В своих экономических статьях я часто рассказываю о связях экономических течений и политических сил, на которые они взаимовлияют. Так, кейнсианство и его ответвления часто ассоциируются с умеренно-левыми: социал-демократами и социалистами. Неолиберальные экономические учения же ассоциируются с правоцентристами всех мастей, от «консерваторов» до «либералов». Все вышеперечисленные политические силы являются ведущими во всех (ну или почти всех) многопартийных парламентских системах, они организованы в серьезные партии, у них огромные бюджеты, да вообще они у всех на слуху. Все остальные находятся на обочине политического соперничества, разве что их позовут в коалицию на правах младших партнеров.
Например, часто ли вы слышите о либертарианцах? Они выступают за сокращение государственного вмешательства в жизнь общества (в первую очередь, в экономической сфере) вплоть до анархизма. В их понимании, рыночные отношения являются наиболее оптимальным способом функционирования общества, а потому вмешательство нерыночных сил крайне нежелательно. И хотя в 70-80-е годы либертарианское движение получило свою «минуту славы» на фоне общего увлечения идеями свободного рынка, оно так и остается маргинальным с момента своего зарождения. По личному опыту могу сказать, что даже в России либертарианцы в основном представлены школьниками и студентами (именно эти категории часто подвержены радикализму), либо великовозрастными дядьками, часто наживающихся на первых, нежели реально верящих в продвигаемые идеи.
У либертарианцев есть собственная теоретическая база по части экономики. Имя ей — Австрийская экономическая школа. У нее есть свой нобелевский лауреат , аналитические институты и политические последователи в лице тех же либертарианцев. Именно Австрийская школа представляет собой направление матерых рыночников в экономической науке. Как она обосновывает эффективность свободного рынка и есть ли у ее аргументации свои слабые стороны? Давайте же выясним это, но для начала быстро пробежимся по истории экономики.
Первая цельная экономическая теория (с которой экономика как наука ведет отсчет) возникла во второй половине 18 века. Так называемая «классическая школа» стояла на позициях трудовой теории стоимости, в рамках которой цена товара во многом складывалась за счёт затраченного на производство человеческого труда. В силу ряда причин, о которых я расскажу в другой раз, стали развиваться альтернативные экономические подходы. Во второй половине 19 века произошла «маржинальная революция», которая утвердила господство новой парадигмы в экономической науке. Фундаментальным отличием маржиналистов от классиков стала теория спроса и предложения. Маржиналисты отбросили анализ трудозатрат и переместили свое внимание на сферу товарного распределения, а не производства. «Всякая вещь стоит столько, сколько за неё заплатит покупатель» и баста. Также маржинализм рассматривал экономическую деятельность с точки зрения отдельно взятого субъекта экономики, провозглашая его бесконечный поиск максимизации собственного удовлетворения главным предметом для анализа экономической действительности.
Австрийская школа: краткое введение
Как же я люблю BTS! Вот они, слева направо. Основные представители Австрийской Школы различных поколений.
Так вот, Австрийская экономическая школа (далее АЭШ) оформилась на фоне маржинальной революции на рубеже 19-20 веков, переняв её постулаты. Своё название она получила по происхождению своих основоположников. Так, Карл Менгер и Ойген фон Бём-Баверк продвинулись в теории субъективной стоимости еще дальше, объявив субъективную оценку экономического субъекта (будь то потребитель или производитель) единственным фактором формирования цены того или иного блага. Так и зародилось это направление, которое действовало в рамках теории предельной полезности.
Будучи безусловными сторонниками свободного рынка (что передалось им от классиков и маржиналистов), австрийцы прошли длинный путь, периодически воюя с «этатистами» всех мастей, будь то кейнсианцы или марксисты. Идея предпочтения «естественного порядка вещей» проста как три копейки, а потому не стоит удивляться, что австрийцы куда больше внимания уделяют критике своих оппонентов, нежели развитию собственной теории.
В качестве основы для повествования об австрийцах я возьму книжку «Австрийская Экономическая Школа» за авторством Хесуса Уэрто де Сото, поскольку он собрал и обобщил все идеи этой школы в одной книге. К тому же, он сам является её сторонником. Свои ремарки и замечания я буду вставлять курсивом.
