СТАТЬЯ 174 (Окончание главы моего романа «Сердца человечьи»)
Хор ныне пел отменно, и Кирик сквозь сладкозвучие его и восторг свой вдруг снова свою Мирославу узрел будто воочию. Вот она стоит в наряде невестином, вся в белом, и он к ней подходит. И она наклоняет голову свою с косою широкой в венце, и вешает он ей на грудь высокую образок тот, с крошечной молитвочкой в нише потаенной под досочкой тонюсенькой. Он еле-еле еще ее сумел написать маленькими буковками, а внизу подписал: «Красе моей во здравие навечно от Кирика». И образок теперь уж покоится на груди Мирославы, и сверкают ризы Богоматери и Христа с нее, как каменья драгоценные, как роса на утренней траве, как капель с сосулек весенних… «Эх, хорошо б брат Варлампий договорился с игуменом! — тут еще подумал Кирик, идя вдоль хора и вслушиваясь в пение каждого — так ли тянет? — и вглядываясь в закорючки значков хитрых в книге — по этим закорючкам-то пение и сверяется. — Эх, надо бы уходить к епископу Нифонту, там всегда будешь при людях, да и Нифонт дозволит на торг порой ходить, ну хотя б чтоб выбрать пергамент получше».
Кирик возносился от пения все выше и выше (а как он оказался-то вдруг тут, во храме, даже и не заметил сам?), опять он детство свое удивительное вспомнил, про то, как с той девочкой очень дружил и как ее любил, и как она на него восхищенно смотрела, когда сидела со своею куклою соломенной. Да, с сестренкой тоже было интересно, но с Марьей было еще и очень-очень радостно, как будто пело сердце! Как выйдешь на улицу, в сад крошечный, так хочется сразу к ней бежать, чтоб ее увидеть. У них, у Марьи-то, сад огромный был, туда и часто Кирик пролазил с сестренкой иль один, и они сидели там, в траве, в кустах смородины душистой, лепили куличи из земли и потчевали ими себя и детей своих, то есть кукол Марии. Да, Мария очень любила в куклы играть, и когда к ней приходил Кирик с сестренкой, она сразу три куклы выносила из дома, нет, не три куклы, а две, а третий был медвежонок, он был братом кукол, и медвежонком всегда играл Кирик, и с медвежонком все очень хотели дружить — да, вот-вот, Кирик того медвежонка укладывал спать, он будил им сестренок его возле, он ходил с ним на охоту в соседние кусты и приносил сестренкам свежую смородину и малину, и все, съевши угощение, благодарили медвежонка, что он такой заботливый и добрый… И Кирику было очень приятно так играть, втайне любуясь Машей пригожей… А потом Кирик снова вдруг вспомнил, как громили двор Машиного отца и как кричали дико и злобно там люди: «На поток! На разграбление лиходея!» — и как он, Кирик, бросился туда, но его мать схватила в охапку, сжала и не пустила. И только ее мольба теперь гремела в голове: «Не надо! Не надо! Убьют!»
— Как убьют?! За что?! — Барахтался щенком в цепких руках матери Кирик. — Она… там!
— Убьют! Убьют! — как будто в беспамятстве только и повторяла мать, сжимая сыночка все сильнее и скукоживаясь сама. — Это новгородцы, сыночек, люди жестокие! Страшные!
С того времени Маши не стало. Позже узнал он, что она с матерью уехала к отцу ее куда-то ли во Псков, то ли в Ростов Великий, се Кирик теперь никак не мог вспомнить. «Нет, их отца точно убили тогда, иль нет? — тут подумал математик, ловя ноты крайнего певуна хора. — Так где же теперь Марья? Думает ли, помнит обо мне?..»
Вдруг песнь божественная кончилась. Кирик встрепенулся, посмотрел на свой хор чернецов, те чего-то бойко зашуршали — видать, устали петь, — и тогда Кирик перекрестился, за ним покрестились все. — Ну, пожалуй, хватит, — проговорил доместик. — Завтра продолжим, братья, в сей же час.
Монахи стали расходиться сразу, Кирик же пошел в свою келью, надобно было снова поработать над книгой и проверить последние расчеты. Но может, брат Варлампий освободился? Кирик вдруг почуял с радостью небывалой и с какой-то еще и тоской, что в брате Варлампии он нашел друга подлинного, с ним именно хотелось говорить, говорить и никогда не расставаться… «Но ведь и к Нифонту уйти хочется! Так, может, попросить владыку, чтоб изографа сего даровитого он тоже в свою мастерскую взял? — тут подумал Кирик. — Хорошо б было! А как еще вчера мы вместе так долго смотрели на небо звездное!..»
И Кирик снова глянул на небо. Да, звезды в ночи — самая великая тайна…
ОКОНЧАНИЕ ГЛАВЫ РОМАНА
Спасибо за внимание, мои читатели! Успехов вам! По-прежнему очень жду отзывов, ведь я так стараюсь для вас!