КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 3. Май-6
Новый лаборант Ларисе Антоновне не понравился. Первой причиной, естественно, было то, что он являлся племянником Ковалевых. В ее сознании давно и прочно укрепилось мнение, что любой, пусть даже самый лучший, человек, имеющий среди родственников хотя бы одного руководителя, будет чувствовать себя защищенным и потому к простым смертным у него будет отношение не как к равному: у одних снисходительное, у других – пренебрежительное… Да, конечно, те, кто поумнее и поскромнее, все это не демонстрируют, но это не значит, что в их душе ничего подобного не происходит. Причина вторая – тот ореол романтики, который окружал каждого «афганца». Человек здравомыслящий (к каковым относила себя и Лариса Антоновна) не видел ничего романтичного в том, что молодых парней послали на возможную смерть, и пусть не все подряд гибли в чужой стране, близость смерти ни для кого даром не проходит. Да и сами они стреляли ведь… других людей убивали… неужели это так просто забудется? Это же груз на всю оставшуюся жизнь!
Но так рассуждала она, человек взрослый и серьезный – а попробуй втолковать это детям! Она видела, с каким почтением смотрят на Хасана школьники – все без исключения, с первого по десятый класс. В глазах девочек, помимо восторга, была заметна жалость. Вполне понятное чувство: молодой красивый парень – и уже в чем-то ограничен: хромает, искалечена рука – пальцы не работают. А он по специальности учитель физкультуры – значит, при таких ранениях он физкультуру уже вести не сможет. А ведь он хотел работать именно учителем физкультуры, учился – и напрасно. Жалко!..
Подобные мысли и чувства явственно читались и в глазах младшей коллеги, Алисы Александровны, и Ларису Антоновну это раздражало. Не нынче – завтра жди шекспировского «она меня за муки полюбила, а я ее – за состраданье к ним». Вот только служебных романов тут не хватало!..
И то, что он носил темную одежду, ей тоже не нравилось: как траур. Да, она помнила про погибшего друга – но ведь тот погиб год назад! Что ж теперь – всю жизнь в черном ходить? И в душе, наверное, такая же чернота. Она несколько раз пыталась поговорить с лаборантом о его недавней службе. Реагировал он каждый раз так, что ей становилось не по себе: он замирал, глядя в одну точку безжизненным взглядом и стиснув зубы. Решила ни о чем больше не спрашивать. Но в целом такое поведение ей очень не нравилось: непонятно, что происходит у человека в голове, в душе, неизвестно, что может произойти в следующее мгновение. Пока, правда, ничего не происходило, но… и еще раз «НО»… Словом, неприятным типом оказался новый лаборант.
Лариса Антоновна покосилась на Хасана, который мыл пробирки и колбы после лабораторной в десятом классе. Молчит. Молчание Хасана тоже раздражало Ларису Антоновну так же, как раздражала раньше трескотня его двоюродного братца. И мысли ее перескочили на Алима, который вернулся в школу после первомайских праздников. Она отметила, что он за время болезни сильно изменился: стал менее разговорчивым, стал реже улыбаться, и взгляд у него моментами становился почти таким же тяжелым, как у Хасана и Сашки Гудкова. Алим был по-прежнему ей неприятен – и это при том, что он спас ее сына. И хоть Зоя Алексеевна подсказала ей, какой линии она должна придерживаться (хотя именно такая линия послужила причиной бунта в классе), она все-таки по-прежнему не знала, как себя вести с ним. Она была у него в долгу – а поблагодарить не могла. Вот не могла – и все тут! И тем не менее, у нее что-то дрогнуло в душе, когда она поняла, почему он вместо рубашек стал носить водолазки: высокие воротники скрывали шрамы, оставшиеся на горле после операции. А еще поразило то, что в глазах Алима она не заметила злорадного торжества, которое просто выпирало из большинства учащихся девятого «Б». Поразило и… оскорбило. Оскорбило, как слова Алима на том февральском диспуте. «Не обижайтесь»… Жалость противника? Ну, уж это – нет!..
