После семидневной арабско-израильской войны, в 1968 году было принято решение о перебазировании бомбардировщиков в Союз, и наш полк занял аэродром Тукумс в Латвии. Из Тукумса полк ИБА убыл в Монголию, а семьи оставил пока здесь. Мы же не имели возможности оставить семьи в ГДР, поэтому в начале трудности даже описать сложно. Маленькая комнатка в финском домике с печным отоплением и удобствами во дворе почиталась за счастье! И, тем не менее, я в том году получил первый класс, был назначен штурманом звена к опытному пилоту капитану Селивёрстову Валентину Петровичу. Мы приняли новое пополнение и начали сами их обучать всему. У нас в звене были лётчики: лейтенанты: Винда и Горловый и штурманы: лейтенанты Михмель и Пивоваров. Видимо, обучали мы их не плохо, если и спустя многие годы они нас помнили с теплотой и уважением.
Несколько замечаний об уровне заботы командиров о своём личном составе. Как правило, мелкие удобства часто игнорировались командирами. Например, в Староконстантинове тропинка на аэродроме от рулёжной дорожки до столовой годами утопала в грязи, хотя на аэродроме ежегодно выбраковывалось и снималось с полосы многие десятки плит, а на эту тропинку надо было всего две старые плиты. В Тукумсе на аэродром весь личный состав перевозили на тентованых грузовых «Уралах». Летом было терпимо, а зимой, в условиях большой влажности и даже при небольших морозах – очень неуютно.
Один самолёт стоил миллионы рублей, а один автобус несколько тысяч, но годами и десятилетиями автобусы были для офицеров неслыханной роскошью. Более того, когда Министром обороны стал маршал Советского Союза А.А. Гречко, то приказом было предписано все построения проводить в повседневной форме. До этого лётная и техническая формы спасали от простуд. Полковой врач пытался убедить командира полка, что этот приказ надо выполнять творчески, но не убедил. Тогда на очередном предполётном медосмотре он отстранил от полётов сразу 19 летчиков и штурманов. После этого командир махнул рукой и сказал: «Ходите, кто в чём может, только больше не болейте!». А надо было так мало!
Монино
Через год мне подписали рапорт, и я поехал сдавать вступительные экзамены в ВВА им. Ю.А. Гагарина. Поступил и успешно окончил академию с «красным дипломом».
В академии мне довелось быть командиром классного отделения. На штурманском факультете было три лётных отделения и пять не лётных. Первым отделением (ДА и ВТА) командовал Валентин Китавцев, третьим (ИБА) – Пётр Барбашов, а у меня, во втором отделении были слушатели: Войтко Геннадий, Белов Павел, Часовских Валерий, Блохин Вячеслав (все ФБА), Гнездилов Валерий, Свириденко Иван (оба РА), Маненко Владимир (ВТА), Захватов Виктор (АА), Приходько Юрий (ПВО), Рассолов Николай и Сидоренко Валерий (из ВУЗов). За время учёбы у нас были две стажировки в своих же частях.
После арабско-израильской войны появилась насущная необходимость бомбометаний с малых и предельно-малых высот. Самолёт Як-28 для решения такой задачи был совершенно не приспособлен, вся автоматика прицелов была рассчитана на работу с высот 3600 метров и выше. Поэтому изобретались разные способы решения, одним из которых была попытка применить топмачтовое бомбометание. Мне перед выездом на стажировку приказали разработать тщательно этот способ, чтобы в части обучить непосредственных исполнителей. Всё это я проделал самым добросовестным образом и в части доложил старшему штурману полка, который велел мне повременить с этой темой.
