КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 3. Май-7
***
- Твое мнение? – Анжела Григорьевна выключила магнитофон и взглянула на Костю.
Только что просмотрели «Танец Армена» из балета «Гаянэ» в исполнении Егора и Алима по очереди – для сравнения. Костя ответил не сразу. Он знал, что Анжела Григорьевна боится выпускать Алима с таким сложным танцем на отчет, да и сам видел, что Алим еще не оправился после долгой болезни – сейчас-то он станцевал прекрасно, но можно ли быть уверенным, что ему не станет плохо на сцене, как, например, на первомайском концерте?
- Говори честно – они не обидятся, - подбодрила ученика Анжела Григорьевна.
- Если честно, у Алика лучше получается, - сказал Костя и немного виновато посмотрел на Егора. – Трудно даже сказать, почему.
- У него вся пластика кавказская, - объяснила Анжела Григорьевна. – Поэтому и танец смотрится более органично. Что-то такое есть, чего сразу не объяснишь… Вот вроде балет, классический танец, для всех общее – а какой-то штрих… такой… своеобразный… И, наверное, мелодия лучше прочувствована - прыжок четко на сильную долю, хотя, сколько помню, очень строго с ребят такого не требовали... Мне его исполнение тоже понравилось больше. Егор, не обижайся!
- А чего обижаться? – удивился тот. – Я рад за него! Пусть станцует – он же готовился, старался… Он за год нас догнал – это же какой труд! Не понимаю я, что ли? Тем более, если это действительно лучше…
- Значит, решено! Хотя… ой, боюсь я за тебя, Алик! – вздохнула учительница. – Не окреп ты еще, это видно. Наверное, от физкультуры освобожден?
- От физкультуры освобожден, а от танцев – нет! – Алим хитро улыбнулся.
– Я все удивляюсь, что тебя родители сюда отпускают!
- А это мое дело, - упрямо сказал Алим. – И они со мной спорить не будут! Анжела Григорьевна, я вам обещаю: на отчете станцую – а потом буду отдыхать. Честное слово! До первого сентября не приду! На концерты летом не поеду! Буду лечиться! Даже молоко с медом буду пить… - он скривился от непреодолимого отвращения и добавил: - Иногда…
Мальчишки засмеялись.
- Кстати, что там с нашим ударником на выездном концерте случилось? - поинтересовалась Анжела Григорьевна. – Все хохочут, и никто толком ничего не рассказал.
Девятого мая на концерт в одно из близлежащих сел она не поехала (у свекрови накануне случился сердечный приступ), поэтому была не в курсе.
- Ну, чего вы?.. – удивленно спросила она и невольно улыбнулась, когда мальчишки, едва услышав про ударника, с хохотом поползли в разные стороны, держась за балетный станок. – Ну, что там у вас было?
- Сплясали мы на площади – там сцену поставили, маловата, правда, была, но ничего… Потом нас попросили съездить в поле – мол, ферма отдаленная, тракторный отряд… Людей там много, в праздник работают – порадуйте и их… - на этом рассказ Алима прервался.
- Ну?.. – балетмейстер, не выдержав, улыбнулась: ученики снова стали корчиться от смеха.
- Приехали мы туда, сцены, конечно, нет, на земле танцевать – неровно, решили сдвинуть четыре «КамАЗа» с откинутыми бортами – подогнали платформа к платформе. Неплохо получилось! Танцевать было где. Аппаратуру подключили, трактористы нам кучу перекидок откуда-то притащили, - принялся рассказывать Егор, самый сдержанный из присутствующей троицы. – А оркестр посадили на самом краю. Предупредили же еще: «Ребята, не забывайте, где сидите! Не свалитесь!» Ну… получилось, сами понимаете, чисто по-русски – было б сказано…
- Он упал? – ужаснулась Анжела Григорьевна. – С машины? Так же насмерть можно было разбиться!
- Хорошо все было, - перебил Костя. – Пока до болгарского не дошло…
Новый взрыв смеха.
- Он же, Владик, парень красивый, немножко порисоваться не прочь! Вот и дорисовался! Вы не обращали внимания, как он в быстрых танцах барабанит?.. Нет?.. Последний удар по тарелке – и картинно откидывает голову! Так это чубом тряхнет!.. – Алим повторил коронное движение Владьки-ударника. – Вот и в этот раз так же… Назад качнулся и с «КамАЗа» грохнулся. Только башмаки над платформой мелькнули, как говорят (мы-то сами на поклон вышли, спиной к оркестру стояли, не видели)… - Алим засмеялся.
- Ну, сами понимаете: когда человек падает, он хватается за первое, что у него под рукой, - продолжил рассказ Егор.
- А рядом с ним... микрофон стоял… - простонал Костя.
- Ну, сами представляете, что может сказать мужчина, свалившись с машины! Высоко же… – сдержанность стала изменять и Егору. – Я, наверное, выразился бы похуже…
Анжела Григорьевна зажмурилась и прикусила губу: представила!
- А микрофон был… включен… - сдавленным шепотом проговорил Алим, вытирая выступившие на глазах слезы.
- Ревер… - всхлипнул Костя.
