Девочка не видела перед глазами никого и ничего.
Слышала ругань где-то в стороне:
— Уйми её бешеную! Куда несётся?
Потом Тамару кто-то схватил, прижал к стене. Она пыталась вырваться, кулаками тёрла глаза, чтобы сквозь пелену слёз разглядеть обидчика.
"Кромка льда" 7 / 6 / 1
Перед ней стояла крепкого телосложения женщина. Она держала Тамару под мышками и словно пыталась пригвоздить её к стене.
— Ты чьих будешь? Куда бежишь?
Голос женщины был тревожным и грубоватым.
— Нельзя тут детям ошиваться!
— Соня, — услышала Тамара голос отца, — отпусти девочку. Это моя дочь.
Соня отступила. Но девочка вдруг закричала:
— Неправда, не мой отец он! Я его не знаю! Помогите, я хочу к маме!
Женщина схватила Тамару за руку, спрятала за своей спиной и произнесла:
— Афанасий Максимович, ошиблись вы, видимо.
— Не ошибся, вредничает она. Тамара, не дури! Чего ты тут устраиваешь?
— Помогите, — продолжала кричать Тамара, — я хочу к маме.
***
Пётр вошёл в открытую дверь. Настя сидела за столом. Уже не плакала. Смотрела на Петра пустыми глазами.
Мужчина мял в руках фуражку, не стал тянуть время.
— Не нашли…
Настя завыла.
Пётр подошёл к ней, положил руки на плечи и произнёс:
— Ну может ещё не всё потеряно, может она сама придёт, может…
Настя вскочила со стула, схватила со стены ножницы и стала резать свою косу.
— Что ты, Настенька, — причитал Пётр, — оставь волосы, они-то тут причём?
— Не подходи, — Настя выставила ножницы вперёд.
Петру удалось их выхватить.
Он прижал к себе обезумевшую женщину.
— Родная моя, хорошая моя, успокойся.
Пётр прижимал к себе Настю и думал о том, что даже мечтать о таком не мог.
Она была так близко, так трепетно вздымалась её грудь, такое невероятное тепло от неё исходило. Пётр на миг потерял самообладание и поцеловал Настю.
Она обомлела. Не вырывалась из его объятий. Всё случилось неожиданно для обоих.
Настя опомнилась, выставила руки вперёд и произнесла:
— Не надо, Петя…
Пётр сделал шаг назад. А потом повернулся и вышел.
Настя слышала, как на пороге он разговаривает с её матерью. Марфа Игнатьевна говорила нарочито громко:
— Вы бы, Пётр Александрович, побыли рядом. Такое горе, такое горе… Тамарка-то наша сгинула. Внучка моя ненаглядная пропала! Лучше б Сенька вместо неё…
Настя не выдержала, выскочила из дома, схватила мать за ворот и крикнула громко:
— Да это ты, ведьма старая, детей моих со свету сживаешь. Ты! Не могу больше видеть тебя, не хочу! Уйди с моих глаз! Убирайся!
Пётр еле оттащил Настю от матери.
Зевак было много. На следующий день сплетни неслись отовсюду.
Настя на работу не вышла.
— Брюхо то у неё вон уже какое! Небось от Петра Саныча. Какой у нас агроном-то любвеобильный.
— Да вот поэтому муж от неё и сбежал. Стыдно должно быть. Уважаемый человек, партийный член, а такие дела творит.
— Да где ты брюхо видела? Нет ничего у неё.
— Да как же нет! Ты видела как Пётр Саныч держал её, ей-богу, как родную.
— Ой, не мели ты, Ганька, брюхо ей померещилось.
— А вот и не померещилось. Я шестерых родила, опыт имеется.
Все эти слухи дошли и до Анастасии.
Председатель на время вызвал ветеринара из города.
Прошло уже три дня с пропажи Тамары. Настя потихоньку приходила в себя.
