24 ноября 1730 года родился великий полководец, генералиссимус Александр Васильевич Суворов. Он командовал войсками в 61 сражении и выиграл из них ровно 61. Есть и другие подсчеты, привожу минимальную цифру. Полководец был любим в армии. И, естественно, его имя и деяния со временем обросли множеством историй, в которых порой трудно отличить правду от вымысла.
Первая история - из детства. Когда Александру Васильевичу Суворову исполнилось 11 лет, к его отцу заехал старый знакомый, генерал Абрам Петрович Ганнибал, «арап Петра Великого». Василий Иванович, беседуя с гостем, рассказал об увлечении сына военной наукой и историей. Ганнибал поговорил с отроком, пересмотрел книги, которые он читает, и посоветовал Суворову-отцу поощрять увлечения сына. Сказав, что блаженной памяти Петр Великий непременно поцеловал бы мальчика в лоб за его настойчивые труды. И, кто знает, может, если бы не мудрый совет «арапа Петра Великого», Россия лишилась бы самого величайшего полководца в новейшей истории…
Будучи в Петергофе в карауле, молодой Суворов стоял на часах у Монплезира, Императрица Елизавета Петровна проходила мимо; Суворов отдал ей честь. Государыня почему-то обратила на него внимание и спросила, как его зовут. Узнав, что он сын Василия Ивановича, который был ей известен; она вынула серебряный рубль и хотела дать Суворову. Он отказался взять, объяснив, что караульный устав запрещает брать часовому деньги. «Молодец», сказала Государыня: «знаешь службу»; потрепала его по щеке и пожаловала поцеловать свою руку. «Я положу рубль здесь, на земле», прибавила она: «как сменишься, так возьми». Этот рубль Суворов хранил всю свою жизнь....
Как-то на придворном балу, желая оказать внимание Суворову, Екатерина II спросила:
— Чем потчевать дорогого гостя?
— Благослови, царица, водкой, — ответил Суворов.
— Но что скажут красавицы фрейлины, которые будут с вами разговаривать? — заметила Екатерина.
— Они почувствуют, что с ними говорит солдат.....
Суворов придумал свою собственную гигиену, сообразно с которой и вел жизнь. Он ложился спать в шесть часов вечера, а вставал в два часа ночи и прямо из постели окачивался холодной водой. Обедал он в семь часов утра, употреблял самые простые кушанья, преимущественно щи, кашу, борщ, причем его денщик Прошка Дубасов был уполномочен отнимать у него тарелку, если замечал, что Суворов допускает излишество. Он никогда не носил теплого платья и лишь в сильные морозы накидывал на себя старую шинель, носившую название «родительского плаща». Когда Императрица подарила ему черную соболью шубу, он, отправляясь во дворец, возил ее на коленях, объясняя, что «не дерзает возлагать на свое грешное тело такой дорогой подарок»....
Перед сражением при Рымнике принц Кобургский, командовавший союзными нам австрийскими войсками, с опаской сказал Суворову:
— Посмотрите, какое множество турок мы имеем против себя!
Турецкое войско насчитывало 100 тысяч солдат, в четыре раза больше.
— Это хорошо, — отвечал спокойно Суворов. — чем больше турок, тем удобнее будет их разбить. Все-таки их не столько, чтобы они нам заслонили солнце...
Позднее Александр Васильевич, вспоминая о совместной кампании с принцем Кобургским, говорил: «Австрийцы — добрые ребята, но у них проклятая привычка — всегда быть битыми».
Австрийский генерал Михаэль фон Мелас как-то заспорил с Суворовым о его тактике, и в конце беседы саркастично сказал: «Да, я позабыл — вы генерал “Вперед”». Суворов ответил: «Правда, Суворов — вперед! Но иногда оглядываюсь и назад, не с тем, однако же, чтобы бежать, но чтобы напасть».....
Суворов накануне отъезда в Италию беседовал с главой дипломатии Ф.В. Ростопчиным о предстоящей войне и о тогдашнем положении Европы. Граф Александр Васильевич начал сперва вычитать ошибки цесарских начальников, потом сообщать свои собственные виды и намерения. Слова текли как река, мысли все были чрезвычайного человека. А посреди речи, вспоминал Ростопчин, он вдруг из Цицерона и Юлия Кесаря обратился в птицу и запел громко петухом. Ростопчин вскочил и спросил Суворова с огорчением: «Как это возможно?!» А он, смеючись, сказал: «Поживи с мое, закричишь курицей»....
Суворова в Вене пригласили в обер-кригсрат и попросили привезти с собой план предстоящей кампании в Италии. Суворов прибыл и занял назначенное ему место. После обсуждения некоторых вопросов первый министр граф Тугут обратился к Суворову: «Вы, господин фельдмаршал, изволили, вероятно, уже сделать и привезти с собой Ваш план кампании?»
Суворов встал со своего места, вынул из-под мундира большой лист бумаги, развернул его и положил на стол. Присутствующие с удивлением увидели лист белой бумаги, а Суворов после краткой паузы сказал: «Я других планов кампании никогда не делал», — поклонился всем и уехал....
Староста одной из суворовских вотчин жаловался, что у них есть бобыль, который податей не платит, не работает и годами шатается неведомо где. Суворов рассердился и приказал: «В сей же мясоед его женить и завести ему миром хозяйство; буде же замешкаетесь, я велю его женить на вашей первостатейной девице, а доколе он исправится, ему пособлять миром».
Раз Суворов заметил, что в одном из его поместий мужчин гораздо больше, чем женщин. Он по-военному посылает приказ своему управляющему: привезти девок из других деревень. «Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять... на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно». Суворов всячески поощрял браки своих крестьян и наставлял своего управляющего: «Крестьянин богатеет не деньгами, а детьми; от детей ему и деньги»....
Раз Суворов шел по коридору Зимнего дворца с любимцем императора Павла, бывшим его брадобреем, графом Кутайсовым. Суворов, увидя истопника, вдруг остановился и стал кланяться ему в пояс.
— Что вы делаете, князь, — спросил изумленный Кутайсов, — это истопник.
— Помилуй Бог, — сказал Суворов, — ты граф, я князь; при милости царской не узнаешь, что какой вельможа может выйти из этого истопника, поэтому надобно его задобрить наперед.....
Александр Васильевич часто повторял: «Горжусь, что я Россиянин!» Ему не нравилось, если кто-то старался обезъянничать – подражать французам в выговоре их языка и в манерах. Такого франта полководец осаживал язвительным вопросом: «Давно ли изволили получать письма из Парижа от родных?»....
Полководец Румянцев-Задунайский отзывался о Суворове так: «Вот человек, который всех хочет уверить, что он глуп, и никто ему не верит».