- И – эхо… заполошное такое, на все поле: «…ать-ать-ать-ать-ать!» – Егор согнулся пополам, снова цепляясь за станок.
- Ну, а с Владиком-то хоть ничего? Обошлось? – балетмейстер засмеялась (первый раз за последние полтора месяца). – Без переломов?
- Нормально! Синяк, правда, остался солидный – во всю спину, но серьезного ничего. Ни почки, ни легкие не отбил, шею не свернул, сотрясения не было... хотя ржать начали именно потому, что ничего более серьезного не случилось. Больно, конечно, было, он повыражался там, за КамАЗом, немного... уже без микрофона... и вернулся - нам же дальше выступать. Когда его снова взгромоздили на машину, публика встретила его бурными аплодисментами.
- Да… чего только в жизни артистов не бывает! – Анжела Григорьевна, посмеиваясь, потянула к себе черновик программы.
Алим, затаив дыхание, смотрел, как она записывает фрагмент хачатуряновского балета в программу… и его фамилию. Второй вариант танца остался пока в секрете. Отлично! Пусть сюрприз будет на концерте. Конечно, он мог бы показать его и сегодня – но это было бы лишь в том случае, если Анжела Григорьевна поставила бы в программу этот танец в исполнении Егора, и Алиму пришлось бы немного поспорить. Однако чем-то он даже в классической постановке слегка затмил своего наставника-соперника… уже неплохо. А уж ТОТ вариант – это будет вообще громом с ясного неба…
***
- Любовь Михайловна, я отчет не написала! – Марина сказала это с отчаянием человека, стоящего на краю пропасти. – Я не знаю, что писать!
- Значит, после собрания напишешь, - спокойно сказала учительница.
Марина удивленно посмотрела на нее: такого еще не было, чтобы отчетно-выборное собрание проходило без доклада!
- Ну, что ты испугалась? – улыбнулась новая классная. – Пусть сначала отчитаются ребята, а ты потом все это обобщишь. Только и всего!.. Ты лучше скажи, тебя не обижают?
- Пока не обижали.
- Значит, все в порядке! – снова улыбнулась Любовь Михайловна. – Да и то сказать – не маленькие, кое-что в жизни понимают.
Марина опустила глаза.
- Теперь вот что, Мариша! Собрание будешь вести ты – я ни во что не вмешиваюсь: вы взрослые, учитесь работать самостоятельно… Пригласишь отчитываться – в любом порядке: хоть по алфавиту, хоть по рядам… Кто и что сделал в этом году, кто чем занимается – а то, в самом деле, сплошные тайны дворца Людовика …надцатого!
Марина тоже улыбнулась и открыла дверь класса, пропуская вперед учительницу. Любовь Михайловна сразу же села на место отсутствующей Арины Степановой, и Марина, оставшись одна против класса, немного растерялась. Обстановка была для нее незнакомой: обычно за столом сидел президиум – классное бюро в полном составе, а неподалеку стояла сестра, готовая в любую минуту прийти ей на помощь, а сейчас… Марина обвела взглядом лица одноклассников: от кого из них можно ожидать подвоха? Ой, что-то Рогозин чем-то доволен – слишком доволен, можно сказать!..
- Сегодня у нас отчетно-выборное собрание, - произнесла она неуверенно. - Доклада не будет…
Класс настороженно молчал.
- Одну минутку, Марина! – сказала Любовь Михайловна, обещавшая не вмешиваться. – Секретарь-то все-таки нужен. У кого опыт есть?
- Дорохова у нас всегда пишет, - Марина нерешительно посмотрела на Иру – как она отреагирует?
С Иркой они давно уже не разговаривали, тем более, она после того скандального классного часа с плохо получившейся дискуссией о лидерстве и пересела подальше от активистов. Правда, когда вернулся Ковалев, Ира снова села на свое место в третьем ряду, но Марина постоянно чувствовала невидимую стену между собой и подругой (может, правильнее будет сказать «бывшей подругой»?). Но сейчас Ира, как ни в чем не бывало, поднялась из-за парты, пересела за учительский стол, положила перед собой листы бумаги: подготовилась.
- Я предлагаю каждому отчитаться: кто и что сделал в этом учебном году!
- Янченко ездил на республиканские соревнования, второе место занял. Теперь готовится на Всесоюзные, - сообщил Юрка. – Я тут решил за него отчитаться, а то он опять постесняется.
По классу пробежал смешок.
- Коноплева со своим ансамблем в Польшу летом уезжает! Она молчит, не хочет, чтобы думали, что она хвастается – так что я за нее отчитываюсь! - крикнул Холодов.
- Да ну тебя, Борька! – смущенно сказала Надя. – Ну и едем…
- Капралов в народном театре занимается, - сказала Люся. – У них на закрытие сезона «Ромео и Джульетта» будет, он там Тибальда играет.
Началась очередная игра: все по очереди говорили о достоинствах и успехах приятелей. В другое время это было бы пресечено…
- А ты, Маринка, что делала? – грозно спросил Витька.
- Ну… как бы это сказать, - Марина собрала все свое мужество. – Бумажки писала, ты же сам знаешь.
- Жуткая вещь! – Витькины глаза блеснули одобрением. – Я бы не выдержал. И много написала?
- Много.
- А больше ты ничем не занимаешься, Марина? – спросила Любовь Михайловна. – Не обязательно в школе.
- На подготовительных курсах. В мединституте. И все, больше ничем, - Марина опустила глаза.
- «Пед» или «мед»? – переспросил Витька.
- «Мед»… Медицинский…
- Если бы мы были одни, я тебя расцеловал бы! – заявил Витька. – Главное – не педагогический: для учителя у тебя слишком твердая рука. А для медика – в самый раз: ты будешь непревзойденным мастером вивисекции.
Снова смех. Марина сердито посмотрела на Витьку, но связываться не стала: не забыла, как Борька зимой во время классного часа говорил, что у нее, Марины, совершенно нет чувства юмора; вот теперь пусть весь класс подумает – прав ли был тогда Борька?
- Можно вопрос? – Разуваева поднялась из-за стола.
Голова откинута, щеки втянуты, ноздри подрагивают…
- Я не понимаю, почему мы говорим о посторонних вещах? – вызывающе спросила она. – Какая польза классу от того, что Янченко куда-то там ездил, а Ковалев танцует? Что они сделали полезного для класса?
- А ты? – вопросом на вопрос ответил Холодов.
- Ты даже бумажки не писала, - поддержал его Витька.
Разуваева села, кусая губы.
- Все потому, что класс недружный, - вмешался Родионов.
- А с чего ему дружным-то быть? – перебил Гудков.
- Саша, подожди, не перебивай, – кротко попросил Миша. – Я как раз об этом и говорю. У нас класс был разделен! Причем разделен искусственно – решением классного руководителя. Алим однажды правильно сказал: настоящих лидеров отодвинули на второй план…
- Ты смотри, даже с Алимом соглашается! – воскликнул Витька. – Вы же его готовы были на медленном огне зажарить за эти слова!
- И пошло: каждый сам по себе, потом какие-то группировки… - Миша говорил о своем, словно не слыша мальчишек с первого ряда.
- Какие группировки, дурак? – посмотрел на него круглыми глазами Борис.
- Вы же сами говорили, что мы – правящая партия… в порядке издевательства...
- Да мало ли кто что говорил! – перебил Рогозин. – Вы тоже говорили… что мне впору на цепи сидеть! Так что же – я всерьез подумаю, что вы меня на цепь посадите? Какие, в самом деле, группировки? Вы же сами всё решали. На нас – плевать! Сами такое устроили – вот и кушайте, не обляпайтесь! Именно ВЫ выделились, а мы так… на задворках. Серая масса… без всяких группировок.
- Ну, прошу же не перебивать! – с мученическим видом сказал Родионов. – Ладно, пусть не группировки… Но все равно нехорошая картина получается: они, значит, потихоньку свои таланты совершенствуют, а мы, как проклятые, на всех этих заседаниях сидим да нервы тратим, когда что-то организовать надо, а никто ничего делать не хочет… И потом еще слушать, что мы – формальные лидеры. Да ничего мне не нужно, меня силком держали в этих секторах – во всех по очереди.
- Кому ты нужен? Держали его!.. – скривился Витька.
- Отказался бы! – сказал Гудков.
- Откажись, попробуй, когда эта, - Родионов подбородком указал на Марину, - на всех целые досье завела и все своей сестрице доносила. Это же ни для кого не секрет! А у той одно: «Такую характеристику получишь!..». И дома долбят: «Это тебе надо, в институте на активиста быстрее внимание обратят».
На Марину было жалко смотреть. Ясно было, что она ожидала чего-то подобного, но не с той стороны. Если бы все то же самое сказал Сашка, или Витька, или Люся – она не удивилась бы! Даже Ковалеву, который появился в классе в начале текущего учебного года, уже есть, что припомнить… Но эти!..
- Ну, вы и подо-о-онки-и-и… - протянул Витька, потрясенно глядя на Мишу. – С четвертого класса хвостиками виляли, а теперь – грудью на пулеметы… за нашей спиной? Что ж вы ее добиваете?
- Рогозин, тебя ли мы слышим? – воскликнул Стеблев. – Ты же сам говорил, что, если она будет тонуть, пихнешь ее туда, где поглубже! Помнишь?
- Помню! – с достоинством ответил Витька. – Пихну, разумеется… ну, а может и нет – смотря какое настроение будет. Может, я в этот момент добрый буду? Это, в конце концов, не очень важно. Только она определенно знает: я с ней не согласен во многих вопросах, я – ее противник, вечный и непримиримый, на меня надежды мало. Не самые лучшие отношения для одноклассников (я согласен), но все честно. Но вас-то она считает своими друзьями! А вы ее предаете!
- «И в гор-ло нож вон-за-ет Брут…» - запел Юрка.
- Юр… ты, конечно, поешь хорошо… - Марина изо всех сил постаралась, чтобы голос не дрожал. – Давай, ты потом споешь… после собрания. А сейчас выбирайте новое бюро. Свои полномочия передаю Рогозину… он справится.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями