Ах как хорошо было наконец растянуться на хоть и тюремной, но кровати! Такое блаженство вам вряд ли может представиться в повседневности дорогой читатель! Каждый сустав говорил мне спасибо, а по линиям жизненно важных меридианов как будто прошлись бамбуковой палкой. Разумеется виной блаженства была усталость чресел, а не израильская чудо-кровать.
В целом «шконки» ничем не отличались от армейских, или больничных, или любых других казенных - жесткие, простые в эксплуатации. Я занял второй ярус, восточный юноша - вполз на нижний этаж. Видимо такого удовольствия как мне кровать ему не доставила – он печально уставился в потолок (это последнее что я видел перед тем как лечь).
Камера была достаточно тесной, но активно передвигаться я пока что не планировал. Во время перехода по коридору до нашего блока я успел увидеть, как в одной камере находятся женщины (некоторые двери заменяли решетки), в другой видел детей (вероятно там же были и родители). Зашоренные стены, пыльные потолки - все здесь было также как вероятно и в любом подобном учреждении.
Своих недавних товарищей по несчастью в аэропорту - отца с сыном - я не заметил. Надеюсь, у них все обошлось и сейчас они уже гуляют по Тель-Авиву забыв и обо мне, и о недоразумении с миграционной службой. Сын ест мороженое, но видя большую пальму прячется за нее как за укрытие и стреляет из своего универсального оружия…
- Ой, бл*д… - в обществе иностранцев ухо очень резко реагирует на родную речь. Я свесился с кровати – пожилой мужик, третий сокамерник, кряхтя поднялся с кровати и пошел наливать воду в одноразовый стакан.
Мы разговорились. Оказалось моего сокамерника звали Багаудин и родом он был из какой-то азиатской республики бывшего СССР (уточнять он не стал, а я не настаивал – в тюрьме не стоит проявлять излишнюю любознательность). Он протянул руку: «Дядя Бага». Видимо он тоже был рад встретить человека говорящего на русском.
Администрация тюрьмы судя по всему не сильно заботилась о том, чтобы в камерах сидели носители одного языка и культуры: тут дело решалось как пожелает израильский тюремный бог, а если точнее - пальцем в небо. Для начальства может было и лучше, что люди не понимали друг друга, с другой стороны - это могло вызвать конфликты между сидельцами. Ведь сюда попадали далеко не только одни интеллигенты. Кому-то надо молиться, кому-то мыться, кому-то просто ходить - как ужиться всем носителям различных желаний в тесной камере понять было сложно.
Дядя Бага сидел здесь уже третьи сутки и начинал нервничать: долго! По его словам, в этой «зоне» все было приемлемо, а ему дяде Баге «было с чем сравнить!».
- Не то время мы с тобой выбрали, чтобы пробраться сюда! – я молчал. Дядя Бага собирался остаться в Израиле на полном серьезе и и не скрывал этого - даже гордился своей смелостью и авантюризмом – У меня тут друг живет: уже получил гражданство. Вот и позвал меня. Мы с ним на одной промзоне работали: бок о бок несколько лет – говорил он тихо.
Хотел остаться работать у друга, а в дальнейшим получить ВНЖ. Как этот фантаст планировал получить ВНЖ при нелегальном проживании я уточнять не стал. На допросе стали проверять его телефон: нашли все переписки – и вот он здесь. Почему опытный Багаудин не удалил компромат - объяснить не смог.
Дядя Бага оказался разговорчивым человеком и потому не мучал меня распросами, что меня устраивало. Мои реплики носили в основном восклицательный и односложный характер: жизнь дяди Баги была интересна, но что в рассказе было правдой, а что небольшим вымыслом угадать было почти невозможно.
Он уже наладил отношения с охранником – добрый малый Рауль мог помочь в некоторых бытовых вопросах, хотя по-русски совсем не понимал. Но для Дяди Баги это не было проблемой: на ломаном английском приправленном немецким и еще бог знает каким языком в связке с пантомимой он мог объяснить Раулю любую теорему или закон мироздания. Таким образом на столе появились горячая вода, пакеты с чаем и дешевым израильским печеньем. Можно было жить.
- Не удалась моя израильская мечта! А думал, что получу даркон и все дороги открыты! Но видимо сильно я аллаха своими грехами замучал - в нем сочеталось необыкновенная простота и в то же время мысли более серьезного порядка - Ну ничего я теперь буду в Америку пробовать. Не знаешь в американской базе теперь будет указано, что меня в Израиль не пустили? Если будет тогда беда – придется паспорт менять… Хотя буду верить в лучшее – хитрые раскосые глаза дяди Баги стали еще уже, и улыбка озарила лицо вечного бродяги.
Туалет был прямо в камере, но не стоит думать, что это - дыра в полу как показывают в фильмах про отечественные места лишения свободы. У нас в народе к этой теме особое отношение: страх тюрьмы висит едва ли не над каждым человеком в нашей стране. Тюрьма занимает свое место в фольклоре и повседневной жизни (тем более в наше неспокойное время внутри страны). В Израиле такой проблемы кажется нет: пройдя холокост народ израилев великодушно и с уважением относится ко всем окружающим людям и в этом, кажется, его сила. Этот народ уже вряд ли можно чем-то напугать.