В исторической науке выступления крестьян против принудительной посадки картофеля известны под названием “картофельных бунтов”. В Россию первый мешок картошки привез из Голландии Петр I. При Екатерине II “земляная груша”, “тартуфель” начал внедряться в России как средство борьбы с голодом. 8 февраля 1765 года указом императрицы все губернаторы обязывались лично заботиться о разведении продукта. Но сельские власти отнеслись к делу формально и тихо саботировали. В отписках в Петербург сообщалось: “Оных яблоков ноне в появе не было”, “по Божескому изволению ни единого того яблока урожаю не оказалось”, “яблоко то мирянам не показалося”, “не только приплоду, но и что посажено в земле не оказалося”. Первую кампанию принуждения к посадке картофеля правительство проиграло. При Александре I разведение плода поручили немецким колонистам. Снова неудача.
В 1841 году за дело взялся Николай I с присущей ему непреклонностью. При нем вкус картофеля крестьяне узнавали под свист плетей.
Сценарий картофельных бунтов был примерно одинаков во многих районах. Вот как описано это событие М.С. Полубояровым (в селе Малая Сердоба).
"В марте 1841 года крестьяне отказались засаживать картофельную десятину, заявив, что они не желают быть “барскими”. Чтобы оценить размеры этой удельной “барщины”, необходимо учесть, что крестьяне каждой волости должны были в количестве 60 человек собрать с крестьянских дворов навоз, вывезти в поле на 30 телегах, разбросать и на 60 лошадях вспахать и забороновать землю. Не пожелав этого делать, малосердобинцы заявили протест против лихоимства волостного писаря, насилий и поборов сельского начальства. Получив известие о неповиновении, приехал окружной начальник Бер, словами и розгами “убеждая” деревню. Волнения прекратились, но на короткое время. В апреле начальство потребовало подводу для доставки в магазин (хлебный склад) яровых семян. Крестьяне опять сказали “нет”. Более того, они выбрали двух ходоков для объезда соседних сел, которые подняли на ноги Старое Славкино, Саполгу, Новоназимкино и Новодемкино, добились общемирского решения всех казенных крестьян округи – “стоять заодно, не давать подвод и не сажать картофеля”. Чиновники начали было следствие, арестовав несколько крестьян, но собравшаяся толпа заставила окружного начальника и исправника освободить их. 25 мая в Новом Славкине толпа потребовала от сельского писаря вернуть начальству “Краткое наставление” о посеве картофеля, понесла книжицу на проверку к попу (не фальшивая ли?), затем выбрала троих ходоков для отсылки наставления в Малосердобинское волостное правление. На следствии ходоки заявляли: мы “опасались, чтоб книжка не дожила до худых времен и чтобы не пришлось платить им за то какого-нибудь штрафу”. Волнения перекинулись на соседние волости, зашумели Бакуры, Комаровка, Панкратовка, Кручи, мордва Старой и Новой Яксарок, татары Усть-Узы. Увещевания чиновников и проповеди священников оказались безрезультатными, в ответ они слышали мощное:. “Не желаем, хотим жить по-прежнему!”. Крестьяне отказывались идти на допросы, платить вновь наложенные сборы, избивали старост и сотских. В движении приняло участие до 10 тыс. человек. Одним из подстрекателей бунта стал сердобинский волостной старшина Леонтий Анисимович (фамилия не указана), говоривший, что неподалеку строится сахарный завод, куда крестьяне будут ходить на барщину. В результате все фискальные мероприятия в селе оказались парализованными: сбор податей и отбывание общественных повинностей полностью прекратились. Попытки администрации усмирить волнение с помощью небольших воинских отрядов в 25–50 солдат не имели успеха: крестьяне заставляли их покинуть село. Прибыл чиновник особых поручений из Саратова, но и он не имел успеха. За ним явился сам губернатор с главой жандармского ведомства в сопровождении батареи орудий (!) и пехотного отряда. Был созван сход в числе 1000 душ, людей оцепили солдаты с ружьями и понятые из соседних, не бунтовавших, деревень. “Пригласив штаб-офицера корпуса жандармов и сельского священника, – говорится в “Краткой записке департамента полиции”, – губернатор еще раз испытал над крестьянами средства кроткого убеждения и вразумления, но видя, что они действуют весьма на немногих, [...] приказал наиболее упорствовавших и дерзкими словами поддерживавших упорство в толпе, взять, заковать и отправить для предания суду. Прочих же, более других упорствовавших [...], подвергнуть полицейскому наказанию розгами. После умеренного наказания нескольких десятков человек главная масса непокорствовавших пала на колени, просила прощения и покорилась воле начальства. Остались непреклонными несколько человек по какому-то невежественному ожесточению, которому объяснить причины не могли. Они были также взяты под стражу и преданы суду”. Пока на Никольской площади свистели розги и шомпола, явилась депутация крестьян из села Саполги, староста, писарь и 20 рядовых, привезшие, как и славкинская мордва, “Краткое наставление”. Сняв шапки и поклонившись, они заявили, что общество приговорило в посадке не участвовать. Тут же их высекли розгами, а староста с писарем пошли даже под суд как “зачинщики непослушания”. Все эти события происходили в двадцатых числах мая (по старому стилю). Ясно, что с посадкой картофеля в этом году Сердоба безнадежно опоздала, и он, конечно, не вырос. Дело о бунте рассматривали губернатор, Сенат, Госсовет, суд. Было осуждено 60 человек, в том числе на каторгу. По приговору Сената 11 человек наказаны розгами от 20 до 50 ударов. Через пять лет Николай I наложил резолюцию: “снисходя к невежеству крестьян”, он их прощает, но ежели подобное повторится, – ослушников сдавать в рекруты, а непригодных к военной службе – в крепостные работы. В Сердобе устных преданий о бунте не сохранилось.
