помогать по хозяйству. В фильме «Судьба женщины Дагестана», который Магомедова сняла в 2008 году, есть момент, когда она спрашивает мужчин, кто у них таскает сено.
— Женщины.
— Почему?
— Мужчины не тащат, так принято.
— Как переломить это?
— Невозможно это переломить! В наследство пошло это уже.
— Но тяжело же женщинам! Они рожают…
— У нас женщины крепкие!
Убежище
Во время чеченской войны Айшат выезжала в лагеря беженцев. В 2005 году после трагедии в станице Бороздиновской они с Маржанат вывезли из такого лагеря 15 девушек. Айшат устроила их в школу (они на тот момент закончили только восемь классов), потом в общежитие и продолжала следить за их судьбой.
Светлана Анохина, журналистка из Махачкалы, последняя, кто взял у Айшат интервью перед смертью, говорит, что Магомедова иногда прятала в своей больнице чеченских и русских девочек, переживших насилие. Для них была разработана специальная реабилитационная программа.
— Она говорила мне: «Понимаешь, им там (дома) все равно тяжело жить. Даже если у них там стиральные машинки». Рассказывала про тетку, которая у нее лежала несколько раз с переломом ребер. Что приходили сыновья и говорили: «Мама, пожалуйста, не бросай папу, вернись домой, а то мне придется жениться». То есть они приносили свою мать в жертву. Ее назначили хранителем очага и скармливали этому очагу…
В больнице у Айшат действительно часто лежали женщины, которым просто нужно было отдохнуть от тяжелой домашней жизни.
— Она говорила их мужьям: «Твоя жена по-женски очень больна, ей нужно полечиться». И мужья отпускали их в больницу. Айшат давала им передышку, чтобы у них была возможность дышать дальше, — вспоминает Анохина.
— Однажды за пациенткой приехал муж, а она ему говорит: «Не поеду домой!» — рассказывает пекарь Патимат. — Такой был скандал! Он ее зовет, а она кричит: «Я не хочу идти! Я не пойду! Сам свой навоз копай!»
«Ты роди. Я заберу»
Айшат очень любила и хотела детей, но «Аллах не послал». Возможно, поэтому она много говорила о том, что ребенок — это дар, что важно его сохранить. Многие пациентки слышали от нее фразу: «Ты роди. Я заберу». Аборты Магомедова делала только по медицинским показаниям.
Загра Асадулаева забеременела в 39 лет. У нее уже были сын и две дочери. Так поздно рожать она не хотела и попросила Айшат «убрать ребенка». Айшат ответила: «Да ты что! Оставь. В крайнем случае я заберу».
— На девятом месяце она позвала меня к себе: «Все-таки поздняя беременность, будешь у меня тут под присмотром». Я приехала и жила у нее дома. Перед родами у меня была бессонница, я очень переживала. Айшат ложилась рядом со мной и успокаивала, гладила мои волосы, плечи. К пяти часам утра у меня начались схватки. Я вышла в гостиную. Она проснулась, а меня рядом нет. Вскочила: «Загра, ты где?» Я говорю: «Я здесь, живая. Началось». — «Да ты что!» Быстро собралась, вызвала такси, и мы поехали в ее отделение, в центральную больницу. И в девять утра я родила.
Айшат предложила назвать девочку Патимат. Когда Загра выписалась с дочкой домой к Айшат, Магомедова спросила: «Ну что, оставляешь мне Патимат? Я няньку найму, все будет хорошо». Загра ответила: «Я три месяца покормлю грудью, потом привезу».
— Потом она мне все время звонила и подкалывала: «Ну что, три месяца не прошло ли еще?» Я дочке все время говорю: «Благодаря Айшат я тебя родила». И больше всех ее люблю, из-за того что последняя, наверное.
Больница с запахом хлеба
Поток пациенток с годами увеличивался, а деньги Магомедова по прежнему принципиально с них не брала. Врачи, медсестры и прочий персонал работали за очень скромную оплату. Айшат ломала голову, как зарабатывать на нужды больницы, и в результате открыла пекарню, следом — швейную мастерскую и прачечную. Патимат Лабазанова выпекала хлеб на продажу и для больницы, готовила на заказ пироги. По утрам по территории разносился запах свежеиспеченного хлеба. Все, кто вспоминает больницу, в один голос говорят: лекарствами там не пахло, пахло хлебом и домом.
Швейной мастерской заведовала Хадижат Гитинова, учительница труда из Годобери, которую Айшат пригласила на работу. Здесь молодые девушки обучались швейному ремеслу, а заодно шили для больницы занавески, постельное белье, униформу для медперсонала и халаты для пациентов. Брали и частные заказы.