Методологический анализ и аксиоматика
АЭШ подчеркивает свой «социальный» взгляд на экономическую деятельность. Это означает, что экономика — это, в первую очередь, отношения между людьми, а значит, экономическая наука должна изучать их поведение и экономические аспекты их взаимодействия друг с другом. В понимании АЭШ, человек, как отдельно взятая единица, это самостоятельный экономический субъект, который стихийно взаимодействует с другими такими же людьми.
Если мы ставим во главу угла отдельного человека, то мы неизбежно приходим к субъективистскому подходу, который является не багом, а фичей АЭШ. Австрийская школа расценивает социальное и экономическое развитие общества как стихийно сложившийся порядок, который чрезвычайно сложно поддается объективному анализу. Человек является уникальным индивидом со своей психологией, своими знаниями и особенностями поведения, что делает полноценный анализ «со стороны» нереализуемым (с.50-51).
У АЭШ есть собственная методология экономического анализа. Имя ей —праксиология. Праксиология опирается на априорные логические доказательства, непроверяемые опытным путем. Считается, что данный метод разработал Людвиг фон Мизес, хотя сам термин появился гораздо раньше (с.114-116).
Людвиг фон Мизес собственной персоной. Во взгляде читается превосходство над общепринятыми научными методами.
Важно отметить, что отказ от общепринятого научного метода, который предполагает верификацию (проверяемость) знания объективным, опытным путем, попросту выводит австрийскую теорию за пределы науки как таковую. Потому не стоит удивляться маргинальности этого направления в экономической среде. Даже те австрийцы, которые стараются отойти от праксиологического метода, все равно страдают от непроверяемости многих положений собственных концепций, поскольку непроверяемы сами основы теории.
В этой связи следует рассмотреть идею рассеянного знания (с.39-40). Впервые она прозвучала из уст Фридриха Хайека в 1948 году в его труде «Индивидуализм и экономический порядок»:
Специфический характер проблемы рационального экономического порядка обусловлен именно тем, что знание обстоятельств, которым мы должны пользоваться, никогда не существует в концентрированной или интегрированной форме, но только в виде рассеянных частиц неполных и зачастую противоречивых знаний, которыми обладают все отдельные индивиды. Таким образом, экономическая проблема общества —э то не просто проблема размещения "данных" ресурсов, если под "данными" понимается то, что они даны какому-то одному уму, сознательно решающему проблему, поставленную перед ним этими "данными". Это, скорее, проблема, как обеспечить наилучшее использование ресурсов, известных каждому члену общества, для целей, чья относительная важность известна только этим индивидам. Или, короче, это проблема использования знания, которое никому не дано во всей его полноте.
Рассеянное знание есть совокупность уникальной экономической информации в голове каждого человека. Оно является двигателем общественного развития и экономической деятельности за счет взаимодействия множества «отдельных» знаний конкретных людей друг с другом. Предпринимательская деятельность является «воплощением» своего кусочка рассеянного знания в реальной жизни, которое формирует стихийный порядок капиталистических, рыночных отношений. Именно по этой причине австрийцы считают, что математические методы в экономике, как попытка формализовать и «упростить» экономическую действительность, будут совершенно неэффективны (с.31-32), поскольку рассеянные знания невозможно замерить объективно. Из этого следует важный вывод, который объясняет неприятие АЭШ государственного вмешательства в экономическую деятельность, а если еще точнее, в рыночные отношения.
Представьте себе, что вы наткнулись на некую самобытную экологическую систему. Вы не знаете всего многообразия взаимодействия живых организмов в рамках данной экосистемы, о которых вы можете догадываться лишь в общих чертах путем теоретических умозаключений и логических рассуждений. Вы не можете выразить взаимодействие в рамках экосистемы в математических формулах и умудренных схемах, поскольку логика существования данной экосистемы просто не позволяет корректно этого сделать. В подобных условиях любое искусственное внешнее вмешательство в данную среду становится опасным и вредным, поскольку вы не можете быть уверены, что ваши действия не аукнутся вам в ближайшем или отдаленном будущем. Проще говоря, не надо ничего трогать, если и так работает, а эффект от вмешательства неопределённый.
К сожалению, подобный тезис опровергла сама история. В широком смысле, человечество преобразовывало «естественный порядок» вокруг себя ещё с древних времен, а потому говорить о некоем «естественном порядке» не приходится вовсе. Так, некоторые ученые считают рынки порождением государства. Кроме того, нерегулируемый рынок привел к неприемлемым социальным последствиям и породил потребность в собственном регулировании. Конечно, либертарианцы будут всё отрицать и винить во всех кризисах государство, но мы то с вами знаем… Ах да, рассеянные знания тоже невозможно замерить объективно, чтобы доказать их существование чисто методологически.
Если расширение регулирующей роли государства в экономической жизни общества сравнимо с непредсказуемым вмешательством в сложившуюся экосистему, то представьте, как австрийцы относятся к марксистам, которые провозглашают отмену частной собственности и плановую экономику. Полагаю, с этой точки зрения, марксистов можно сравнить с промышленными маньяками, готовых бездумно превратить экосистему в безжизненную пустыню с радиоактивными осадками. Австрийцы опасались усиления государства в экономике как чёрт ладана, а Хайек даже назвал этот процесс «Дорогой к рабству». Он считал, что государство неизбежно станет авторитарным левиафаном и в отсутствии рынка будет управлять обществом неразумными и жестокими методами.
Фридрих фон Хайек собственной персоной. В глазах и жесте читается сомнение в целесообразности государственного вмешательства в экономику.
Итак, вкратце:
1) АЭШ стоит на фундаменте субъективистского подхода в изучении общества.
2) Стихийно сложившиеся рыночные отношения между людьми благодаря их взаимодействию « рассеянными знаниями» через предпринимательскую деятельность невозможно познать строго эмпирическим «позитивистским» подходом. Более того, именно такое естественное взаимодействие является двигателем развития общества.
3) Вмешательство извне в сложившийся порядок вещей крайне нежелателен по причине непредсказуемости и вредоносности последствий.
Экономическая теория
Разобравшись с базовыми аксиомами, пора, наконец, перейти к экономической части. Как АЭШ видит картину мира с точки зрения экономики и как обосновывает свои аксиомы экономически?
Теория предельной полезности
В чем же заключается суть этой теории в трактовке ранних маржиналистов? Процитируем одного из основоположников (с.67):
По словам Менгера, «если мы располагаем комплементарными благами какого-либо особенно высокого порядка, сначала мы должны преобразовать их в блага предыдущего по номеру порядка и потом поэтапно в блага последовательно все более низкого порядка, пока мы не получим блага первого порядка, которые уже можно непосредственно применить к удовлетворению наших потребностей»
Проще говоря, тот или иной субъект экономической деятельности расценивает какое-либо экономическое благо с точки зрения его полезности и редкости. Обе эти категории являются субъективными, поскольку, как мы помним, АЭШ не признает объективный характер издержек производства. По мере насыщения своей потребности данным благом, субъективная полезность блага в глазах индивида снижается, пока и вовсе не станет нулевой. Например, если вы голодны, то первая ложка вкуснейшей солянки с долькой лимона будет иметь для вас наивысшую полезность, и с каждой последующей ложкой эта полезность будет снижаться.
Цифры в таблице являются условными единицами
Вертикальный ряд (обозначен римскими цифрами) показывает различные способы употребления тех или иных благ (А, В, С - разные блага, удовлетворяющие три различные потребности, например, А - потребность
в хлебе, В - потребность в сыре, С - потребность в бананах). Цифры отражают постепенное снижение конкретной потребности по мере увеличения запаса благ, а также неодинаковую остроту потребностей в благах. Допустим, ценность или полезность, блага А (буханки хлеба) равна 10 ед., тогда полезность второй буханки будет равна 9 ед., третьей - 8 ед. и т.д. Подобным же образом снижается полезность сыра (блага В): полезность первой порции равна 9 ед., второй - 8 ед., третьей - 7 ед. и далее - по убывающей. Аналогично происходит убывание предельной полезности бананов (блага С). Если мы хотим определить предельную полезность пяти бананов, то, согласно таблице Менгера, она равна 4 ед. Предельная полезность четырех порций сыра соответствует 6 ед., и т.д.
То же самое, но уже на примере полезности воды и алмазов. По мере количества потребленных благ, предельная полезность (выраженная в так называемых ютилях) падает.
Цена товара на рынке определяется, с одной стороны, субъективной оценкой производителя, который установил на свой товар именно такую цену, а с другой стороны, субъективной оценкой потребителя, который готов выложить за товар определенную сумму денег.
Например, если у потребителя есть в кармане 200 рублей, из которых он готов потратить на бутерброд не более половины, он будет искать подходящую цену в 100 рублей и меньше. Если же производитель (или, если быть точнее, продавец) оценил свой бутерброд в 150 рублей, но готов уступить не более 40 рублей в случае торгов, сделка банально не состоится. В то же время, если продавец и покупатель смогли найти точку соприкосновения (потребитель нашел приемлемую для себя цену, либо сумел её выторговать), то будет совершен акт купли-продажи. Всё просто и логично, не правда ли? Конечно!
Данная теория хороша как умозрительная концепция, но на практике столкнулась с проблемами. Как использовать эту теорию для анализа реального рынка? Здесь возникло два подхода:
- Кардиналистская теория полезности предлагает нам измерять полезность в так называемых ютилях. Сторонниками данной теории предполагалось, что можно измерить точную величину полезности, которую потребитель извлекает из потребления блага. Проблемой стало то, что она лишь снимает вопрос «В чем конкретно измеряется полезность?» и заменяет его вопросом «В чем конкретно измеряются ютили?»
- Ординалистская теория полезности предлагает нам оценивать единицу полезности не напрямую, а косвенно, путем сопоставления совокупности экономических благ (потребительских наборов) друг с другом. Резонно, что человек будет выше оценивать более необходимый ему в данный момент времени набор благ, «ранжируя» их по степени полезности. Отсюда и название теории (от англ. ordinal — порядковый), которая и стала общепринятой. У этой теории есть свои подводные камни, но это уже другая история. Стоит отметить, что ординалисты используют в своих рассуждениях довольно забористое математическое моделирование для определения параметров, влияющих на субъективные оценки продавцов и покупателей, а значит, это выбивается за рамки методологии АЭШ (ну или большинства сторонников данной школы). Таким образом, здесь речь в большей степени идет о неоклассической экономике.
Функционирование экономической системы происходит по простой и понятной схеме в соответствии с методологическим индивидуализмом. Эта относительная простота присутствует и в описании кредитной системы (с.84-88), где, оценивая предполагаемую полезность будущих благ выше благ настоящих, люди готовы сберегать и ограничивать собственное потребление уже здесь и сейчас ради будущей выгоды. Из этого вытекает идея «естественной процентной ставки», речь о которой пойдет ниже.
Теория экономических кризисов
Схематично кризис протекает так.
Данную концепцию придумал Людвиг фон Мизес, изложив её в своих работах, которые нынче опубликованы в сборнике под названием «Теория экономического цикла». Если вкратце, то происхождение экономических кризисов связано с так называемой «кредитной экспансией» властей, наивно полагающих, будто бы накачивание экономики необеспеченными деньгами приведет к более высокой деловой активности и экономическому росту (с.104-105 и далее):
«Естественная ставка процента» устанавливается на уровне, который приблизительно соответствует уровню рыночного равновесия. Под стремлением к равновесию имеется в виду стремление рынка к состоянию, при котором все капитальные блага производительно используются, а все прибыльные проекты осуществляются; не осуществляются лишь те проекты, которые перестают приносить прибыль по сложившейся «естественной ставке процента». Теперь предположим, что равновесие, к которому стремится рынок, нарушается вмешательством банков и деньги становятся доступными под более низкий, по сравнению с «естественной ставкой», процент. В результате создаются фирмы, которые прибыльны только при установившейся в результате кредитной экспансии ставке процента, той, которая ниже «естественной ставки процента».
***
Речь идет не просто о влиянии на цены кредита вообще, а о конкретном воздействии на цены «расширения кредита», или «кредитной экспансии». Нужно проводить четкое различие между: 1) таким кредитом, когда банк предоставляет в долг собственные средства или средства, доверенные ему вкладчиками, так называемым товарным кредитом, и 2) кредитом, который предоставляется за счет создания фидуциарных средств, то есть не обеспеченных деньгами расписок и вкладов, — этот феномен мы называем «фидуциарным кредитом». На цены всех товаров и услуг непосредственно влияет исключительно фидуциарный кредит.
Подобное закачивание денег в экономику ведет к отклонению от естественной, рыночной процентной ставки, из-за которой столь же необоснованно растут инвестиции и занятость в период мнительного экономического бума, надувая экономические пузыри. Разумеется, иллюзия процветания рано или поздно заканчивается, банки перестают давать кредиты, предприятия разоряются, увлекая за собой и финансовый сектор, растет безработица, наступает кризис:
Когда наступает кризис, кредитные ставки резко подскакивают, потому что оказавшиеся под угрозой предприятия согласны на очень высокие ставки по кредитам — лишь бы получить средства, которые, как они надеются, их спасут. Позже, после того, как паника улеглась, в результате ограничения кредитной экспансии и попыток распродажи крупных товарных запасов складывается ситуация, когда постоянное снижение цен приводит к появлению отрицательной ценовой премии. Ставка процента, уменьшенная на величину ценовой премии, в течение некоторого времени сохраняется даже после того, как цены перестали падать и основания для существования отрицательной ценовой премии исчезли. В итоге «денежная процентная ставка» оказывается ниже «естественной».
По мере выравнивания процентной ставки, экономическая активность перезапускается снова, но потребность в очередном ускоренном росте приводит к очередным виткам кредитной экспансии, что ведут к кризису.
Таким образом Мизес конкретно указал на вред государственного вмешательства в экономику, на примере кредитной стимуляции экономической активности, которая отклоняет естественную ставку процента от равновесия. Искажение рыночной информации приводит к неверной оценке кредитоспособности коммерческими банками и заёмщиками.
К сожалению, естественную ставку процента невозможно замерить объективно. Ставку эту впервые ввёл шведский экономист Кнут Викселль, а потом она перекочевала к австрийцам. Следует отметить, что Викселль исходил из допущения о бартерном характере экономики с единственным товаром (вдумайтесь в реалистичность модели!). Дальнейшие дебаты по теме между Хайеком и итальянским экономистом Пьером Сраффой показали, что на самом деле существует «множество естественных ставок» для каждого отдельного товара, а значит выделить какую-то единую равновесную ставку становится невозможным. К тому же, если проследить эволюцию процентной ставки на примере США, можно увидеть следующее.
Долгосрочная и краткосрочная ставка процента в американской экономике. Серым закрашены годы рецессии.
Согласно АЭШ, ставка процента снижается ввиду кредитной экспансии, а затем постепенно растет в период кризиса. На графике видно, что перед кризисами процентная ставка наоборот росла, падая уже в кризисный период. Впрочем, всегда можно заявить, мол, данная ставка была ниже естественной равновесной ставки процента, что и привело к экономическому спаду. Более детально о слабости теории кризисов АЭШ можно узнать тут.
Короче говоря:
1) АЭШ придерживается теории предельной полезности, суть которой заключается в субъективной оценке индивида того или иного блага исходя из его редкости и полезности.
2) Цена на товар формируется исходя из субъективных оценок товара со стороны продавца и покупателя.
3) Живительная сила предпринимательства состоит в том, что люди готовы сберегать и инвестировать настоящие блага для увеличения профита в будущем.
4) Экономические кризисы происходят в результате сознательной, но неверной политики ЦБ в сфере регулирования банковской ставки процента.
Австрийцы против марксистов
АЭШ является теорией радикалов, а радикальные теории всегда уделяют большое внимание критике концепций оппонентов, даже больше, чем развитию собственной теории. Критика непримиримых сторонников свободного рынка занимает важное место в экономической теории АЭШ. В этом контексте нельзя не упомянуть австрийскую критику марксизма, поскольку они относятся к рыночной экономике наиболее критически и в глазах австрийцев являются закоренелыми противниками.
Безумный арт на тему векового противостояния. Да, Ленин, Гитлер и Путин на нем изображаются в одном лагере.
Критика марксистской политэкономии
Первым из австрийцев, кто дал объёмную критику марксистской политэкономии стал Ойген фон Бём-Баверк. Основная заслуга состоит в том, что он одним из первых поднял тему противоречия между первым и третьим томом «Капитала», ныне известную как «проблема трансформации». Эту тему следует разбирать отдельно, но важно отметить, что она стала центральной для всей марксистской политэкономии, поскольку поднимала вопрос существования трудовых стоимостей как таковых. Десятки экономистов дебатировали по этой теме на протяжении целого столетия, но так и не пришли к консенсусу.
Однако критика Бём-Баверка была и более специфична. Например, он утверждал, что труд следует расценивать лишь как один из факторов формирования стоимости товара (с.51), а марксистский «закон стоимости» не может объяснить именно такое соотношение товаров друг с другом в масштабе всей экономики в желаемый момент времени (см. первый аргумент).
Впрочем, сам Бём-Баверк не удосужился показать таких примеров, где снижение трудозатрат привело бы к увеличению цены или наоборот, чтобы подтвердить свой тезис о том, что труд является лишь одним из условий ценовых колебаний. К тому же, трудозатраты в его цитате «согласно его же учению, цена должна изменяться и тогда, когда, например, затрата труда остается неизмененной, но вследствие сокращения производственного процесса», тоже могут быть определены с позиций трудовой теории стоимости, поскольку сокращение производственного процесса связано с сокращением трудозатрат.
Что касается соотношения сравнительной стоимости товаров, то этот аргумент можно обратить против любой экономической теории. Ни одна концепция (например, теория предельной полезности) не в состоянии учесть стоимость каждого отдельного товара в каждом отдельно взятом месте и в каждом отдельно взятом промежутке времени.
Учитывая, что сам Бём-Баверк был одним из основателей АЭШ, его критика марксизма весьма показательный пример. Австрийцы ополчились на политэкономию Маркса, едва только сами оформились как направление в экономической науке (при том что сам марксизм не был в экономическом мейнстриме). Указание на противоречие марксистской политэкономии и вовсе породило вековые дебаты, что длятся до сих пор.
Кроме того, Хесус де Сото ссылается на первый том «Капитала и процента» Бём-Баверка. Поскольку найти его в открытом доступе довольно проблематично, остается полагаться на честный пересказ с его стороны (с.89-91). Тезисы эти довольно спорные.
Например, словами Бём-Баверка, де Сото опровергает трудовую теорию стоимости тем, что природные ресурсы ценны сами по себе без приложения к ним человеческого труда. Однако суть трудовой теории стоимости в том, что любое экономическое благо (нечто, что имеет стоимость) становится таковым лишь в том случае, если к этому самому благу применяется человеческий труд. К тому же он разделяет «воплощение равного количества труда» и «различный для производства период времени», но с позиции критикуемой теории эти утверждения противоречат друг другу. Также автор бестолково постулирует неверность трудовой теории стоимости несовпадением трудозатрат на изготовление товара с его ценой, хотя это не противоречит теории, поскольку она также учитывает фактор спроса и предложения. Вдобавок, де Сото считает что ценность труда определяется ценностью экономических благ для воспроизводства рабочей силы, что неверно. Наконец, он утверждает, будто марксисты требуют полной оплаты стоимости рабочей силы, что не соответствует действительности.
Вряд ли столь глупые тезисы выдвигал именно Бём-Баверк, а потому эта претензия скорее к де Сото, который пересказал его весьма своеобразно.
Калькуляционный аргумент
Когда коммунисты все-таки пришли к власти и начали строить светлое будущее на рельсах плановой экономики, австрийцы не могли остаться в стороне. Основным возражением против плановой экономики стало то, что позднее назовут «калькуляционным аргументом». Он более известен в хайековской трактовке, и указывает на технические ограничения планирующих органов, которые не в состоянии собрать всю полноту информации с мест для адекватного планирования. На это вполне справедливо замечают, что рост вычислительных мощностей, более продвинутые математические модели и развитие информационных систем могут решить поставленные Хайеком проблемы (примерами такой аргументации является эта, а еще вот эта статья). Однако калькуляционный аргумент заключается не только в практической, но и в теоретической стороне вопроса, с чего изначально, кстати говоря, он и начинал формулироваться Людвигом фон Мизесом ещё в начале 1920-х.
По Мизесу, рыночный механизм, рассеянные знания и стихийный порядок функционируют благодаря предпринимательству (как механизм, позволяющий раскрыться человеческому таланту) и рыночному (то есть децентрализованному) ценообразованию. В плановой экономике отсутствует и то и другое, так что ведение разумной экономической деятельности становится практически невозможным:
Из всего этого не следует, что социалистическое общество будет пребывать в состоянии постоянного недоумения. Оно примет решение за или против предложенного проекта и издаст декрет. Но такое решение в лучшем случае будет основано на туманных оценках. Оно не сможет опереться на точное исчисление ценностей.
Соответственно, социалистическая экономика неспособна вести рациональное планирование по причине отсутствия рыночных цен, ведь сам принцип ценообразования требует наличие рыночных отношений для установления цен на те или иные товары и услуги.
Относительная расхожесть этого объяснения закономерна. Приятно чувствовать себя умным, и утверждать, что крах плановой экономики был ясен с самого начала. Но есть нюансы:
- Рассеянные знания невозможно объективно измерить, о чём я говорил ранее. Почему, например, тех знаний, которые уже сейчас могут собирать современные информационные системы, недостаточно для адекватного планирования? А каких знаний будет достаточно? Если никаких знаний в принципе недостаточно, то можно ли теоретически опровергнуть эту концепцию?
- Сам аргумент имеет предпосылку, что экономический расчет должен идти именно в рыночных ценах. Получается удобная для австрийцев тавтология, что без рыночных цен социалистическая экономика не может вести расчет в рыночных ценах. Разумеется, социалистическая экономика не обязана брать за основу такие цены, и может создавать иную систему ценообразования для решения государственных задач и достигать немалых успехов в своем экономическом развитии.
- Чисто теоретически, предыдущее возражение обосновал австрийский (в смысле принадлежности к стране, а не к АЭШ) экономист Йозеф Шумпетер. Он пришел к выводу, что проблема социалистической экономики заключается не в невозможности ценообразования как таковом, но в политическом аспекте этого процесса. В конце концов, если даже рыночное ценообразование приводит людей в фрустрацию, то что говорить о Госплане, который является абсолютным монополистом? Надо сказать, точка зрения Шумпетера куда резоннее, чем калькуляционный аргумент Мизеса и Хайека.
Калькуляционный аргумент стал ключевым аргументом австрийцев против плановой экономики, который ушел в массы в результате краха соцблока, поскольку австрийцы объявили это собственным триумфом. С тех пор он относительно часто встречается в обывательской среде.
Короче говоря:
1) Почти с самого начала своего существования Австрийская Школа оппонировала марксистской политэкономии. Впервые объемную критику марксистской экономической теории предоставил Ойген фон Бём-Баверк.
2) Бём-Баверк выдвинул ряд аргументов против марксистской политической экономии, наиболее известным из которых было обнаруженное противоречие между первым и третьими томом «Капитала» Карла Маркса, которая породит долгие дебаты.
4) Калькуляционный аргумент является главным аргументом против социалистического экономического устройства общества, который в свое время поднял большую дискуссию с участием многих экономистов и математиков тех времен. Суть калькуляционного аргумента заключается в том, что без рыночных цен плановая экономика не сможет получить необходимую информацию для составления плана и ведения экономической деятельности, поскольку рыночная цена служит сигналом, координирующим экономическую деятельность в капиталистической экономике.
5) Фридрих фон Хайек развил аргументацию Людвига фон Мизеса, указав на то, что даже если допустить теоретическую возможность сбора всей необходимой для планирования информации, то объем обрабатываемых данных и фактор местных условий будет столь велик, что создать качественный план не представляется возможным.
Заключение
Австрийская школа является лагерем рыночных радикалов в экономической науке, и, по совместительству, экономическим обоснованием либертарианского движения. Её аксиоматика и последующие выводы выглядят стройно и непротиворечиво, а потому она обрела некоторую популярность, особенно в среде школьников и студентов, коими и является подавляющее большинство либертарианцев. Впрочем, в экономической науке данное направление было и остаётся маргинальным. Это связано с тем, что теоретические концепции Австрийской экономической школы не проходят по научным критериям верифицируемости и фальсифицируемости. АЭШ буквально пестрит этими проблемами в своих построениях: от праксиологии, теории предельной полезности и рассеянных знаний, до естественной ставки процента. Словом, под сомнение ставится значительная часть её теоретических основ.
Конечно, сторонникам Австрийской школы это не очень мешает, а сами они продолжают свои изыскания на экономическом поприще. Ну и пусть. Нам ведь не жалко, правда?
Автор - Федор Яковлев
Подписывайтесь на Ученые коты