…На него обычно оглядываются прохожие. А он шагает – большой, спокойный – и не смотрит ни на кого, очки поблескивают, в руке – неизменные четки. Целеустремленно шагает, уверенно, и выражение лица – всегда отрешенно-радостное, будто он знает великую светлую тайну… Встречая знакомого, впрочем, он мгновенно озаряется широкой улыбкой, искренней и детской.
Текст: Наталья Разувакина, фото: Александр Бурый
Он мог бы играть доброго волшебника и мерить вот так шагами любую страну, ведь сказка нужна всем.
Еще полтора года назад Ян жил в Голландии, сейчас – в России. А путь все тот же: из дома до монастырских стен, из храма – снова домой, в тайную комнату, где…
Но давайте по порядку.
Ян ден Бисен – уникальный книжный доктор, переплетчик и реставратор книг высочайшего класса, в прошлом католический монах – поселился летом 2021 года в старинном русском городе Переславле-Залесском, где вполне счастлив с женой и ребенком, где сын его, школьник, трудится в алтаре Введенского храма древнего Феодоровского монастыря, а местные прихожане привычно кивают при встрече: «Здравствуй, Ян!»
Что за великие потрясения заставили человека так круто изменить и веру, и судьбу?
«СЮДА ПРИБЫЛ ЦАРЬ МОСКОВИИ»
Ян был младшим ребенком в семье, четвертым сыном. Родив его, мать начала стремительно слепнуть, и все заботы по дому четко выполнялись мужчинами. Мама перед иконами (огонек лампады она еще какое-то время видела); мама в большом кресле с нитью четок в руках; мама перебирает пожелтевшие страницы молитвенника, глядя куда-то поверх страниц… И каждое воскресенье всей семьей в церковь. И без молитвы за стол не садились. И много, много забот…
В школе Яна считали странным, вышучивали порою зло и обидно, но он не обижался – не умеет, да и некогда было. Все самое главное происходило дома. Семья была дружной. Жили единой командой: и в трудах вместе, и в праздники само собой! Однажды Яну подарили на день рождения набор юного переплетчика – самый обычный, что-то из серии «Сделай сам». «О, это был великий день!» – вспоминает Ян. Назовите как угодно – большой старт, благословение в профессию или даже инициация, но волшебник получил волшебную палочку. Тогда, в 14 лет.
А жила семья в Маастрихте – одном из самых старых городов Нидерландов, основанном еще во времена Римской империи. Город, название которого означает буквально «дорога вдоль Мааса» – местной реки, красив узнаваемо, по-андерсеновски: остроконечные крыши, большой каменный мост… Много позже, впервые посетив Россию в 2008 году, Ян изумится, увидев точную копию главной ратуши своего родного города в Троице-Сергиевой лавре.
Существует предание, что царь Петр по-русски широко гульнул летом 1717 года в ратуше Маастрихта, а вернувшись на родину, велел построить здесь точно такую же, на память, в качестве одной из угловых башен лавры. Скорее всего, это не так. Да и русские архитекторы XVII века активно пользовались изображениями голландских зданий, возводя весьма похожие – в камне. И знаменитая Уточья башня лавры была построена еще до визита Петра в Голландию. Но как бы то ни было, поразительная похожесть двух башен была расценена Яном как знак свыше.
Кстати, на одном из домов Маастрихта до сих пор есть надпись на латыни: «Сюда прибыл царь Московии». Много раз ходил мимо юный Ян, и на секунду не предполагая, насколько тесно связанной с Московией окажется его собственная жизнь. Ходил… в монастырь.
У его наставника и старшего друга, монаха Лаврентия, было пять помощников из числа монахов и один юный, самый въедливый ученик. Яну, совсем мальчишке, доверяли средневековые фолианты, работе с которыми он обучался кропотливо и благоговейно. Пока сверстники смотрели кино, дрались, влюблялись, гоняли мяч и пробовали недозволенные взрослые радости, волшебник постигал ремесло.
ИЗ ДОМА В ДОМ
…Мы сидим в уютной гостиной светлого переславского дома Яна и Ольги. На широком столе – простое овсяное печенье: пост. Ян лучисто улыбается и мне, и неугомонному котенку, недавнему монастырскому подкидышу, а на мои вопросы отвечает в основном Оля: русский для отца семейства пока еще слишком сложен.
«Но как же вы решились в столь юном возрасте принять постриг, в 18 лет? Вы помните сам момент принятия решения?» – спрашиваю я.
Ольга переводит, а Ян лишь мотает головой, смеясь: нет, не помнит! «Да не было никакого момента, – храм, мастерская, службы, отец Лаврентий, ничего не изменилось в жизни по сути, тем более и брат его старший уже в том монастыре был, – поясняет жена, – он просто из одного дома в другой перешел!»
И потекла монашеская жизнь, в которой любимому делу – лечению древних книг – приходилось уделять не так много времени, как хотелось бы. Задания-послушания у Яна были такие же, как и у всех: работа на кухне, работа в саду… день за днем, 14 лет подряд. Интересно, что в годы Второй мировой войны на территории этого бенедиктинского монастыря немцы построили барак для советских военнопленных и занимались те ровно тем же самым – работой на кухне, работой в саду… Еще одна ниточка, связывающая Яна с Россией? Но нет, конечно. Потому что ниточкой этой – нитью, канатом – явилась вера и... русская жена.
Медсестра Ольга приехала в Нидерланды по работе и осталась там жить. С Яном, к тому времени уже покинувшим монастырь из-за неприятия нового настоятеля (тогда в мирскую жизнь вернулась едва ли не половина насельников. – Прим. авт.), познакомилась случайно, через приятелей. А темы общие нашлись моментально: Ян, горячо заинтересовавшийся православием как более живой, чем католичество, христианской традицией, с большим почтением относился к Силуану Афонскому – русскому святому, столь любимому Ольгой. Разговорились… Расставаться показалось противоестественным. Именно с ней, с Ольгой, впервые переступил Ян порог православного храма. Именно в России. И обвенчались они по православному обряду. А потом Ян и сам в православие перешел. И снова «не было какого-то мучительного принятия решения, не было выбора, все само, естественно…».
Но самое естественное для Яна – это его дело, реставрация книг. «Я ехал в Россию и думал: Господи, а как же работа?! Кому я там нужен?» Но не прошло и двух недель – и оказалось, что нужен, и еще как! В Библиотеке иностранной литературы в Москве о технологиях, которыми владеет Ян, и понятия не имели, заливали канцелярским клеем редчайшие старые издания, иногда в единственном экземпляре сохранившиеся. И вот – позвонили голландцу. О нем, о его переезде в Переславль-Залесский сарафанное радио рассказало. Точнее – соцсеть. А ведь могло и не рассказать! Но нет, случайностей в жизни волшебников не бывает: коль уж зажглась путеводная звездочка над ним в 14 лет, то так и ведет.
«НОСТАЛЬГИИ – НОЛЬ!»
Кстати, о звезде. Ян с Олей привезли из Голландии два флюгера – ангела-трубача и рождественскую звезду. Звезда была у ворот их нидерландского жилища, она же глядит теперь с высокого шеста на узенький проулок Переславля-Залесского. Смастерил ее Ян вместе с Даней, 12-летним сыном. Да и на переезд в Россию он вряд ли бы решился, если бы не Даниил…
Сбивчиво, с помощью Ольги Ян выплескивает мне свою боль, рассказывает о необратимых переменах в европейском обществе, происшедших буквально на его глазах, за его 54-летнюю жизнь. В родном городе – десяток монастырей, и везде шли службы, а сейчас люди предпочитают развлекаться, церкви становятся культурными центрами, а то и мечетями в угоду мигрантам и духу политкорректности, вековая традиция (в устах Яна это – «Традиция!») уходит в прошлое, и как же не хочется отдавать единственного наследника миру ложных ценностей! «Он пять дней в школу ходит, а мы потом за выходные его едва в норму приведем, и снова в эту школу! – вторит мужу Ольга. – Там и к учителю отношение панибратское, все как бы на равных, делают на уроках что хотят, разгуливают посреди урока, а уж какие ценности им пропагандируют, и говорить противно…».
На вопрос, каково же ему в российской школе, Даня пожимает плечом: нормально! И по-русски он тоже говорит вполне нормально – двуязычный с раннего детства. Был период, когда малыш предпочитал говорить не только с папой, но и с мамой по-голландски. Ведь так удобнее, ведь все вокруг говорят только так! Но Ольга делала вид, что не понимает сына. С мамой – только по-русски! Этот момент был принципиальным. «Почему? Да потому что есть христианство, мы в нем живем, и есть сейчас в мире единственная база христианства – это Россия! Наш сын должен говорить по-русски!»
А вот город они выбирали раздумчиво. Ольга родом из столицы, но в Москву, и вообще в мегаполис, не хотелось. Думали поселиться поближе к Оптиной пустыни, куда из Голландии ездили не раз. Рассматривали и Суздаль, и Ростов Великий… Но выбор в итоге пал на Переславль-Залесский, потому как именно здесь, на огромном и загадочном Плещееве озере, основал Петр I российский флот. Царь Петр, что ходил когда-то теми же голландскими улицами, что и Ян.
Он не скучает по географической родине нисколечко. «Ностальгии – ноль!» – говорит Ян. Человек традиции, он живет в традиционной системе координат: есть Бог, есть любимое дело, есть семья. Процессы, происходящие в мире, не радуют, но… «Я был тогда маленьким, лет восьми всего, и мои родители вдруг увлеклись медитациями, восточными религиями, это было модно тогда, ну и я интересовался, наблюдал. А бабушка так строго мне четки показала, потрясла ими: Ян! Вот оружие наше, и нет другого! Этим оружием ты и рогатого победишь, и любого врага!» Ян запомнил это на всю жизнь и живет – как шагает. Уверенно и по прямой. И не Голландию, не Россию он широкими шагами измеряет, идя из дома в церковь и обратно с четками на левом запястье, а Землю нашу.
«ТАК МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО В РОССИИ!»
Немного странно ему в России, люди поначалу настороженными казались, угрюмыми даже. В Европе чуть начинаешь с человеком говорить – он тебе улыбается… «Но это улыбка, под которой ничего нет, там все отдельные, разделенные. А в России к тебе приглядываются сначала, а улыбаться начинают уже потом, позже, когда узнают. И это другая улыбка. И люди раскрываются. Не сразу, но глубоко!» – говорит Ян.
Немного странно, но хорошо. Для Яна Россия – страна чудесных неожиданностей. Да таких, что европейские знакомые, с которыми он делится своими историями, верят в них с трудом. Как, например, поверить привыкшему жить в системе правил, предписаний и инструкций голландцу, бельгийцу или немцу вот в такую вопиющую импровизацию: сломалась у Яна машина, встала на трассе между городами, потребовался эвакуатор, вызвали. Приехал на удивление быстро. Отвез в ремонтную мастерскую совсем не в Москву, как Ян и Оля думали, а «тут недалеко, к Витьку и Сереге». И мастера трудились рьяно, забыв о времени и ужине. И лишь когда машина вновь была на ходу, выяснилось, что эвакуатор был вовсе не тот. Не по вызову то есть, а «просто мимо ехал, гляжу, а у вас беда…».
«Так может быть только в России! Без вызова, без квитанции. Просто помог! Он ведь армянин был, этот водитель эвакуатора, но русский! Вы меня понимаете?» – улыбается Ян.
Я понимаю. Чего уж, на том стоим. Смотрю на Яна, улавливаю ровную веселость его голоса, силу и уверенность рук и понимаю, что в чем-то главном и он – русский.
«ЭТО ДЯТЕЛ ПРОДОЛБИЛ!»
Хотя про руки все же не понимаю. Вот как, как он это делает?! Как прикрепляет ровнехонькие деревянные обложки («Это дуб, реальный дуб!») к еле дышащим толстенным книгам, как работает с драгоценным пергаменом, делая из него корешки, как кантует вот эту 15-килограммовую книжищу итальянскую с картинками по древней мифологии («Второй такой нет!)? Как не запутается в сотнях инструментов, что висят на стене мастерской – его главного обиталища, сакральной, тайной комнаты волшебника? Здесь живет вечность. И потому тишина особая, не библиотечная совсем. И не музейная. Хотя каждый фолиант и каждый томик, попадающий в поле зрения, – готовый экспонат. Одна Псалтирь XVIII века чего стоит, да еще исписанная латиницей в самом начале от руки…
Но дело даже не в самих книгах, что отданы мастеру на реставрацию из библиотек, из частных коллекций, из собраний монастырей. Дело в самом ремесле, носителей которого в России почти не осталось. Когда-то были, конечно. Как были и древнейшие библиотеки – как правило, монастырские, – но история наша, увы, богата на смерчи, уничтожающие всё и вся. То набеги кочевников, то большевики… Уничтожены не только бесчисленные тома старинных библиотек, но и сами мастера. И вот нам прислан Ян. Волшебник, знающий, как варить целебный клей, из чего и при какой температуре, чтоб не канцелярским из ближайшего супермаркета обложку единственной на всей планете книги чинить… Как, как он это делает? Не понимаю не одна я. Библиотечные работники, москвичи, попросили Яна дать им хоть ненадолго его голландский учебник по книжной реставрации, надеются откопировать да переводить потихоньку.
Отсюда же, из светлой мастерской, где на стенах ровными рядами расположились и иконы, и инструменты, и фотографии родных лиц, проводит Ян мастер-классы для всех желающих овладеть его ремеслом. Он щедр, ему не жалко.
«А вот это, смотри, это дятел продолбил, а я решил оставить, красиво!» – показывает он мне небольшую книжку в толстой деревянной обложке с большой дырой посередине. И правда – красиво. И ни в одном учебнике не может быть рассказано, что для украшения обложки сгодится след от трудов дятла. Волшебство, которым владеет Ян, – не ремесло, но искусство. И если даже работе с пергаменом, этому высшему пилотажу в деле книжной реставрации, возможно научиться при определенных способностях и должном желании, то такой импровизации не научишься, это уже – талант, данный свыше.
…А завтра я снова встречу его на улице Переславля-Залесского. Большой, немножко нелепый, из вечных чудиков, он просияет мне своей детской улыбкой и зашагает дальше, а я буду смотреть ему вслед и снова гадать – кто он? Книжный лекарь? А может – лекарь истории? Хранитель незыблемой Традиции, данной небом и все еще живущей в нашем безумном мире?
Веселый голландец Ян ден Бисен зашагает точно к цели, к синим – в звездах! – куполам богородичного храма, где уже идет служба. Где помогает священнику в алтаре Даниил, его сын, звезду которого он привез издалека и установил над изгородью своего русского дома.