С матерью не разговаривала. Пошла к председателю брать разрешение, чтобы в город поехать к мужу.
Всё было как в тумане. Председатель успокаивал несчастную мать.
Перед самым отъездом Настя встретила Геннадия Ефимовича, отца Вари.
Тот виновато опустил голову, попросил прощения за скандал, что устроил недавно.
Он же и поведал ей о том, что Варя видела, как Тамара шла к «остановке» три дня назад.
Настя от новости упала в обморок.
Когда очнулась, увидела склонённого над ней Петра, незнакомую пожилую женщину и старичка.
Женщина кому-то рассказывала:
— Как я его журила, как я его журила, мужа своего. Чего он, старый, дитя оставил на окраине? Заблудиться боялся по темноте. Как воевал он, не понимаю. Старость пришла незаметно. Ух, старый дурак! Я как услышала, что девчонку ищут, сразу об ней подумала.
— Настюша, — тихо говорил Пётр. — Вот Никанор Прокопьевич вести о Тамаре принёс. В город он её отвёз. Божится, что она это была. Фотографию твоя матушка ему показала. У деда сердце прихватило. Винит себя. Ты его успокой, он и не виноват вроде. Тамара у тебя какая самостоятельная! Только чего она в городе забыла?
— К отцу, видать, поехала, — предположила Настя. — Ох, а если не нашла его? Что будет-то теперь?
— Ты не вини себя, Настя! Поехали в город. Председатель машину разрешает. По дороге придёшь в себя.
Настя с трудом встала с кровати. Голова ещё кружилась.
За столом сидел старый дед, рядом с ним его жена. Она всё ворчала на деда.
Настя подошла к нему, дотронулась до его плеча. Он поднял голову.
В уголках его глаз застыли слёзы.
— Спасибо, — сказала Настя, — спасибо, что рассказали о Тамаре.
— Прости меня дочка! — прошептал старичок. — Мне не нужно было брать её. Я у неё сразу про мать спросил, а она ответила, что одна едет. Не прощу себе, если не найдёшь ты свою кровиночку, не прощу…
Дед дрожал, поглаживал рукой в районе груди.
— Я не виню, — стала успокаивать его Настя. — Найдём беглянку. Приедем вас навестить.
— Если доживу, дочка, если доживу…
— Поехали домой, — заворчала на него жена.
По пути в город Пётр Александрович старался развеселить Анастасию. Рассказывал ей шутки, смешные истории. Но Насте было не до шуток.
Она думала всю дорогу о том, что будет говорить Афанасию. Знала, что поругаются опять. И как хотелось Насте, чтобы Тамара была у него. Но надежды на это было мало. Афанасий вряд ли не оповестил бы жену, если б встретился с дочкой.
Десятки вопросов крутились у Насти в голове.
Она куталась в длинный материнский жилет. Прятала свой живот. Не хотела, чтобы муж узнал, что она беременна.
А Пётр как назло затронул эту тему.
— Поговаривают, — начал он издалека, — о тебе, Настюша, разное. Языками бабы умеют чесать отменно. Не промолчат в случае чего. Только вот пусть болтают разное. Но как тебе одной детей поднимать? Не думала ли ещё?
— А чего думать, — огрызнулась Настя. — Я замужем, работаю. Власть советскую не ругаю, не ропщу. Не привыкать мне к заботе о детях.
— Ну Тамара и Арсений уже вроде как выросли, а родится ещё один. Кто будет коров лечить, пока ты при ребёнке будешь?
Настю утомлял этот бесполезный разговор. Но Пётр был настойчив.
— Я к чему клоню, Настюша… Ты ведь уже и не живёшь с мужем. Пока мы в городе будем, ты бы развод с ним оформила. А я тебя в беде не оставлю. Знаешь же, что люба ты мне.
Пётр остановил машину.
Настя испуганно взглянула на него.
— Пётр Александрович, не смейте ко мне приставать!
