Нарва - город с многовековой историей на границе с Россией. Население города русское, эстонцев процентов пять. Многие русские живут здесь испокон веков, гордятся одновременно и тем, что они русские, и тем, что являются гражданами Эстонии. Им везёт: при Советском союзе жилось прекрасно, учитывая, что снабжалась Эстония не хуже Москвы и даже получше Ленинграда. Сейчас Эстонию подпирает Евросоюз, без него эстонцам пришлось бы туго, промышленность-то, созданную при СССР, развалили.
В годы Великой отечественной войны Нарва была под оккупацией. После войны лежала в руинах, при освобождении там шли ожесточенные бои. Потому и жили нарвитяне в бараках в первые годы, а некоторые, как моя свекровь, застряли там аж до семидесятых годов. Но, в конечном итоге, всем дали прекрасное благоустроенное жилье. Живут сейчас, припеваючи, русские в Нарве при независимой Эстонии. Зарплаты и пенсии намного больше наших. Народ весёлый, неунывающий. Приезжая к свекрови, я за неделю, бывало, наслушаюсь столько весёлых историй и баек, что на год хватает. Старалась запоминать, рассказывала их своим родителям, а они восторгались и, как дети, радовались. Работала Римма Ивановна всю свою сознательную жизнь на Кренгольмской мануфактуре.
Работа была очень тяжёлой. Как и повсюду в те времена, народ старался извлечь хоть какую-нибудь выгоду, иногда просто утащить что-нибудь с работы. Кренгольмская мануфактура была крупнейшей в Европе. Хлопок поступал из Индии, из Египта, наш из Средней Азии был низкого сорта и с ним мало работали. Индийский длинноволокнистый хлопок привозили в огромных тюках по девяносто килограммов, упакованным в мешки из мягкого толстого х/б материала, прекрасно годившегося и на тряпки для мытья пола, и на рукоделие. Наша матушка запаслась этими мешками на всю оставшуюся жизнь, да и мы ими до сих пор пользуемся.
Тащили все, что удавалось (наша Римма Ивановна этим не занималась). Через проходную вынести, например, ткань было невозможно. Работники делали из материи тугие свёртки и перекидывали их через забор. Такой свёрток однажды нашла Римма Ивановна в траве у фабричного забора. Ткань лежала у нее долго, пока ее не отдали мне. Я сшила из нее платье. И на наволочку осталось для маленькой подушки. Нитки выносили целыми большущими бабинами, красили их и ткали дорожки. Краска была нестойкая, дорожки после стирки становились хуже, чем до стирки, с разводами, с пятнами. Были у нас такие в первые годы жизни в Нелидово. Багажом из Нарвы приехали. Свекровь купила у знакомой для семьи сыночка.
Интересный случай был, который не могу не рассказать. Прошел слух, что на фабричный склад поступила какая-то крупа в мешках. Все решили, что это саго, крупа из крахмала. Вся Кулга запаслась дефицитной крупой у несунов. Начали саго варить. Час варят, другой варят, а саго как было твердым, так и оставалось. Выяснилось, что это не саго, а гранулы полипропилена, которые использовались в текстильном производстве, из них отливали шпули.
Как-то появились на Кулге чернокожие товарищи, почернели вдруг всем известные алкаголики. Они, стыдясь своего необычного вида, поселились колонией на острове Петровском. Знакомые снабжали их едой и выпивкой. Дело-то было летом. Оказалось, что развеселая компания раздобыла на фабрике какую-то жидкость на спирте, то ли денатурат, то ли морилку. Собутыльники выпили ее и почернели. Пигмент осел у них в кожных покровах и долго не выводился. Где-то через месяца два несчастные начали приобретать первоначальный вид и возвращаться к привычной жизни. Все это рассказывала мне Римма Ивановна.
Она, разведясь с Михаилом Павловичем, пока сын учился в школе, замуж не выходила. А, когда Слава уехал на учебу в Ленинград, к ней посватался тихий, скромный мужичок из общежития. Гармонист, между прочим.
Звали его Александром Васильевичем. Он был разведен, имел дочь Зою. Первая жена Лида бросила его, по его словам, она была беспутная, любила погулять, выпить, изменяла ему. Прельстившись на его тихий, услужливый нрав, свекровь расписалась с ним. Поводом для регистрации послужило и то, что ей должны были дать квартиру. Чтобы дали не однушку, а двухкомнатную, пошла наша Римма Ивановна на этот шаг, о чем потом горько пожалела. Васильич пришел к новой жене с большим тяжёлым чемоданом, который был заперт на ключ. "Наверное, он там богатство прячет от меня" - думала свекровь. Однажды, когда она мыла пол и передвигала чемодан Васильича, он раскрылся и оттуда вывалились старые непарные башмаки, собранные, по всей вероятности, по всей мужицкой общаге, и ещё два грязных кирпича для утяжеления . Вот так "богатства", вот так приданое приволок наш молодожен! Наша бабушка Римма женщина веселая, рассказывая это, смеялась до слез, и я вместе с ней. После переезда на новую квартиру новоявленный муж начал все чаще прикладываться к бутылке. В Нарве у него жили два брата: один родной - Михаил, другой двоюродный - Анатолий. Оба любили выпить. Братья собирались и пили по чёрному. Все в итоге от водки и погибли. Васильевича разбил инсульт. Пролежал он два года. Ухаживала за ним жена. Римма Ивановна просила дочку Васильича Зою взять отца хоть на неделю. Ей нужно было лечь в больницу полечиться. Зоя ответила, как отрезала, что не возьмёт отца, что пусть они обращаются... в Красный Крест.
Когда я жила четыре месяца в Нарве с маленьким Андрюшей, Васильич постоянно просил у меня денег на выпивку. Свекровь строго настрого запретила мне финансировать "пьянку". Получив отказ, Васильич орал на меня: "На вокзал! Убирайся из моей квартиры!" Я ему отвечала, что я не у него квартире живу, а у матери мужа. Как же он меня доставал! Однажды свекровь с Васильичем, поехали на машине двоюродного брата за грибами. Меня, к моему большому огорчению, не взяли. Я осталась с Андрюшей. Привезли грибы, бруснику. Принялись все перебирать. Васильевич, когда жена вышла, пристал ко мне с требованием дать денег. Свекровь услышала и принялась его отчитывать, а он, поганец, ударил ее по голове. Я онемела.
Узнав от меня о случившемся, приехавший Слава вытащил Васильича в коридор за шиворот, встряхнул его пару раз. Тот раскричался, разобиделся и побежал к участковому жаловаться. Милиционер пришел, увидел трезвых, нормальных людей, маленького ребенка у меня на руках, посмотрел на пьяного Васильича и пригрозил ему вытрезвителем. В последний раз я видела Александра Васильевича в год нашей Серебряной свадьбы. Он сидел, уже парализованный на своей кровати, перед ним стояла табуретка с тарелочкой, полной закусок, и стакан... с фантой, а иы со свекровью, дочкой Васильича Зоей с мужем Виктором сидели за накрытым столом. Отмечали 25 лет нашей совместной жизни. Васильич уже не вставал. Вскоре он ушел в мир иной, а его дочка решила, что неплохо бы завладеть квартирой в Нарве. Квартира была приватизирована Риммой Ивановной ещё при жизни Васильича на эстонский ваучер, называемый "Зелёная карта". Свою Зелёную карту Васильич отдал Зое, своей единственной дочери, на нее она купила хутор, дом с большим участком земли.
Зоя приехала к Римме Ивановне, тихонечко выкрала ордер на квартиру, подговаривалась, чтобы поселить в ней свою дочку Яну. Позвонила Славе, мол, надо ему маму забрать в Воркуту, ей трудно одной без поддержки... тадам! - ее (парализованного) папы! Наша бабушка Римма долго смеялась над ее словами. Она, говорит, только жить хорошо начала, когда одна осталась (и прожила в свое удовольствие 14 лет). Буквально на днях дочка Васильича появилась на нашем горизонте, написала в соцсетях, что хочет поставить на могилках отца и тети Риммы новую ограду, что ей нужны от нас деньги. Слава ответил ей, чтобы она сделала это на свои средства, прислала фото ограды и счёт, а мы ей пришлём половину стоимости. Такой расклад ее, конечно, не устроил. В свое время Римма Ивановна давала ей деньги на памятник для отца. Никакого памятника никто не поставил, так и осталась у Александра Васильевича табличка, а на деньги Зоя купила золотые сережки дочкам на память о дедушке Саше.