А еще продолжала тяготить та «двойка», полученная Мариной осенью на уроке истории, когда часть нагрузки Доры Яковлевны взял директор. Ну, почему он Анатолию девятые классы не отдал? Не выпускные же! Парень уже три года к тому моменту отработал, не новичок, справился бы, этот год был бы для него четвертым, а следующий, когда нынешние девятиклассники учились бы в десятом, уже пятым, за эти два года еще опыта поднабрался бы – и выпустил бы благополучно. Теперь, когда Ларису Антоновну отстранили от классного руководства, о золотой медали для Марины можно было забыть. Почти. «Почти» - потому, что Лариса Антоновна сдаваться была не намерена, да и Зоя Алексеевна ее поддерживала и успокаивала: пусть идет как идет, лишний штрих: директор поддержал учеников, которые, видите ли, сочли, что классный руководитель «заел» их, несчастных. Нежности какие! Обычные школьные требования – а деточки в позу стали. «Сверху» должны бы обратить внимание: простить сейчас такую выходку девятиклассникам в восемьдесят третьей – и точно так же взбунтуются и в двенадцатой, и в двадцать пятой, и в первой, и во второй, и вообще пойдет волна по всему городу. Вроде бы все верно, но Лариса Антоновна уже ни в чем не была уверена. Правда, пока Марина оставалась комсоргом, но, если Зое Алексеевне не удастся переломить ситуацию, то на будущий год класс однозначно переизберет бюро, и Маринина общественная работа будет прервана... и кто его знает, будут ли учтены все предыдущие годы при составлении характеристики. А то новая классная тоже скажет что-нибудь насчет дутого авторитета и формального лидерства. Нет, она не допустит, чтобы была перечеркнута Маринкина жизнь! Пусть формально – но она останется вожаком класса и из школы уйдет с золотой медалью!..
- Можно войти? – послышался голос Марины.
Лариса Антоновна в очередной раз порадовалась: Марина всегда соблюдала этикет – родную сестру с первых дней называла по имени-отчеству, войти в лаборантскую – всегда спрашивала разрешения…
- Конечно, можно! – как обычно, хором ответили обе учительницы и лаборант.
Лариса Антоновна с тревогой посмотрела на сестру: зачем она пришла? Ведь Лариса Антоновна – не классный руководитель, общественные дела теперь обсуждать не с ней. Марина косвенно ответила на этот безмолвный вопрос: поздоровавшись со всеми присутствующими, направилась к Хасану.
- Мы хотим пригласить вас на классный час! – торжественно объявила она. – Который ко Дню Победы.
Хасан, не прерывая работы, угрюмо взглянул на девочку.
- Я же не в Великой Отечественной войне участвовал!
- Мы это знаем, - спокойно сказала Марина. – Расскажете про Афганистан. Сначала старики выступят, ветераны. А потом вы. Ну, как бы связь поколений. Интересно должно получиться! И про друга своего…
Мокрая колба выскользнула из дрогнувших пальцев лаборанта и, ударившись о край раковины, со звоном разлетелась на мелкие кусочки. Хасан, наклонившись, начал собирать осколки. Рука его тряслась. Горлышко колбы отскочила под раковину, и парень никак не мог дотянуться до него, и присесть на корточки тоже не мог – плохо слушалась больная нога.
- Давай, я сама соберу! - опомнившись, бросилась к нему Алиса Александровна.
Лариса Антоновна, поджав губы, наблюдала, как ее коллега торопливо и старательно подбирает стеклянные осколки, кусочки и крошки: если лаборант будет каждый день бить оборудование, то уже в следующем году им обеим работать будет не с чем. Как Николай Андреевич взял его в школу? Явный психопат! Война, ранение – это не особенно убеждает. Конечно, не на курорте он был, но ведь люди как-то справляются с собой! Как же старики-ветераны? Им разве легче было? Но они более спокойны! Казалось бы, возраст, трудная жизнь за плечами. А как заговорят про боевую юность – прямо на глазах расцветают! А этот… Вояка, называется!
- Я туда не по туристической путевке ездил, - процедил Хасан сквозь стиснутые зубы. – И рассказывать мне нечего…
Глаза у него стали абсолютно черными и безжизненными, губы и брови нервно задергались… И этот человек пришел работать в школу? Нет, надо срочно к Зое Алексеевне!.. Еще один отрицательный для директора момент: принял на работу ненормального родственника. Даже два момента: один - что принял родственника, другой - что этот родственник псих, а тут все-таки дети!..
- Сядь! – Алиса Александровна насильно усадила лаборанта на стул. – Успокойся. На, выпей воды… - она так же насильно всунула в его руку стакан. - Может, к врачу сходить, хоть валерьянки какой-нибудь попросить?
Парень мотнул головой, выпил глоток воды и поднялся.