— Я обучала кройке и шитью девочек из нуждающихся семей. Обучение было бесплатным, а еще их в больнице кормили и учили Корану, — говорит Гитинова. — Айшат придумала шить для пациенток халаты и пижамы. Она старалась находить для этого самые красивые ткани, привозила рулонами из своих поездок. Так что пациентки нашей больницы сильно отличались от пациенток государственных больниц.
Гитинова шила платья и для Айшат. А она таскала в них стройматериалы для больницы или мешки с овощами.
Патимат ворчала: «Айшат Шуайбовна, ты такая солидная женщина, нельзя тебе вот так ходить туда-сюда! У тебя хорошие дорогие одежды, а ты доски поднимаешь, мешок поднимаешь, вещи свои пачкаешь! Надо что-то — скажи: “Патимат, иди сюда!” Я буду делать. Ты директор, главврач, сиди за столом!»
Женщина в белом
Хадижат вспоминает, как обалдела, когда в первый раз увидела Айшат Магомедову в Махачкале.
— Я приехала к ней на встречу, мне нужна была помощь. И вот смотрю в окно — она идет такая красивая, просто не описать! Айшат тогда еще не была закрытая. Рубиновые волнистые волосы по плечам, юбка, туфельки. Глаз не оторвать.
— Кожа была у нее глянцевая. Щеки ровные, красивые. И руки даже в возрасте были как у молодой девушки, — описывает Магомедову пекарь Патимат.
«КРАСИВАЯ, СВОЕНРАВНАЯ, СИЛЬНАЯ. ВОТ ТАКОЙ ОНА ЗАПОМНИЛАСЬ МНЕ», — ДОПОЛНЯЕТ ПОРТРЕТ ЗАГРА
Айшат покрылась поздно, спрятав от посторонних глаз свои шикарные волосы. Все ее платки были белыми или светлыми. В это время открытая религиозность не приветствовалась. Бывшие коллеги Айшат говорят, что она для многих стала изгоем, «бельмом на глазу». Свой платок Айшат несла как крест.
— Самая первая история, которую я услышала, — про ее белый платок, — рассказывает руководитель ресурсного центра «Синтем» Инна Айрапетян. — После чеченской войны Айшат приехала в Грозный, чтобы рассказать женщинам о своей больнице и увезти их на лечение (кстати, в том числе и из-за этого про Айшат начали распускать слухи, что она помогает боевикам). Однажды она стала свидетельницей конфликта чеченцев и дагестанцев возле больницы Грозного. Конфликт был серьезный, дошло до драки. И Айшат, не зная, как разрешить эту ситуацию, сняла с головы белый платок и кинула дерущимся под ноги. Есть такое древнее предание, что, когда женщина снимает с головы платок и бросает между мужчинами, они должны опустить оружие и прекратить драку. И мужчины действительно остановились. Очень крутой поступок.
Для Айшат было обычным делом подарить кому-то любимый платок или даже платье — стоило кому-то похвалить ее одежду. Так же она относилась и к подаркам: все, что ей дарили, раздавала другим. Даже подаренный сервиз раздала работникам больницы.
Из украшений у нее было одно-единственное кубачинское кольцо (его хранит на память Инна Айрапетян) и часы. Она носила в сумочке Коран, регулярно делала намаз. Несколько раз совершила паломничество в Хадж и переживала, что у ее близких нет такой возможности.
— Она все решала сама, была такая с детства, — говорит Шахрулабазан Камилович, житель Годобери. — У нее было больше отваги, чем у многих мужчин. Я ее сам побаивался, если честно.
«Этих женщин надо любить»
По словам бывших коллег Айшат, вся ее жизнь состояла из молитвы и работы. В ней удивительным образом сочетались глубокая вера и прогрессивные взгляды.
Светлана Анохина вспоминает, как удивилась, услышав Айшат на одной из конференций:
— Я тогда не была знакома с Айшат, но слышала про ее больницу. Однажды там проходила какая-то конференция о положении женщин на Северном Кавказе. Я отправилась туда, предполагая, что сейчас опять будут нести пургу про наши ценности, нашу замечательную культуру. И вдруг Айшат, которая выглядела как типичная сельская женщина, встает и говорит хорошим языком очень простые вещи. Что горянкам тяжело, потому что у них, например, нет водопровода. А почему? Средств нет? Средства есть, просто проводить водопровод никому не надо. Мужчины говорят своей жене: «Моя бабушка так стирала, моя прабабушка так стирала, и ты постираешь». Я первый раз слышала на официальном уровне такой человеческий разговор. На той встрече я все равно сказала что-то язвительное типа «Что вы тут нам рассказываете, как вам трудно живется! Да знаем мы!» При следующей встрече она меня узнала, вдруг обняла и прикоснулась к щеке. Так могла обнять родственница, которая давно тебя не видела и соскучилась. Это было такое человеческое и теплое объятие… И я вдруг почувствовала себя согретой.
