(Из воспоминаний Валентины Васильевны Крючковой, 1933 года рождения)
Мои родители – долговские. Мама – урождённая Огаркова Наталья Михайловна, отец – Вихорев Василий Иванович. Отец был с 1906 года, а мама – на 3 года младше. Ещё у меня был старший брат Коля, он – с 1928 года. Сначала вся семья жила в Долговке, потом отец ушёл в армию и остался там на сверхсрочную. В начале 30-х годов он приехал в Долговку и забрал семью к месту своей службы: г. Пушкин Ленинградской области. Я родилась уже в Пушкине. Там моя настоящая родина. Отец служил в лётной части. А мама работала в столовой военной части. Семья у нас была дружная, никто из родителей никогда на нас голоса не повышал. Начало войны слилось у меня в сознании с началом бомбёжек города. Недалеко от дома были вырыты окопы и щели. Там мы прятались во время налётов немцев на город. Как объявят тревогу, всё кругом завизжит, и сразу забухают зенитки. Мы с бабушкой хватаем узелки (специально подготовленные, куда складывались документы, немного еды, одежда) и бежим в окопы прятаться. Бомбы валятся, все как будто на тебя, везде грохот, дым, сверху земля сыплется… Бабушка меня всё время собой прикрывала. Ох, и жутко было! Во время налётов Коля вместе с другими мальчишками гасил немецкие зажигалки. Всех, взрослых и подростков, посылали на рытьё окопов. Мама с Колей тоже ездили. Их тоже бомбили. Но они, слава богу, остались целы. Отец в эти дни почти не бывал дома. С июля уже начали людей отправлять в эвакуацию. Сначала отправляли только детей, без родителей. Но отец строго-настрого запретил отправлять нас в тыл одних. Тогда была такая путаница, что мы запросто могли потеряться и не найтись никогда. Папа это понимал очень хорошо. Его слово было законом в семье, да и маме с бабушкой тоже было страшно оторвать нас от себя. Отец сказал, что попробует отправить нас в тыл всех вместе. Тем временем налёты на город участились. Много зданий было разрушено. В городе почти всё время что-нибудь горело. И когда уже почти не осталось никакой надежды, в самом конце августа, отец смог затолкнуть нас в последний эшелон с людьми, уходящий на восток. Прощаясь, наказывал, чтобы мы постарались попасть на родину, в Долговку. Там оставались родители отца, дом, где мы раньше жили, все родные и знакомые. Ехали мы в эвакуацию тяжело и трудно. Сколько раз немцы налетали на эшелон, бомбили состав и выпрыгивающих из него людей, разбивали бомбами железнодорожные пути. Подолгу мы стояли на станциях и полустанках, пропуская воинские эшелоны и санитарные поезда. 16 долгих, тревожных суток провели мы в пути. Наконец поезд прибыл куда то, глубоко в тыл. Здесь была наша конечная станция. Бабушка очень обрадовалась, когда узнала, что мы находимся на юге Челябинской области, ( примечание автора : в то время Курганская область входила в Челябинскую), а станция называется Кособродск. Ведь это почти уже дома! Мама и бабушка всеми правдами и неправдами всё-таки выпросились в Долговку. 11 сентября мы здесь прописались. Тут я пошла в школу. Мама сразу пошла работать. Сначала – в лесничество, с 1943 года – техничкой в милиции. Получала она и деньги по аттестату, как жена офицера, но даже и на мамину зарплату вместе с аттестатом отца прожить было трудно. Мама очень хотела уехать обратно в Пушкин, как только закончится война. Она и мысли не допускала остаться здесь. Но в марте 1945 года на отца принесли похоронку, он умер от тяжёлых ран в госпитале г. Баку. Потом маме из Пушкина пришло письмо от друзей. Они писали, что в наш дом попала бомба и он полностью разрушен. Ехать нам стало некуда, и мы остались жить в Долговке.