Через месяц в полк приехал заместитель командующего ВВС округа генерал-майор авиации Гвоздиков Борис Иванович. Во время службы в Черлянах я, ещё зелёным лейтенантом, пару раз имел удовольствие летать в экипаже с этим генералом на Ил-28, но прошло уже шесть лет. Когда я доложил весь порядок действий экипажа при таком бомбометании и все особенности, то штурман полка, желая сделать мне приятное, похвалил меня перед генералом, на что генерал, подняв взгляд от схемы, сказал штурману полка: «А ты не болтай тут. Я его с пелёнок знаю!». И такие генералы были среди фронтовиков. Приятно. Кстати, Борис Иванович в экипаже с штурманом полка на полигоне сбросили таким методом 8 бомб, из которых 7 попали в цель. А я за это в академии получил медаль «За лучшую научную студенческую работу».
Когда я уже закончил лётную практику и собирался возвращаться в академию, нашему полку была поставлена задача проверки ПВО. Предполагалось пройти последовательно всем экипажам полка по одному маршруту: Тукумс – точка в Балтийском море – Варшава – Минск – Тукумс. По расходу топлива маршрут на пределе.
Разведчик погоды, обнаружив на участке: точка в море – Варшава, встречное струйное течение, нечётко доложил: «А ветер-то большой, повнимательней!». Такую информацию все поняли по-разному. Более опытные экипажи старались всячески экономить топливо, а молодые стремились увеличением скорости обеспечить точные по времени выходы на очередные ППМ.
В результате, после пересечения границы у многих топлива на весь маршрут уже не хватало. Опять же, более опытные от границы сразу пошли на Тукумс, а неопытные экипажи продолжали полёт по маршруту. В результате практически все молодые экипажи остались на запасных аэродромах с остатком топлива менее допустимого. А один экипаж, увидев аэродром Паневежис в 120 км. не долетая до Тукумса запросил немедленную посадку там. Получив разрешение, он развернулся на посадочный курс и на запрос руководителя полётов об обстановке бодро доложил: «Высота 2500, полосу вижу, топливо, кажется, на нуле».
Руководитель полётов, командир дивизии генерал-майор авиации Кривощапов М.П. трижды нажимал кнопку микрофона, но ничего не смог сказать, а после посадки самолёта техники слили из баков 180 литров керосина, это практически невырабатываемый остаток. После такой проверки ПВО очень многие на всю лётную жизнь научились следить за расходом и остатком топлива.
Приехав очередной раз на стажировку, я тепло поздоровался с бывшим своим соседом по гарнизону в Финове, капитаном Поротиковым Александром, который на вопрос: «Как здоровье, как жена, детки?», ответил: «Ничего, все живы-здоровы, и сам пока, слава богу, жив!». Потом он показал мне фотографии и рассказал о происшествии, случившимся с ним на посадке.
Самолёт был на регламентных работах на ремонтной базе в Барановичах. Там после всех работ забыли поставить шплинт на гайку, крепящую амортизатор передней ноги. Самолёт уже в полку сделал 10 посадок, в процессе которых не зашплинтованная гайка, видимо, откручивалась, а на 11-ой эта гайка отлетела, и, при очередном продольном колебании самолёта после приземления, кулиса передней ноги вывернулась, самолёт стал не управляемым и без амортизатора передней ноги. Поротиков применил аварийное торможение, в результате чего разлетелись передние колёса, и самолёт в конце пробега ткнулся стойкой передней ноги в бетон на краю полосы.
От резкого толчка слабый фюзеляж самолёта не выдержал и сломался по тому шпангоуту, к которому крепится передняя нога шасси и кресло пилота. Передняя часть фюзеляжа падает на бетон и ломается второй раз по остеклению кабины штурмана. Штурман Пашинин Павел оказывается зажатым между прицелом и креслом. Его вызволяют подоспевшие техники.
Первым к самолёту подъехал командир полка Емельянов Александр Николаевич на своей «Волге» ГАЗ-21. По его команде штурмана в шоковом состоянии кладут на заднее сиденье, чтобы скорее отвезти в санчасть, закрывают дверь и бьют ею по голове. Штурман теряет сознание. Опять закон «Мэрфи». И причиной происшествия стал всего лишь не установленный шплинт.
В академии нас учили очень хорошо. Преподавали все предметы опытные офицеры, многие с фронтовым опытом и опытом командования частями и соединениями. Кроме того, многие из них успели сказать своё веское слово в военной науке. Например, лекции по навигации читал автор всех новейших теоретических работ в области воздушной навигации начальник кафедры Молоканов Геннадий Федосеевич, практические занятия вёл Арутюнов Ваграм Леванович, бывший заместитель штурмана воздушной армии. Лекции по теории боевой эффективности читал начальник кафедры Кириллов Валерий Иванович, один из «законодателей» в этой области. Под стать им были и преподаватели других кафедр.
Наши учителя говорили в шутку: «Скажите, кого вы хотите видеть на выпуске, а мы научим и медведя!». Это всё стало ясным потом, уже в собственной практике, когда пришлось самому решать массу проблем, опираясь только на собственные знания.
Организационно слушатели были сведены в отделения и курсы, командовали отделениями назначенные слушатели, а на курсе был специальный офицер в ранге полковника, отвечавший за всю организацию учёбы слушателей. Запомнился навсегда начальник курса полковник Сальниченко Николай Маркович. Это был уникальный человек. Наверное, он родился для этой должности. Буквально через несколько дней он знал в лицо и по именам всех слушателей своего курса и, естественно, всех слушателей старших курсов. Через несколько недель он знал всех наших жён, он был в курсе всех больших и малых событий в гарнизоне. Для участия в параде к нам в парадный расчёт добавили 70-80 слушателей командного факультета, так Николай Маркович через пару тренировок и их всех знал по именам. С ним можно было решить самый трудный вопрос нашего быта.
Уже после выпуска, когда по делам службы мне приходилось бывать в Монино, я всегда находил по телефону Николая Марковича и он не раз помогал полезной информацией из глубин своей бездонной памяти.
Академия располагалась в красивом посёлке Монино, на большой территории, имела жилую и служебную зоны, недействующий аэродром и всю необходимую инфраструктуру для обеспечения учебного процесса. И, тем не менее, это был гарнизон, хотя и со своими особенностями. Эти особенности вытекали из задач, для которых он создавался.
Академия – это школа. А в любой школе есть постоянный, преподавательский состав и переменный – слушатели. Им даже по статусу положены только служебные отношения. И практически, даже равные по возрасту офицеры крайне редко приходили к равноправным дружеским отношениям. Как в храме божьем, священник всегда отец, хотя ему может быть двадцать пять лет, а прихожанину шестьдесят, так и в школе, учитель всегда старший, «отец». Это был гарнизон, в котором постоянный состав жил своей жизнью, а переменный тоже своей, но другою. Более того, лётчики и штурманы учились на разных факультетах и не было связующих нитей, которые даёт ощущение причастности к экипажу, звену, эскадрилье.
Жили мы в семейных общежитиях, где одна комната на семью, общая кухня на 5-8 хозяек, удобства в конце длинного коридора. Всем по 28-30 лет, здоровья, задора и жизненных сил через край и большинство неординарных случаев воспринималось с солидной долей юмора. Но через полтора года нам построили два дома, один слушателям командного факультета, а другой слушателям штурманского факультета, и я впервые получил однокомнатную квартиру с удобствами. В феврале 1971 года семья моя пополнилась ещё и сыном. Вообще большинство воспоминаний об учёбе в академии остались светлыми и приятными.
Много позже мне пришлось дважды принимать выпускные экзамены у слушателей-штурманов, среди которых всегда были те, с которыми жизнь сводила на «бетонке» разных аэродромов. Это всегда приносило радость и теплоту отношений. Кстати, после 10-15 лет лётной службы на подавляющем большинстве аэродромов обязательно можно было встретить знакомых лётчиков, штурманов, инженеров и техников.
https://proza.ru/2018/02/12/1600
Продолжение: https://dzen.ru/a/Y3q0eGPGbGrLMnOS?referrer_clid=1400&