Работа с текстом. Дизайн строк.
Стиль художественного текста – настолько многоликий, текучий, трудноуловимый феномен, что, честно говоря, теряешься – с чего начать?
Все стороны, все подсистемы текста равно важны. Начнем с проблемы организации времени в тексте, а вернее, пространства-времени. Речь о том, каким темпом повествования описывать то или иное событие, по сути, конструировать структуру и ритм текущего времени – либо глазами автора, либо персонажа. Понятно, что это огромная и невероятно увлекательная задача, она заслуживает отдельной статьи, а здесь мы пробежимся по ней галопом.
Проблема темпа повествования имеет два основных ракурса, которые не могут существовать раздельно друг от друга:
- Как лучше охватить описанием тот или иной временной отрезок?
- Каким темпоритмом лучше описать то или иное конкретное событие, чтобы это выглядело максимально эффектно?
Задачи решаются прежде всего синтаксисом, то есть размером и структурой фраз. Важные эпизоды, в реальном времени занимающие час-другой, требуют тонкой передачи внутреннего состояния героев, их слов, мимики, жестов, описания антуража. Естественно, это на несколько страниц, иной раз на десятки; и напротив, приходится в два-три абзаца промчаться через годы, да так, чтобы читателя прохватило чувством быстролетности времени, навсегда уходящих от него зим, весен, лет…
А.Н. Толстой, знаменитая повесть «Похождения Невзорова или Ибикус»:
«Дни шли за днями. На Мещанской улице моросил дождь, расстилался туман. Пахло на лестницах постными пирогами. Желтые стены второго двора стояли, как и сейчас стоят.
Семен Иванович служил без прогулов, добросовестно, как природный петербуржец… Жить бы ему да жить: шесть дней будней, седьмой – праздничек. Протекло бы годов, сколько положено, опустевшую его комнату, с круглой печкой, с железной кроватью, с комодиком, на котором тикал будильник, занял бы другой жилец. И снова помчались бы года над вторым двором».
Ясно также, что стремительность действия требует иной раз сверхжесткого синтаксиса. Сравните:
«…он вытащил из кобуры пистолет, побежал за врагом, задыхаясь, вытянул руку, целясь, выстрелил, промахнулся…»
«…Рука схватила рукоять ТТ. Рывок, взвод курка. Спина врага маячила метрах в десяти. Выстрел! Отдача в локоть. Мимо!» – второе однозначно лучше, и понятно, почему.
Правильность темпоритма включает в себя и четкую работу со сложносочиненными, сложноподчиненными предложениями, с причастными, деепричастными оборотами, с наречиями – все это где-то бывает необходимо, а где-то безбожно утяжеляет чтиво, и нужно знать, где и как их верно употреблять.
Разумеется, все составляющие текста органически слиты в единство, ничего не существует отдельно: качественный синтаксис необходим для проработки персонажей, особенно, их внутреннего мира. Но здесь начинают играть более утонченные приемы, характеристики мыслей, чувств, действий – сплав этого в качественную художественную реальность достигается двумя важнейшими факторами:
А) принципиальная авторская позиция. Мировоззрение писателя, его отношение к персонажам – это покрывает текст незримой, но ощутимой аурой. Этим очень отличается зрелый Герберт Уэллс, а уж непревзойденный в этом деле – Достоевский (цитата из «Бесов»):
«Рассказывали про Виргинского, и, к сожалению, весьма достоверно, что супруга его, не пробыв с ним и году в законном браке, вдруг объявила ему, что он отставлен и что она предпочитает Лебядкина. Этот Лебядкин, какой-то заезжий, оказался потом лицом весьма подозрительным и вовсе даже не был отставным штабс-капитаном, как сам титуловал себя.
Он только умел крутить усы, пить и болтать самый неловкий вздор, какой только можно вообразить себе… Уверяли, что Виргинский, при объявлении ему женой отставки, сказал ей: «Друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь уважаю», но вряд ли в самом деле произнесено было такое древнеримское изречение; напротив, говорят, навзрыд плакал.
Однажды, недели две после отставки, все они, всем «семейством», отправились за город, в рощу, кушать чай вместе с знакомыми. Виргинский был как-то лихорадочно-весело настроен и участвовал в танцах; но вдруг и без всякой предварительной ссоры схватил гиганта Лебедкина, канканировавшего соло, обеими руками за волосы, нагнул и начал таскать его с визгами, криками и слезами. Гигант до того струсил, что даже не защищался и всё время, как его таскали, почти не прерывал молчания; но после таски обиделся со всем пылом благородного человека.» – Полагаю, это отличная иллюстрация к пониманию того, что такое позитивная ирония.