С тех пор, когда Светлана Анохина виделась с Айшат Магомедовой, они всегда разговаривали.
— Однажды Айшат сказала для меня очень революционную вещь: «Мне все равно, кого принимать, хоть она безупречная мать семейства, хоть проститутка. Мне проституток вообще очень жалко. У них же внутри все такое розовое, перламутровое, и с этим так грубо обходятся. Бедные женщины часто лишаются возможности рожать». Я обалдела! Аварская тетка из села говорит совершенно феминистские вещи! Про проституток тут принято говорить «наджаса» (то, что запретно, к чему нельзя прикасаться, гадость). Она же говорила как о каком-то драгоценном механизме, с которым варварски обращаются, и поэтому он портится.
Инна Айрапетян вспоминает, как познакомилась с Айшат Магомедовой на миротворческой конференции.
— Там было много общественников и активистов. Мы говорили про безопасность. На середине моего выступления Айшат вскочила с места: «Вот вы, молодые, если вы боитесь, то не надо вообще в активизм идти! Вы не общественники, если не понимаете, что это борьба! И что вы должны быть готовы к самому плохому исходу». Она меня тогда сильно напугала. Я спросила: «Вы говорите “до конца”, это значит даже умереть за свою идею?»
ОНА ОТВЕТИЛА: «ДА. ЭТО И ЗНАЧИТ — УМЕРЕТЬ ЗА СВОЮ ИДЕЮ»
В перерыве Айшат ко мне подошла, обняла и стала объяснять: «Ты работаешь в очень сложном регионе. Тебе трудно. Я понимаю, что ты много горя видишь, что ты очень много слышишь тяжелых историй. Я тоже. Но ты должна решить, хочешь ли ты быть с этими женщинами до конца. Чтобы с ними быть, работать, их надо очень сильно любить».
Айшат начала бояться за жизнь
В начале двухтысячных чиновники предприняли первую попытку отобрать больницу у Айшат Магомедовой — к ней пришли из Госкомимущества с вопросом о «неверно» оформленных документах. Что именно произошло, сегодня толком никто сказать не может. Самая распространенная версия — земля в центре города приглянулась кому-то из бизнесменов. По слухам — бывшему крупному чиновнику минздрава.
По словам Валентины Череватенко, руководителя некоммерческой организации «Женщины Дона», у которой в то время были совместные проекты с Айшат, первыми, кто потребовал у нее вернуть это здание, были люди, которые сами же договор и подписывали: минздрав, комитет по управлению имуществом.
— Мы стали смотреть документы (договор, по которому Магомедовой передали больницу в бессрочное пользование), и оказалось, что в них с юридической точки зрения большие дыры: передачу больницы Айшат легко можно откатить. К сожалению, внимательно документы Айшат изначально не читала — подвел кавказский менталитет: «Мы же договорились». Айшат в своем платке производила впечатление слабой покорной женщины. И моя гипотеза такая: когда ей передавали помещение, были уверены, что заберут обратно по первому щелчку. И специально так составили документы. А когда попробовали щелчок-то сделать, столкнулись с сопротивлением с ее стороны. Стояла она насмерть. В буквальном смысле: ее смерть связана с тем, что ей пришлось пережить.
В то время в Дагестан приехала Мэри Робинсон, верховный комиссар по правам человека в Организации Объединенных Наций. Валентина Череватенко караулила ее у гостиницы, чтобы рассказать, как у Магомедовой хотят отобрать больницу. Помощница Робинсон предложила Валентине прийти на официальный завтрак.
Череватенко вспоминает:
— Я пришла на завтрак, и там на одной стороне стола сидят Мэри Робинсон, ее помощница Таня Смит и переводчик. А напротив — уполномоченный по правам человека Миронов, глава правительства Дагестана Магомедали Магомедов и министр печати Салих Гусаев. Прямо говорить о том, что происходит с больницей, было невозможно. Я сказала: «В этой республике есть уникальная больница для женщин, она активно работает. Такой больше нет нигде в стране и, возможно, в мире. Но есть один недостаток — глава республики никогда там не был». Я рассчитывала на то, что они включатся. И действительно, туда поехала делегация вместе с Магомедали и Гусаевым.
После их визита Айшат на несколько лет оставили в покое. А в 2007 году пришли снова. К этому моменту Салих Гусаев, который помогал Магомедовой, погиб в результате покушения, и защищать Айшат, по словам Череватенко, стало некому.
В БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЙ БОЛЬНИЦЕ НАЧАЛИСЬ ПРОВЕРКИ: ПРОКУРАТУРА, МИНЗДРАВ, ФСБ
— В ее финансовых отчетах были, мягко говоря, слабые места, — вспоминает Череватенко. — Недостаточно серьезное отношение к отчетности — проблема многих благотворителей, чего говорить об Айшат! У нее сегодня раз — и приехали не пять, а пятнадцать женщин. И она думает, где их положить, чем лечить, где добыть лекарства.
Одновременно с проверками поползли слухи о том, что Магомедова помогает чеченским боевикам. В больницу приходили люди из ФСБ и говорили Айшат, что ее «Лига матери и ребенка» — проваххабитская организация. «Не знаю, что он имел в виду, мне нет разницы, в платке пришла женщина лечиться или без него, — говорила Магомедова в интервью «Кавказскому узлу». — Всем, кто обращается к нам за медицинской помощью, мы обязаны помочь, так как давали клятву Гиппократа. Я прежде всего врач, а не политик».
По словам Инны Айрапетян, в 2000 году у Айшат в больнице действительно лечились жены боевиков. Правда, сама она об этом узнала не сразу.
— К ней в больницу приехали две беременные женщины, она не знала, кто они. Однажды ночью в палату вошли вооруженные мужчины. Айшат испугалась, а они поблагодарили ее за заботу об их женах, и один из них забрал свою жену. Айшат просила не увозить ее, потому что может случиться выкидыш. И потом та написала Айшат, что у нее в дороге случилось кровотечение и она потеряла ребенка. Тогда-то и просочилась эта информация, и ее стали обвинять в пособничестве боевикам.
В конце концов минимущества издало указ об отмене решения о бесплатном предоставлении здания больницы фонду Айшат Магомедовой и попросило ее съехать. Магомедова отказалась, и минимущества потребовало освободить больницу через суд. Фонд «Благотворительная больница для женщин» подал к минимущества встречный иск. Начались бесконечные суды.
— Каждый день в больницу приезжали разные люди и мучили Айшат, — говорит пекарь Патимат. — Спрашивали, откуда у нее деньги на больницу. Угрожали.
Айшат начала бояться за свою жизнь.
Женщина против системы
— История Айшат — архетипичная картина, когда маленькая женщина без армии, без ничего, противостоит огромной системе, — говорит Светлана Анохина. — Когда государство объединилось с отдельными *** (нехорошими людьми) и все они прут на нее: «Что ты тут встала?» А она стоит. Потому что это ее место, она туда вросла. Куда она уйдет?
По словам Анохиной, Магомедова стала в какой-то момент слишком яркой фигурой: номинантка на Нобелевскую премию мира (Айшат номинировали в 2005 году), один из лучших врачей в республике, главный спикер всех правозащитных конференций. Сама Айшат говорила, что, если бы могли, ей бы вменили шпионаж.
— Во-первых, Нобелевская премия. Во-вторых, настораживали все эти ее поездки за рубеж, где она рассказывала о положении дел в Дагестане. В-третьих, она публично говорила неприятные вещи. Что женщина имеет право на развод. Что у нас дикие правила. Все это их [чиновников] напрягало.
Шахрулабазан Абдулдибиров — один из немногих мужчин, который ездил поддерживать Магомедову на судах. По его словам, государственной медицине «не нравилось, что люди у Айшат вылечивались».
— Слишком хорошие отзывы, слишком успешной она стала в медицине. Она внедряла то, что наши не хотели внедрять. Получалось, что на ее фоне госмедицина хромала. Она была на сто шагов впереди, и это их злило.
Инна Айрапетян рассказывает, что у Магомедовой были завистники и недоброжелатели. И, как только на нее со всех сторон начали давить властные структуры, многие, почувствовав ее слабость, отвернулись.
— Она в один момент стала персоной нон грата. Помню, как ее из страха не позвали на одну конференцию. И мы, ее коллеги, подняли бучу: «А почему нет Айшат, главного человека?» Организаторам стыдно стало, и ее срочно пригласили. До сих пор помню момент, как она тогда вошла. Весь зал сразу всколыхнулся. И все встали со своих мест: и те, кто ее боялся, и те, кто ее любил.
