Неприметная дверь одного из немногочисленных уцелевших под огнём украинской артиллерии зданий встречает издалека большой надписью мелом «Медпункт». Закрыто изнутри, но на короткий стук реагируют моментально. На пороге появляется знакомый ещё с давних лет фельдшер. Встречались мы раньше неоднократно, но в более мирных условиях: в процессе подготовки наших бойцов на полигонах, в рамках многочисленных армейских соревнований, которые проводились среди бойцов Внутренних войск и неравнодушных гражданских, которые готовы были, в случае необходимости, встать в строй.
Медики батальона «Восток» сопровождали каждое такое мероприятие, находясь на месте проведения стрельб от начала и до самого завершения, приезжая первыми, а уезжая последними, отчего санитарную машину быстро облюбовали журналисты, которые освещали турниры и подготовку. Просили забрать их из центра Донецка, довезти до полигона, а затем вернуть на места. Персикового цвета микроавтобус навсегда врезался в память как машина, где царят веселье, смех, громкие шутки, а нередко и фляга с коньяком, которая ходила из рук в руки морозными зимними рассветами среди корреспондентов и операторов.
Я вспомнил эти беззаботные дни в то мгновение, когда таким же холодным и мрачным мартовским днём снова довелось ехать в этой же «скорой». Но уже не среди спокойного Донецка, а в селе Калиновка под Мариуполем. В полной выгрузке, в бронежилете, а вместо добродушной фляги с горячим напитком в руках был автомат. Не было смеха, не было веселья, не было радости и беззаботного настроения. Их сменило тяжёлое напряжение военного медика, который оказывал помощь нашему раненому при штурме мариупольского квартала Восточный бойцу, дрожащие руки самого солдата и его попытки поймать хоть какую-то мобильную связь, чтобы дозвониться до жены. Я и мои коллеги-военкоры Влад Евтушенко и Дима Стешин сидели сбоку, и готовы были помочь всем, чем могли, особенно, учитывая опыт работы и военным фельдшером, и на «скорой помощи» у Евтушенко, но тут даже он был бессилен. В тревожной тишине мы просто проходили один фронтовой километр за другим.
За несколько военных месяцев первая суматоха, кажется, рассеялась, ситуация стабилизировалась, а работа наладилась. И вот, входя в помещение, где теперь обитают батальонные медики, я вижу спокойный процесс, который, впрочем, сейчас касается не прямых обязанностей. Водитель машины обедает, двое врачей заняты обслуживанием генератора, дающего освещение, и рубкой дров для печи, которая отапливает помещение. Говорят со мной не особо охотно – после полумрака медпункта резко открывшаяся дверь на мгновение слепит врачей, но едва только их взор привыкает к потоку дневного света, меняются в лице.
- Жора! Тьху ты, мы думали, опять местные пришли доставать!
На вопрос, что случилось, мой ответ «ничего, поговорить хотел» только убедил военврачей в первой догадке, и с тем связана их первоначальная недружелюбность. И, тем не менее, меня впустили внутрь и провели к себе.
В обязанности русских военных медиков на передовой входит не только оказание помощи нашим бойцам. Более того, это – нередко минимум той работы, которую приходится проводить. В ходе операции по освобождению Мариуполя мне неоднократно приходилось взаимодействовать с врачами, и на личном опыте я знаю, что в батальоне «Восток» Внутренних войск МВД ДНР работа с личным составом занимала от силы 10% общего времени. Оставшееся время помощь приходилось оказывать именно гражданскому населению освобождаемых территорий.
Объясняется это легко и просто: неделями, а порой и месяцами мирные жители оставались в подвалах, и в лучшем случае, нацисты их просто не трогали, что уж говорить об оказании какой-либо помощи по медицинской части. Само собой, не работали ни «скорая», ни участковые терапевты, ни больницы. Первое, что делала наша армия, освобождая населённый пункт вне рамок войсковой операции - это налаживание гуманитарной помощи населению, а также оказание помощи медицинской. Врачи осуществляли приём людей, выдавали лекарства из армейских запасов, формировали списки на приобретение специфических препаратов, которые, нередко, за личный счёт приобретали в Донецке и оперативно доставляли на линию фронта.
Лишь в упомянутой выше Калиновке мне довелось встретить людей в красных форменных куртках с надписью на украинском «Экстренная медицинская помощь». Вместо кареты у них были два велосипеда, вместо привычного саквояжа – дорожная сумка. Позднее, разобщавшись, выяснилось, что супружеская пара уже много лет не работала в сфере здравоохранения. Однако, видя катастрофическое положение односельчан, которых, к слову, осталось немало, достали из шкафа оставшиеся с периода бытности фельдшерами куртки, надели их и отправились по Калиновке. Связи не было, информация о нуждающихся передавалась из уст в уста, а в иных случаях пара просто осуществляла подомовой объезд населённого пункта, оказывая помощь из личных запасов, или разбираясь в том, что предоставляли люди. Что-то удавалось находить среди разрушенных и брошенных домов, что-то передали из личных аптечек военные, первыми вошедшие в Калиновку.
Полноценные грузы медикаментов, как и сама помощь, пришли уже после полного освобождения населённого пункта. Приехали другие медики, тоже военные, и лишь потом, когда линия фронта существенно сдвинулась, наладилась привычная для обывателя жизнь. Но уже тогда стало понятно, что наша армия – это не только воюющие люди, но и те, кто готовы отдать последнее в ущерб себе, но помочь мирным жителям.
