(Продолжение, начало здесь.)
Община
Крестьянский уклад жизнедеятельности России был общинным, который во всем и преобладающим образом определял жизнь и деятельность крестьянства, как производственную, так и общественную, и, в достаточной мере, личную. Община, её форма и внутренний порядок, были построены на понятиях и представлении крестьян о справедливости. Ведь испокон внутренняя жизнь общины определялась самой общиной, и само собой, крестьяне строили свою жизнедеятельность на своих понятиях справедливости.
По искони инстинктивным представлениям крестьян, идеологически подкрепленных религией, земля должна быть общей. Землю же создал Бог, поэтому она не может быть чьей-то частной собственностью. Она может быть государственной, групповой, общинной, но личной, а паче того — частной, быть не может. Такое же мировоззрения было везде и всегда — в древнем Египте и Риме, в исламском мире и восточных деспотиях Индокитая.
Земли в России было, конечно, достаточно, для обеспечения всех крестьян достаточно обширными участками земли. Но здесь уже наступали условия, которые делали невозможным пользование свободной землей потому что она была не освоена. Она же должна быть в достаточной близости от дома, двора, чтобы дорога до своего клина или покоса не была запредельно дальней. Также должна быть достаточно развитое, на тот момент, обустройство социально-экономической жизни. Кузница, водопой, свободные парни и девки для своих взрослых детей, церковь, ярмарка, хоть как-то проходимые дороги.
Наряду со всем этим самое большое значение имела безопасность. Где-то в середине 1970-х у нас на работе в бригаде был мужик, уже в годах, во время Великой отечественной он был ещё пацаном. И вот он рассказывает случай из своего детства, отправили его с соседом, тоже пацаном, в лес по дрова. Нарубили они, погрузили, на обратной дороге уже стемнело. Ткнулись в одну деревню — нет, мол, места, некуда вас положить. Доехали до другой, постучались в один двор, открывает бабка, говорит — деда сейчас нету, как приедет, как скажет, так и будет. Позволит, оставайтесь, скажет нет — ничего не поделать, значит нет. Сидят, ждут. Услышали скрип ворот, выглядывают в окно — дед стоит в воротах, огромный такой. Посмотрел, как сани поперек оставили, растолкал их плечами, с горкой нагруженных дров-то, удивились пацаны недюжинной силе, провел свою лошадь, завершил дела, заходит в избу. А-а, говорит — так и подумал, что мальчишки, загородили проезд. Спросил кто такие, куда движутся, ладно, сказал, оставайтесь.
Пацаны начали укладываться спать на печи, бабка вытащила тазик, налила в него молока чуть ли не до краев, и накрошила хлеба. Когда дед стал есть, пацаны заметили, что у деда нет ни одного зуба. Удивились, подождали когда дед поест, и спросили, пацаны же, интересно — дедушка, а почему у вас нет зубов? И тут дед начал свой рассказ:
Да так, было дело… В давние времена, ещё до революции, занялся я промыслом на большой дороге, сила-то есть. Ходил, конечно, в соседние области, оренбургскую, самарскую, и вот как-то сижу за кустами у ручья, гляжу, сани едут богатые такие, лошадь одна, седок тоже один. Когда проезжал мимо, слышал, как будто что-то бормочет, или поёт, или молитву читает. Я подбегаю сзади, ударил в ухо, а он чуть отклонился, и дальше едет молитву читает. Я удивился — с одного удара лошадь валю с ног, а тут какой-то худосочный крендель так и сидит. Я замахиваюсь снова со всей силы, но тут этот седок перехватывает мою руку, да так её сжал и вывернул, что повалил не землю, наступил коленом на грудь, даже сердце захолонуло, открыл мой рот, и голыми пальцами все зубы вытащил, только заметил, что мужичок какой-то узкоглазый был. С тех пор на большую дорогу больше не ходил.
Ничто так не досаждало крестьянам, как конокрадство. Были даже целые деревни и села которые занимались угоном лошадей. Причем, наработали уловки и хитрости — надевали лапти на копыта лошадей. Отогнав от места, перековывали подковы задом наперед, подкрашивали лошадей меняя масть, наносили следы болезней или маскировали болезни, в общем, много изобрели уловок. Крестьяне, конечно, боролись как могли, при отсутствии пригляда со стороны властей просто убивали конокрадов без суда и следствия, но к каждой лошади охрану не приставишь, а пастухи общественных табунов запросто действовали заодно с конокрадами. Банда конокрадов в 2-3 головы могла даже днем зайти на выселки, неспеша и не скрываясь, при хозяине, подготовить коня, если была возможность и корову, и овец, и даже прихватив скудный скарб, увести со двора не скрываясь. Как это делают и сейчас банды конокрадов в красноярской области, как будто при явном соучастии полиции. https://yandex.ru/video/preview/11503034352908261257
Таким образом, даже наличие массы свободной земли не позволяло всем крестьянам иметь свой надел земли. Но и внутри общины её порядки, обычаи, и уложения, давили не меньшим гнётом на крестьянина подавляя инициативу, предприимчивость и желание работать много и хорошо. И первый ограничение, можно даже сказать ярмо, или, по старинному, иго, накладывали на крестьян и общину их представления о справедливости. Да, именно представления о справедливости оказались ярмом несправедливости на крестьянах и на общине. Диалектика.
По понятиям крестьян, земля должна быть поделена поровну, в зависимости от количества земли и количества людей, земля делилась по едокам или по хозяевам (дворам). Понятно, что «по едокам» было бы справедливее, но не везде земли было достаточно.
Передел земли
Постоянная людское стремление загрести лучший кусок подвигало крестьян к ежегодному переделу земли. Жизнь вносит изменения, со временем состав семьи меняется, соответственно, нужен передел земли, в ходе которого просто невозможно учесть всех нюансов, по которым следовало бы одному прибавить, а у другого отнять. Само собой, это тоже добавляло напряженности и обиды в психологическое состояние общины, подпитывая уже существующие в ней противоречия. Кому-то могло показаться, что соседу достался более хороший клин земли, и он запросто выдвигал требование очередного передела.
Так как клин земли был мал, крестьянам приходилось засевать каждый год только теми культурами, которые были насущны, рожь, пшеница. То есть, севооборот, являющийся условием сохранения плодородия земли, практически отсутствовал, земля истощалась. А мероприятия по окультуриванию земли, внесение удобрений, другие способы повышения плодородия мероприятия, были просто невыгодны, так как при последующем переделе земля могла достаться другому. На дворе навозу могло быть по колено, но на поле не вывозился, зачем удобрять и улучшать землю, если она при очередном переделе достанется другому. Это общинный порядок обрекал общину на низкую урожайность, и как следствие, на бедность, и, нередко, на нищету.
(Продолжение следует.)