«ВСЕ, ДАЖЕ НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛИ, ЗНАЛИ, ЧТО ОНА ДЕЛАЛА ДЕЛО»
— Больницу Айшат постоянно сравнивали с государственными больницами. Мол, она намного лучше, там внимание, там хорошее лечение. И это бесило чиновников, — говорит Инна Айрапетян. — Никто не знает, кому именно понадобилась ее больница. Даже сама Айшат не могла выделить кого-то одного. Она говорила мне: «Если бы они какую-то часть оставили, чтобы я могла и дальше бесплатно лечить женщин, я бы смирилась. Я пыталась с ними говорить об этом, но они не идут на контакт». То есть они хотели, чтобы она просто ушла. Совсем.
«Мой телохранитель — Аллах»
Однажды в помещение больницы зашли незнакомые мужчины. Один из них вытащил пистолет и прицелился Айшат в ногу. Она не закричала, просто смотрела ему в лицо. Мужчина убрал пистолет в кобуру, толкнул Айшат в плечо. Она потом рассказывала Айрапетян, что ей тогда было очень больно. Но не физически, а от того, что ее толкнул человек, годившийся ей в сыновья.
— Мы боялись всех, — вспоминает сестра Загра, которая часто приезжала к Айшат в гости. — Помню, как однажды поздно вечером постучали в нашу дверь. Я говорю: «Айшат, если это мужчина, не открывай». Думала, нас просто убьют, и все. А оказалось, это ее знакомые привезли для больницы сыр, масло, творог…
Швея Хадижат Гитинова однажды во дворе больницы увидела, как Айшат наблюдает за кошкой, которая играет с мышкой:
— Поймает — отпустит, снова поймает. А Айшат стоит и смотрит. Очень долго стояла. Я такого не замечала за ней, чтобы она тратила так время. Наверное, она сравнивала себя с этой мышкой — с ней ведь играли так же.
Пекарь Патимат вспоминает, что Айшат угрожали бесчисленное количество раз, в том числе и убийством. К ней домой врывались с обыском. За ней следили. Но Айшат не хотела впутывать других в свои проблемы. Однажды она рассказала Патимат, как вечером по дороге домой ее окружили трое мужчин и начали угрожать убийством. От страха Айшат описалась прямо на месте. Патимат спросила, почему она не возьмет себе телохранителя. Магомедова ответила: «Мой телохранитель — Аллах. Он меня сбережет». И тогда телохранителем Айшат негласно стала Патимат.
— Недалеко от входа в больницу была контора от министерства здравоохранения, — рассказывает она. — Однажды пришли к ней двое мужчин: один худой, молодой, один полный, высокомерный, с золотой цепочкой на шее. «Айшат Шуайбовна, дорогу будем делать, пекарня мешает, пекарню свою уберешь!» Она стоит перед ним молча, такая тихая, закрытая женщина. Он угрожает, кричит. А я стою сзади. Знаю, что она не хочет, чтобы за нее заступались, чтобы был скандал. Но он на нее напирает, и я не выдержала. Вышла вперед, говорю: «Ты что сюда пришел?! Что ты ей угрожаешь, унижаешь? Ты думаешь, что у нее никого нет? Ты знаешь, у нас в селении что сказали? Один свисток — завтра много народу будет здесь». У него вот такой палец с длинным ногтем. Кольца, цепь эта висит. Я говорю: «Ты не мужчина! Она заслуженный врач, женщинам помогает! Может, у тебя сестра с ней родила! Может, у тебя жена родила с ней. Тебе не стыдно унижать ее? А ну-ка уходи отсюда! Оставь ее!» И они ушли. Потом спрашивали, кто я такая. Я сказала: «Я ее телохранитель!»
С тех пор Патимат ходила за Айшат по пятам.
Чужие дети
Одновременно с судами у Айшат начались серьезные проблемы с печенью. Ее коллеги и близкие уверены, что Магомедова заболела из-за стресса на фоне давления и угроз.
— До выселения Айшат ни на что не жаловалась, — говорит Патимат. — Правильно питалась. Не ела жирного, сладкого, ела овощи. Что они с ней сделали…
Все время, пока на Магомедову оказывалось давление, она не переставала лечить пациентов. Но разбираться со своим здоровьем ей было некогда: помимо судов и работы в больнице, внимание Айшат занимали дети.
Уже в период травли Магомедова усыновила троих детей своего племянника: их мать лишили родительских прав, а племянник, по рассказам родственников, попал в психиатрическую больницу.
Айшат заботилась об этих детях как о родных. Старалась дать им образование, сделать «хорошими, умными людьми».
Ирина Костерина, программный директор Фонда Генриха Белля, которая делала с Магомедовой совместные проекты, вспоминает:
— Когда я к ней в последний раз приезжала, она была уже очень больна, еле таскала ноги. Но не смогла пройти мимо этой беды и усыновила детей вопреки возражениям родственников. Она тогда как раз готовила девочку, Суайбат, к школе. Она ее обожала, все время причитала: «Что с ней будет, когда я умру?»