Б) умение работать с эпитетами.
Здесь необходимо пояснение. Под эпитетами понимают прилагательные (как часть речи) и определения (как часть предложения), но я считаю, что данный термин следует понимать шире: эпитет максимально точное попадание в явление или процесс; опять же, чтобы далеко не ходить, привожу в пример Достоевского:
«— Милостивый государь, — начал было господин Лужин, коробясь с чрезвычайным достоинством, — не хотите ли вы, столь бесцеремонно, изъяснить, что и я…» («Преступление и наказание»).
«Не застрелится», — тревожился Петр Степанович.
— Кому узнавать-то? — поджигал он. — Тут я да вы; Липутину, что ли?» («Бесы»).
Сказуемое «поджигал» употреблено в переносном смысле – необычайно метко, в данном случае персонаж хотел раззадорить, взбудоражить собеседника, и Федор Михайлович нашел самое хлесткое словечко вместо «говорил», а «коробясь с чрезвычайным достоинством» – лучше не скажешь про человека самодовольного, чванливого и мелочно-обидчивого.
Ну и надеюсь, из сказанного ясно: писатель должен относиться к своим героям как к живым людям – любить, сочувствовать, ненавидеть, и упорно искать самые ловкие, самые яркие слова, идиомы, фразы для описания того, что происходит с этими людьми.
Отсюда вытекают еще две существенные компоненты текста: описание внешности персонажей и прямая речь, диалоги. Сюда же промежуточным звеном вплетаются действия персонажей во время бесед: «он нахмурился… она игриво заулыбалась… он медленно достал сигарету, размял, губы его презрительно кривились…»
Умение найти то, что наилучшим образом охарактеризует героя в данный момент, прямо или косвенно, через действия, а возможно и через некие элементы одежды, аксессуаров – один из вполне ремесленных навыков писателя, без такого умения текст будет корявым, топорным, что опытный читатель раскусит мгновенно.
Что же до описания внешности, то здесь важны не только физические данные, но и опять-таки одежда, аксессуары: модный галстук, мятая рубашка, очки, брошь, портфель, усы, татуировка. Кое-что из этого может быть продумано на стадии синопсиса, но завершающую отшлифовку приобретет, конечно, уже в тексте. Вообще, индивидуализация персонажей дело вроде бы очевидное, но непростое, здесь нельзя действовать безграмотно, а в прямой речи особенно. Знаю по себе, что велик бывает соблазн персонализировать кого-то из героев через дефекты речи (картавый, заика, с акцентом), какие-то излюбленные словечки. Важно чувство меры. Слишком наивное воплощение наш старый знакомец придирчивый читатель просечет. Сам по себе-то персонаж, конечно, может мямлить, тянуть, говорить чепуху, выражаться безграмотно – это все совершенно оправданно в определенных условиях, и дело не о том. Суть в том, чтобы в речь не вплетались бессмысленные, пустые, ненагруженные смыслом фразы.
«Ты уже пил чай?.. Когда мама придет?..» – если это и тому подобное не влияет на ход событий (а может и влиять!), то его надо вычеркивать безжалостно.
Ну и здесь надо сказать, что, если в тексте диалог делать «как в жизни», то это будет выглядеть неинтересно. Мы смотрим в жизнь и в книгу несколько разными взглядами, их фокусы смещены. Герои книг обычно говорят ярко, остроумно, с блеском, окружающие нас люди так не выражаются, но читая, мы не замечаем этого, у нас немного иной взгляд, а сказать вернее, психологический настрой, поэтому такой блестящий стиль общения нам кажется в романе, повести, рассказе нормальным, а реальный выглядел бы тускло.
Но и напротив, сверхзаумно усложнять диалоги, превращать их в беседу Канта с Гегелем ни к чему, равно же и будут несуразно выглядеть в чьей-то речи дутый пафос, причастные, деепричастные обороты – вот это как раз тот случай, когда и в жизни так не говорят, и в книге не надо. Да, случается, что с трибуны выступают в таком духе, а бывает, какой-нибудь не слишком умный или опытный человек вдруг хочет показать образованность и начинает выражаться высокопарно – и сюжет может потребовать от автора этого в тексте. Но это дело другое.