За что Александр I невзлюбил своего отца Павла I.
Великий князь Павел Петрович прекрасно знал, как мало значат родственные связи, когда речь идёт о власти. Но даже он 12 декабря 1777 года, когда 201 пушка Петропавловской крепости дала залп в честь рождения его первенца Александра, не мог представить, что сын станет причастным к его гибели. То был радостный день и для него, и для его горячо любимой супруги Марии Фёдоровны.
Радость, правда, оказалась недолгой. Александра (а затем и второго сына — Константина) у Павла и Марии забрала на воспитание Екатерина II. Их возражения императрица отвергла самым решительным образом: «Дети принадлежат не вам, а России». Родителям дозволялось лишь раз-другой в неделю приехать из Гатчины, чтобы увидеть сыновей, и то в присутствии императорских слуг. Изолировав таким образом Александра и Константина от родителей, Екатерина лишила полноценной семейной любви и той нерушимой связи, что характерна для счастливых отцов и детей. Конечно, нельзя сказать, что дети совсем не полюбили родителей. Когда они подросли и женились, Екатерина разрешила им ездить к отцу в Гатчину. Александру и Константину там нравилось: военный уклад, смотры, парады, стрельбы… Атмосфера хотя и суровая, по-прусски дисциплинированная, но более искренняя, нежели при пышном дворе бабушки.
Павел I. (commons.wikimedia.org)
Привязанность Александра к отцу побудила его ответить отказом на попытки Екатерины в середине 1790-х гг. втянуть его в заговор против Павла (с тем, чтобы он сел на трон, минуя родителя). Несмотря на отказ, императрица эту идею не оставила, но реализовать не успела — скончалась. И Павел взошёл на престол.
Вот тут его отношения с сыном начали портиться год от года. Павел был строг не только с дворянами, которых «за лень и нерадение», пьянство и дурное поведение гнал со службы, но и с наследником. Александра отец сделал шефом гвардии Семёновского полка, военным губернатором столицы, членом Сената, а также инспектором петербургской кавалерии и пехоты и главой Военной коллегии. Так как Александр не вполне справлялся с этой нагрузкой, отец нередко сравнивал его с братом Константином, участвовавшим в суворовском Итальянском походе (не в пользу Александра, конечно, сравнивал).
Александр I. (commons.wikimedia.org)
Не жаловал Павел и любимого наставника сына — Лагарпа, которого называл «грязным якобинцем», «опасным революционером», виновным в том, что заразил сына республиканскими идеалами. Получив корону, Павел лишил Лагарпа пожалованного ему ордена Святого Владимира и пенсии. Затем он удалил от двора и друзей наследника, которых считал слишком либерально настроенными. Те самые Кочубей, Новосильцев и Чарторыйский, которые затем оказались в александровском «Непременном совете», отправились в 1796 г. кто куда — в Англию, в Сардинию, в континентальную Европу.
[Сборник: Ближний круг Александра I]
По мере того, как Павел всё больше возбуждал против себя ненависть служилого дворянства, росла его подозрительность к окружению, рос страх перед заговором, перед повторением 1762 года. Судя по всему, он знал о планах Екатерины на внука, знал о его увлечении республиканством, да ещё и видел симпатии придворных к наследнику, так что его подозрения стали падать и на сына. В раздражении он упрекал и бранил Александра, запретил его жене переписку с семьёй, грозил ему суровой карой за измену. Павел, по воспоминаниям княгини Ливен, «в одном из припадков подозрительности (…) как-то после обеда спустился к своему сыну, великому князю Александру, к которому никогда не захаживал. Он хотел поймать сына врасплох. На столе между другими книгами Павел заметил перевод «Смерти Цезаря». Этого оказалось достаточным, чтобы подтвердить подозрения Павла. Поднявшись в свои апартаменты, он разыскал историю Петра Великого и раскрыл её на странице, описывавшей смерть царевича Алексея. Развёрнутую книгу Павел приказал (…) отнести к великому князю и предложил прочесть эти страницы».
Парад в Гатчине при Павле I. (commons.wikimedia.org)
В этих обстоятельствах недовольные Павлом начали составлять заговор, исход которого они планировали легитимировать за счёт Александра. Хотя его отношения с отцом уже дали трещину, вовлечь его в заговор оказалось не так просто. Но заговорщики нашли подход. По Петербургу пошли слухи, будто Павел хочет отправить жену свою в монастырь, а старших сыновей заключить в крепость или сослать, лишив права на наследование короны. Современники, как правило, не знали, насколько эти слухи обоснованны: «Распространяли ли заговорщики такие клеветы нарочно, с целью вербования единомышленников, или действительно такие нелепости пробегали в голове императора? Как бы то ни было, россказни эти распространялись, повторялись, и им верили». Другие (Ланжерон и Киж) уверенно заявляли впоследствии, что эти «клеветы» были «пущены злонамеренно подготовителями заговора» — графом фон Паленом, братьями Зубовыми, Беннигсеном и прочими.
Говорили также, якобы Павел желает выдать свою дочь Екатерину за 13-летнего племянника жены Евгения Вюртембергского с тем, чтобы затем его объявить наследником. Звучало это, мягко говоря, неправдоподобно, но с учётом вспыльчивости Павла не могло не нервировать Александра. И на этих его чувствах играли (первым был граф Никита Петрович Панин, один из заговорщиков). Цесаревичу рисовали прекрасный образ царя-реформатора, которым он станет после правления «тирана», образ царя, дарующего своим подданным различные свободы. И постепенно идея «взять на себя бремя власти, но только для того, чтобы произвести преобразования», нравилась 23-летнему амбициозному Александру всё больше.
Убийство Павла I, французская гравюра 1880-х гг. (commons.wikimedia.org)
Заговор возглавил Пётр Алексеевич Пален, генерал-губернатор Санкт-Петербурга, который решил, что пора открыть Александру план заговора. Сам он описывал реакцию цесаревича так: «Сперва Александр был, видимо, возмущён моим замыслом; он сказал мне, что вполне сознаёт опасности, которым подвергается империя, а также опасности, угрожающие ему лично, но он готов всё выстрадать и решился ничего не предпринимать против отца». «Я не унывал, однако», — продолжает Пален, и ещё бы — ведь Александр не донёс на него отцу. Так что наследника принялись усиленно «обрабатывать»: уговаривали, пугали возможным заточением в темнице его отцом, утратой права на престол. В конечно счёте, различными интригами Александра всё-таки вовлекли в заговор. И в ночь на 12 марта 1801 г. последовал смертельный удар. «Император мёртв, да здравствует император!»
Позднее Пален пытался представить дело так, будто Александр требовал от заговорщиков клятвы, что они «не станут покушаться на жизнь его отца», и такие клятвы получил. Конечно, со стороны Александра это было бы слишком наивно. Заговор без убийства Павла не имел никакого смысла. Если он и впрямь настаивал на сохранении жизни отцу, то, видимо, скорее не всерьёз, а лишь для того, чтобы сохранить лицо — изобразить потом обманутого сына. Реакция его на весть о смерти отца говорит сама за себя. Далеко не сразу, и то по настоянию вдовствующей императрицы, были удалены от двора заговорщики — Пален в своё поместье в Курляндии, Платон Зубов тоже, а за ними в отставки и ссылки последовали и цареубийцы «второго ряда».
Коронация Александра I. (commons.wikimedia.org)
Не было с тех пор для Александра страшнее оскорбления, чем обвинение в страшной подлости — в убийстве отца. И именно потому, что обвинения эти были правдивы.