— Ей начали звонить с разных номеров, угрожали отобрать приемных детей. А они самое дорогое, что у нее было, — вспоминает Инна Айрапетян. — Это дети, особенно девочка, — последние годы ее радости. Она говорила, что, когда Суайбат ее обнимает, весь мир в ее руках… И, когда ей стали угрожать, что отнимут детей, это сильно выбило ее из колеи.
Сто женщин у суда
Выселение благотворительной больницы широко освещалось в местных и федеральных СМИ, в поддержку Магомедовой высказывались правозащитники и представители российских и зарубежных некоммерческих организаций. Под общественным давлением чиновники попытались заключить с Магомедовой договор аренды на пользование зданием больницы. Речь, по словам Магомедовой, шла о неподъемной сумме 2 миллиона рублей в год. Позже эта сумма была снижена до 400 тысяч рублей, но даже этих средств у Магомедовой не было. Она объясняла, что пожертвования, которые они получают, тратят на лекарства, питание и оборудование. Свободных денег на аренду у больницы нет. Айшат, которая всю жизнь бесплатно спасала жизни, не могла уложить в голове, почему чиновники требуют с нее деньги. Ведь она помогает государству делать его же работу!
Суды тянулись бесконечно. Поддержать Магомедову приезжали бывшие пациентки, родственники, знакомые и незнакомые люди со всего Дагестана.
— Я ходил на эти суды. На последний, кажется, суд приехали больше ста женщин из наших сел и со всех республик! — вспоминает Тимур Исаев, журналист «Кавказского узла». — Выстроились возле здания суда с плакатами, скандировали лозунги. На судах Айшат себя вела достойно и спокойно. Если она и плакала, то лишь когда никто не видел.
— Три или четыре раза мы всем селом ездили на суды, — рассказывает Хадижат Гитинова. — Людей было очень много, ехали полные маршрутки. Но кому интересны простые люди? Никому, особенно если давят сверху.
— Женщина не может отстаивать свои права, — говорит родственница Айшат Жарият Гайирбекова.
«МЫ ГОРОЙ СТОЯЛИ ЗА БОЛЬНИЦУ, НО МЫ — ЖЕНЩИНЫ»
Между судами Магомедова успела съездить на лечение в Германию. У нее начался цирроз печени, сильно отекли ноги — она едва ходила. Ее подлечили, но состояние все равно было плохое. Работники больницы начали замечать, что Айшат подолгу сидит и смотрит в одну точку. Ведет себя рассеянно и странно.
— Айшат засыпала на ходу, видно, что ей было тяжело управлять больницей. Но она до последнего приходила, лечила пациенток и во все вникала.
«Вы не знаете, как это больно»
Последний суд Айшат проиграла 29 апреля 2008 года. После суда заплаканная толпа поддерживающих Магомедову женщин собралась во дворе больницы. А Айшат не могла к ним выйти из своего кабинета.
Патимат зашла к ней: «Айшат Шуайбовна, почему ты не выходишь? Ради тебя же приехали из селения люди! Выходи, скажи им спасибо!» А она говорит: «Патимат, мне стыдно перед людьми, я не могу выйти…» Я говорю: «Идем, Айшат, не стесняйся. Только три слова скажи: “Дай Аллах здоровья”. Она вышла, с трудом поблагодарила их, чуть не плача. Она так стеснялась из-за того, что люди вынуждены приезжать, поддерживать ее, а ничего хорошего не происходит.
— Мне жаль, что мы не смогли отстоять, помочь ей, — говорит Шахрулабазан Абдулдибиров. — То, что она испытывала, мы не сможем понять и на один процент.
19 мая 2008 года женщины из горных районов Дагестана и других республик — всего больше ста человек — собрались на главной площади Махачкалы. Это была последняя попытка протеста против закрытия благотворительной больницы для женщин. Плакаты рисовали красками накануне вечером. А утром дружно выдвинулись в Махачкалу на маршрутках.
«Руки прочь от благотворительной больницы для женщин!»
«Оглянитесь, одумайтесь, остановитесь! Побойтесь Аллаха!»
«Мы, женщины Дагестана, отстоим свои права!»
Такого массового собрания женщин в Махачкале прежде не было. Горянки просидели на площади до самого вечера. Кричали, плакали и молились. Но никто из правительства к ним так и не вышел.
Чиновники дали на выселение больницы полгода, но выселяться никто не собирался. Женщины до последнего надеялись, что больницу оставят в покое. На втором этаже была готова к открытию операционная, о которой Айшат мечтала несколько лет. Магомедова заявила, что продолжит борьбу, но прямо перед выселением в критическом состоянии попала в реанимацию в Москве.
Председатель исполкома Форума переселенческих организаций Лидия Графова, которая была хорошо знакома с Айшат, навещала ее в больнице: «Дагестанская мать Тереза лежит в реанимации московской больницы, а в Махачкале тем временем уничтожают созданную ею уникальную благотворительную больницу. Жизнь Айшат напрямую зависит от судьбы ее детища… На днях снова была у Айшат. Она меня не узнала. И сама была неузнаваемой. Сбился с головы ее белый платок, поседевшие волосы разметались по подушке, что-то невнятно шептали запекшиеся, с черным ободком губы. Только один раз она широко открыла глаза и четко, совсем не жалостливо произнесла: “Больно. Вы все не знаете, как это больно…”»
«Не оставь дело всей моей жизни»
Больницу принудительно расселили в феврале 2009 года.
Ахмат Кадыров предложил Магомедовой открыть благотворительную больницу в Чечне — обещал предоставить помещение и все необходимое для работы. Звала ее в Чечню и Инна Айрапетян. Но уезжать из Дагестана Магомедова категорически не хотела.
Под давлением Эллы Памфиловой, которая заступалась за Айшат, чиновники предложили Магомедовой здание на улице Бейбулатова, 16. Ему требовался ремонт и подключение коммуникаций. В нем нельзя было разместить кухню, пекарню и прачечную. Айшат уже ничего не хотела и не могла начинать сначала, но из последних сил попыталась. Переехать и начать обживаться на новом месте ей помогла коллега, приходящий терапевт Маликат Джабирова.
— Айшат тогда уже сильно болела и перед смертью сказала мне: «Пожалуйста, прошу, не оставь дело всей моей жизни». Она сделала меня главврачом, я открыла общественную организацию «Мать и дитя» и с 2009 до 2014 года поднимала эту больницу. Я тогда впервые узнала слово «фандрайзинг». Ходила клянчила стройматериалы, продукты, двери, сетки в окна, потому что здание стояло на болоте, там были тучи комаров. Бегала по организациям, просила денег. Это сейчас проекты, гранты, а тогда на нас смотрели как на маразм.
Мы долго делали ремонт, санэпидемстанция не давала лицензию. Того нет, этого нет. А как все сделать, если у нас нет денег? Нас поддерживал ректор института теологии Максуд Садиков. Он помогал Айшат и помог нам переехать, встать на ноги. В мае 2011 года его убили. Я осталась одна, но все равно мы как-то работали, пытались. А потом миграционная служба удалила меня из всех документов, оформила все на себя. И нас выгнали. Я была на конференции в Тбилиси, приехала через неделю, а все наши вещи валяются на улице под дождем, в грязи. В больнице уже шел ремонт, перегородки были поломаны… Весь наш труд коту под хвост. Так было обидно. Я смогла забрать только фотографии и книги Айшат. Часть вещей передали в мечеть, что-то забрали родственники.
Ноги, которые перестали бегать
Светлана Анохина пришла на интервью к Айшат за полгода до смерти. На нее было больно смотреть.
— Она была вся опухшая, желтая. Ноги не помещались в тапочки. Это было мучительное интервью, потому что она часто не могла сформулировать мысль, мы формулировали вместе. Айшат мне всегда представлялась бегущей. Потому что все время: «Горы, горы… Я там была, я там была…» И сама работа врача и защитника предполагает движение. А тут ее ноги были как будто уставшие, они уже не могли бегать, носить ее. И для меня эти ноги стали символом всей остановившейся деятельности. Она билась и за больницу, и за себя, и за свое дело, и за этих женщин, которые на нее рассчитывали. И ее сломали, хотя правда была на ее стороне.
Айшат Магомедова умерла 26 декабря 2010 года в одной из больниц Махачкалы. Ей было 66 лет. Перед смертью Маржанат держала перед ее лицом Коран, пока Айшат читала суру Ясин. Она смогла прочесть две страницы, а потом устала и навсегда закрыла глаза.
Ясин — особая сура, «сердце Корана», посвящена посланнику и Посланию, переданному им. Играет главную роль в учении ислама, занимая центральное место в учении Корана о Послании и будущей жизни. Поскольку сура относится к будущей жизни, она, по возможности, используется во время похоронных церемоний.
Этот Коран до сих пор хранится у Маржанат с закладкой на тех самых, последних страницах в жизни Айшат.
«Она меня вдохновила»
В родном селе Годобери хорошо помнят Айшат Магомедову.
— Об Айшат Шуайбовне никто плохого не скажет. Она была добрая-добрая! — говорят женщины на рынке и заваливают меня историями о том, как она помогла каждой из них. Они рассказывают, что в больницах по-прежнему берут взятки и просят деньги за услуги. До них все так же далеко добираться. Разве что дороги в некоторых селах стали лучше — можно проехать на машине.
Мне показывают перестроенный дом, в котором жила Магомедова, школу, в которой она училась. Нигде не вижу ее именных табличек. Нет ничего, в чем отражалась бы память. Только недавно у племянника Айшат родилась дочка, которую назвали в честь нее.
В Годобери мало что изменилось после ее смерти — такой же старенький фельдшерский пункт (Айшат хотела его отремонтировать, нанять врача и поставить массажную кровать). Женщины так же пашут на полях, рано утром выгоняют скот, собирают шишки и сено высоко в горах. Мужчины работают на стройках по всей стране. Разве что хороших домов в Годобери стало больше и женщины перестали ходить высоко в гору за водой: в 2017 году швея Хадижат Гитинова, в это время уже владелица небольшого кафе, на свои деньги построила в Годобери водопровод. Сын Хадижат разбился на машине. После его смерти она продала квартиру, которую ему купила, и вложила деньги в родное село. Говорит, помогать женщинам ее вдохновила Айшат.
Магомедова просила похоронить ее в Годобери. «Мне могилу надо копать…» — говорила она своей телохранительнице Патимат. Та удивлялась: «Айшат, ты с ума сошла? Ты живая, здоровая. Зачем тебе могилу?» «Я сегодня-завтра, может, умру… Не оставляйте меня здесь, заберите в село». Близкие исполнили ее волю.
Могила Айшат на самом верху кладбища. Прямоугольный надгробный камень опоясывают три потрепанные шелковые ленты. Такой обычай: пришел на могилу — завяжи ленту. На многих других надгробиях лент больше, они новее. Навещать Айшат ходят редко…
Перед смертью Магомедова составила завещание — распорядилась продать свою квартиру и вырученные деньги раздать. Часть денег завещала своим приемным детям. 20% — тем, кто хочет совершить паломничество в Хадж. 30% — тем, кто хочет получить исламское образование. А 10% — на строительство Сунтинских и Сарантинских дорог. Это отдаленные горные районы, в которые она ездила лечить женщин.
— Будь на месте Айшат мужчина, он сделал бы невероятно много. Но и будучи женщиной, она сделала многое, — говорит душеприказчик Айшат Ахмед.
Аллах никого не пускает
Когда больницу на Ермошкина, 3, закрыли, завхоз Маржанат приходила в разоренное здание, забивалась в угол и молилась.
За 11 лет, что прошли после выселения Магомедовой, здесь так ничего и не построили. Только впритык к больнице вырос жилой дом. Знакомые Айшат говорят: «Не дает Аллах».
— Это место не могут продать никак, все хозяева умерли, — говорит швея Хадижат Гитинова. — Один умер, потом продали другому — умер. И третий умер. А мэра, при котором это все происходило, посадили.
После выселения второй благотворительной больницы терапевт Маликат Джабирова продолжала помогать женщинам. Организация «Мать и Дитя» оказывала им юридическую, информационную, гуманитарную помощь, помогала отстаивать их права.
В 2020 году в фейсбуке появилась фейковая публикация от имени Маликат, в которой она якобы ругала политическую и судебную систему России. Прокуратура подала иск.
— К ней домой вломились следственные органы, проводили обыск, притащили соседей как понятных. Она очень испугалась за мужа и семью, — говорит Инна Айрапетян. — В суде адвокат смогла доказать, что интервью — это фейк, но организацию все равно пришлось ликвидировать. Помню, Маликат сказала мне: «Происходит то же, что было с Айшат. Я не хочу закончить, как она». Вот так от наследия Айшат ничего не осталось.
С журналистом «Таких дел» Маликат Джабирова отказалась разговаривать на эту тему.
***
В Дагестане нет памятника Айшат Магомедовой. Светлана Анохина говорит, что его можно было бы сделать в виде платка, который носила Айшат. Огромный, белый, с бахромой, которым можно всех обнять. Но, поскольку такой памятник вряд ли установят, пускай им будет ее разрушенная больница. С маленькой памятной табличкой на ржавых воротах.
«Пусть там никогда ничего не будет построено. Пусть зарастет все дикой травой и деревьями — хоть будет живое».
Текст: Евгения Волункова
Фото: Дарья Асланян
Редактор: Инна Кравченко
В этом материале используются упоминания и ссылки на Фонд им. Генриха Белля, который признан в России нежелательной организацией.
***
Спасибо, что дочитали до конца!
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Помочь «Таким делам»