— Не нужно так строго со мной, Настюша! Как волнительно из твоих уст вырвалось тогда «Петя». Давай не будем хотя бы когда вдвоём переходить к высоким именам. Давай по-простому, по-семейному. Мне так отраднее всего…
— Зря вы всё это затеяли, — вздохнула Настя.
— Я ваш поцелуй вот тут храню, — Пётр показал на сердце. — Мне другая не нужна.
— А как же Зинаида? — съязвила Настя. — Она же околачивается возле вашего дома. Как сторожиха, ей-богу.
— Да делать её нечего, — возмутился Пётр. — Проходу от неё нет. Пирожки стала носить, пироги. Поставит на стол и ждёт, когда попробую. А потом улыбается, машет рукой и говорит: «До встречи Пётр Александрович! Завтра вам галушек наварю!» Я и отказать не могу, и нагрубить тоже. Она сядет рядом и в рот заглядывает.
— Ну вот и прекрасно, — произнесла Настя. — Любит она вас и никому не отдаст. Голодным не будете. Баба она ладная, хозяйственная. А любовь придёт со временем.
— А у тебя тоже так было? — поинтересовался Пётр. — Любовь со временем пришла.
— Нет… — Настя задумалась. — Не было вроде как любви. Или была. Я не помню. Афанасий мать мою тогда спас. Вызвал врача. Успели спасти её. Вот я ради благодарности и вышла за него. А думала, что люблю. Но сейчас понимаю, что вроде и нет. Живём себе и живём как есть. Чего уже менять? Чай не молодые.
Пётр Александрович засмеялся.
— Чай не молодые, а кровь кипит, когда ты рядом. Не отвергай меня, Настюша. Я стану твоей невидимой тенью. Буду помогать во всём. Можешь на меня рассчитывать в любое время. А дальше видно будет. У меня руки из нужного места растут.
Пётр начал расхваливать себя. Но Настя остановила его.
— Поехали, — сказала она. — Нужно Тамару найти.
Когда подъехали к общежитию, где жил Афанасий, Насте стало плохо.
Пётр держал свою ладонь на её лбу и покрывал поцелуями лицо.
— Всё будет хорошо, родная… Я рядом…
Афанасий встретил жену с ухмылкой.
От него несло спиртным. Заметив Петра, Афанасий произнёс:
— О, агроном Саныч пожаловал… Уж не обижайте, прошу вас за стол.
— Где дочь? — накинулась на мужа Настя.
— Где-где… С тобой она живёт…
Настя заплакала.
— Сбежала она, Афоня! В город сбежала, тебя, видать искала. Видел ли ты её?
Афоня усмехнулся и произнёс:
— И от тебя сбежала, и от меня сбежала. Ох и Томка, ох и дурная башка.
— Так она была у тебя? — взвизгнула Настя.
Афанасий почесал затылок и задал тот же вопрос:
— Так она была у тебя? Чёрт её знает… Была у тебя, была у меня… Вот, полюбуйся!
Афанасий расстегнул рубашку, снял её с себя и показал жене свою исцарапанную шею.
— Любуйся, что твоя кобра сделала! Змеиное логово — ваша семья! То уши чуть не оторвали, что кровушку мою чуть не пролили.
— Какая кобра? Тамара? — Настя с недоумением смотрела на мужа.
— Тамара, Тамара. Дочь твоя распрекрасная. Будь она неладна. Не буду я её искать. Даже не проси. Меня из-за неё с бригадирства сняли, премии лишили. А ей хоть бы хны. Пусть побегает, раз взрослой себя почувствовала. Чего она припёрлась ко мне?
Настя подошла ближе к мужу и ударила его по щеке.
— Не смей так говорить о нашей дочке.
— Давай, давай, убей меня теперь ты…
Афанасий вдруг замахнулся на жену, Пётр вовремя подскочил, повалил мужа Насти на пол.
Продолжение тут
Все мои книги тут