На Угледарском направлении, где я заглядываю в гости к медикам, ситуация ничем не отличается от привычных картин. Те люди, которые остались в ближайших посёлках, медпомощь получают именно от военных. Сначала приходят к ним с острой нуждой, затем за плановой помощью, а вскоре, случается и так, что в военврачах видят просто неравнодушных людей, которые и уделят время, и выслушают, и посоветуют. Далеко не всегда это, откровенно, нравится фельдшерам, но злобы и негатива местное население не встречает. И доказательство тому – тот факт, что в первые мгновения меня приняли за мирного жителя, который пришёл «пообщаться», как сказал сам, но, несмотря на это, впустили внутрь.
Уже когда разобрались – проводят вглубь помещения. Показывают, чем живут, как спасают. Врач с позывным «Мазай» проводит через длинный плохо освещённый коридор. Тут и там приходится видеть расставленные под стенами носилки, и даже в полумраке хорошо различимы на них пятна крови. Это то, что уже не смыть никаким порошком, не избавиться от этого ни на какой химчистке. Да и смысла в этом особого нет: завтра носилки снова будут в крови…
Мазай рассказывает о том, как организована работа этого пункта. После получения сообщения о ранении бойца, дежурная машина, которая располагается непосредственно у линии боевого соприкосновения, выдвигается на точку эвакуации. Если ранение происходит прямо в бою, вытаскивают оттуда пострадавшего сами солдаты, передавая врачам, если ситуация позволяет – врачи не остаются в стороне, и забирают сами, в том числе, прямо из-под огня. Дальше – удержать раненого до момента доставки сюда.
В большом и просторном помещении, которое хорошо освещено за счёт работы генератора, сразу несколько операционных столов. Впрочем, по словам Мазая, операции в широком понимании этого слова здесь не проводят. Задача снова та же: сделать всё, чтобы боец дожил до момента его доставки в тыловое медучреждение. Здесь стабилизируют, оказывают необходимую первую помощь, уже не в полевых, а в более комфортных для медиков условиях останавливают кровотечение, проводят оценку состояния пациента и принимают соответствующие меры. После этого определяют: можно ли оставить пострадавшего солдата здесь, или он нуждается в дальнейшем вмешательстве. Во втором случае дежурная машина всегда готова к выезду в тыл, будь это ближайшее медучреждение, или спецпомощь в Донецке.
По словам медика, подавляющее большинство ранений – это мино-взрывные травмы, то есть, последствия артиллерийских ударов врага. Реже – пулевые, полученные непосредственно в контактном бою с противником. У меня тут же созревает вопрос: насколько важно носить бронежилет и шлем солдату на передовой.
Бытует мнение, будто от ранений верхних и нижних конечностей, шеи, подмышек и паховой зоны защиты нет, по понятным причинам – броня не может закрыть эти зоны. А вот в случае попаданий в грудь и голову на всё воля Божья, и если суждено погибнуть, то никакая броня не спасёт. Мазай подтверждает: с одной стороны можно считать, что есть ситуации, при которых, в случае отсутствия бронежилета, ранение будет сквозным, не несущим угрозы жизни. В то же время бывает и так, когда осколок или пуля пробивают броню, сталкиваясь с преградой, меняют свою траекторию, задевая жизненно-важные органы, и в итоге убивают бойца. Это извечный спор, палка о двух концах. Но для себя лично медик ответ знает: если есть хоть малейший шанс уберечься, его необходимо использовать.
- Молодые бойцы, бывает, пренебрегают средствами индивидуальной защиты, но военнослужащие с опытом, кто уже был на передовой, все носят и бронежилеты, и каски. Лишний раз рисковать не стоит. Более того, я слышал, есть даже наколенники, налокотники, которые могут защитить от мелких осколков. Я с таким не сталкивался, но слышал, что такое есть. Это уже дополнительная защита, так что, если есть возможность, её нужно использовать.
Эти слова вполне можно считать рекомендацией. Действительно, опытные бойцы, которые уже далеко не первый год на передовой, могут привести массу примеров, когда бронежилет и каска спасали солдатам жизнь, и наоборот, когда минутное послабление жизнь уносило. Мой коллега, военный корреспондент Владислав Евтушенко, в таких случаях приводит пример своего боевого опыта, полученного в 2015 году в период боёв за Донецкий аэропорт. Один из его сослуживцев, отправившись в уборную, посчитал, что комфорт стоит мгновений опасности, сняв в себя бронежилет. Осколок снаряда, прилетевшего в эту же секунду рядом, перебил ополченцу позвоночник, навсегда оставив инвалидом.
Пренебрегать индивидуальными средствами бронезащиты не стоит – в этом мнении сходятся воедино все медики, которых приходится встречать на передовой. И, тем не менее, даже броня не даёт всецелой безопасности. И тут в своё дело вступают медики.
Большинство из них, как и Мазай, оказались в этой сфере не случайно, ещё до начала боевых действий работая в сфере медицины и здравоохранения. Фельдшер признаётся, гражданский опыт серьёзно помог на фронте, но некоторому пришлось учиться с нуля, учитывая, что с пулевыми, осколочными и другими типами ранений на «гражданке» сталкиваться, по понятным причинам, не приходилось. Но ситуация вынудила познавать новое, а самое главное – научиться спасать в новых обстоятельствах и реалиях.
На вопрос о самом запоминающемся случае Мазай отвечает неохотно. Не раскрывает деталей, не даёт конкретики, лишь говорит, что это было в 2015, и ему пришлось вытаскивать и эвакуировать в больницу ополченца, получившего ранение в бою за аэропорт.
- Довезли?
- Довезли, - коротко отвечает Мазай.
И это главное.
- Текст и фото: Георгий Медведев