- Спасибо. Ничего не надо. Извините… - он криво усмехнулся. – О разбитой колбе директору доложу сам – пусть из зарплаты вычтет.
- А все-таки на классный час к ребятам сходить можно было, - сказала Лариса Антоновна. – Им же интересно.
- И что я расскажу? – волком ощерился лаборант. – Что мой лучший друг погиб из-за меня?.. Что я в рукопашной мог прикладом вбить человеку чалму в мозги?.. Как мы сутки сидели в горном ручье? Как наш десант в воздухе расстреляли?.. Не лезьте, Лариса Антоновна, туда, где ничего не понимаете… простите за грубость, конечно… Я знаю, что в школах на «афганцев» уже мода, но кто побывал в настоящих боях, про эти бои рассказывать ничего не будет.
Тоже «улов»… К Зое Алексеевне – однозначно: это же зверь!..
***
- Алик! – увидев в зеркало стоявшего у двери Алима, Эля оборвала игру, вскочила из-за рояля, подбежала к мальчику и, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.
- Вот Валерка не видит! – смутился Алим. – Что бы он сказал?
- Ничего, - улыбнулась Эля. – Он же понимает, что это так… чисто по-дружески. Тем более у тебя ситуация нетипичная – могу же и я немного нетипично порадоваться?
- Ладно, радуйся нетипично, - согласился Алим. – Знаешь, зачем я пришел?
- А что тут знать? – рассмеялась Эля. – Без вариантов: попрыгать перед зеркалом. Надеюсь, без камней? – она посерьезнела.
- С ними, родимыми, - не оправдал ее надежд Алим. – Целы?
- Да целы-то они целы, никто на них не посягал, но я их тебе не дам – ты же не сможешь сейчас с ними! Сам же говорил, что тут килограммов десять!
- Смогу! – уверенно сказал Алим и, видя тревогу в глазах девочки, попытался успокоить: - Я же не только что поднялся! Я разминаться начал уже давно – как только из больницы выписали... конечно, самое простое поначалу... И с тяжестями прыгал в последнее время – рюкзак с книгами на плечах был. Те же десять-пятнадцать кэгэ. Только это неудобно было: весь вес только на одних плечах, а от этого спину назад прогибало, держать осанку – лишнее напряжение. А лента с камнями более равномерно распределяется – и на плечи, и на грудь, и на живот, и на спину… Эль… давай, вытаскивай!
Эля, вздохнув, открыла свой шкафчик, достала ноты, а затем с грохотом потащила лежащие за ними, у дальней стенки, каменные «вериги», которыми давно не пользовались.
- Сабли нужны?
- Да, наверное, доставай сразу, чтобы я тебя не отвлекал потом.
Сабли тоже были извлечены.
- Уши затыкать будешь? – Эля достала заодно и пакетик с берушами.
- Давай! – засмеялся Алим. – Надо будет что-то сказать – посемафоришь, я в зеркале увижу.
Через минуту он стоял перед зеркалом. Камни знакомо придавили к полу. Он подпрыгнул, вскинув руки, всем телом устремляясь вверх. Глядя в зеркало, прикидывал высоту. Немного, к сожалению, сантиметров восемьдесят – не больше. Надо потренироваться. Хотя то, что люстру дома разнес головой вдребезги – это тоже результат неплохого прыжка. Но дома и потолок ниже, не то, что на сцене. До отчета две недели… даже уже меньше – двенадцать дней… надо успеть вернуть все то, что было в начале февраля, до того случая в парке…
В зеркале «на заднем плане» он видел и Элю. Плотно заткнув уши, чтобы другое произведение не сбивало его с музыки Хачатуряна, звучавшей в голове, он не слышал рояля – видел только стремительно бегущие по клавишам тонкие пальчики. Хорошо, что у Алима отчет позже, чем Элин концерт – он обязательно сходит. Трам!.. – взлет. Та-дам!.. – приземляемся на одну ногу. Та-да-дам! – поворот на триста шестьдесят градусов. Пауза – упал на колени и резко поднялся, вертя сабли. Взлет. Приземлился… Может, попробовать «прогнать» разок без самодельных утяжелителей? Зеркало – условный «зрительный зал». Выход – из-за условной «левой кулисы». Черт! Не рассчитал – остановился немного не в центре «сцены»... Снова выход… Вот теперь нормально! Пауза… настроился… И с первым коротким пассажем – прыжок-взлет… Нет, плоховато! Заново…
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями