Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Учись у них — у дуба, у берёзы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!
Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
Жутковатое описание зимы Афанасия Фета, видно, не близка ему эта пора. Но, при всём уважении к классику, "стоять и молчать" мы сегодня не станем, а будем, напротив, говорить, рассуждать и вспоминать. Дуб и берёза, конечно, ребята славные, однако ж не затем мы сегодня собрались, чтобы ежиться, да клясть январь - особенно, с его на удивление какой-то ноябрьской погодой. Кстати, судя по фразам поэта, до такой зимы, как у него, нам ещё далеко: и кора треснула, и метели, и лютый холод... Смотрю за окно: ни снежинки, слякоть, плюс четыре. Январь, господа... Однако, оставим это фенологическое нытьё, приглашаю вас в позапрошлое столетие, а славную компанию нам составят следующие персонажи и события, с ними связанные:
- Образчик belle lettre от Императора
- Пушкин, Вяземский и все-все-все
- "Я... нахожусь в ужасном затруднении..." Екатерина Геккерн
- Общественная жизнь Льва Толстого и его зубы
- Все обижают Салтыкова-Щедрина
- Как жениться провинциальному писарю?
Всё же было какое-что чувство... стиля, эдакий charme у Императора Александра Павловича "Благословенного"... Недаром же всё лучшее, чем славна Россия XIX века, выросло, расцвело или хотя бы родилось при нём. Почитаем его послание от 26 января 1810 года к любимой сестре Марии Павловне, что уже более пяти лет счастливо замужем за Карлом Фридрихом Саксен-Веймар-Эйзенахским. Что прежде всего приятно удивляет и даже обескураживает во время прочтения - недюжинные литературные способности Государя и какая-то особая, трудноуловимая, скользящая манера письма, исполненная недомолвок и намёков... Впрочем, таков, по-видимому, был и весь Александр, неспроста прозванный "Северным сфинксом".
- Любезный, добрый мой Друг, любезная Мари, в том, что я Вам так долго не писал, Вам следует винить лишь мои многочисленные отъезды то в Тверь, то в Москву и различные административные решения, которые я был вынужден принимать здесь по моем возвращении. Тысяча благодарностей, любезный добрый мой Друг, за Ваше милостивое письмо и за все, что оно содержит и что так умеет ценить мое сердце. Любить Вас более искренно, чем это делаю я, почти невозможно. Какая жестокая разница между этой зимой и прошлой. Никакого ПОСЛЕ РАЗВОДА, никаких бесед О СЕМ и никакого МИРОМ ГОСПОДУ ПОМОЛИМСЯ. Грустно закончился парад, и мы возвращаемся домой в свою келью; та безумная радость, которая при Вашем участии так приятно отвлекала меня от бумажной скуки, исчезла, и род меланхолии пришел во мне на смену тем очаровательным пируэтам, которые я в одиночку выделывал у Вас в комнате. Наконец, это радикальное изменение во всем. – CATHERINCHEN MEIN KINDCHEN все сделала о сем, так что я получил живот с KINDCHEN ВНУТРИ. Вот и все, что я имею Вам сказать по поводу этой королевской охоты. Воображать Вас себе до 7-ми раз в день. Это восхитительно и, добавлю, к сожалению, неповторяемо для меня, я уже слишком стар для подобного образа жизни. Пора покончить с этим безумством. Поцелуйте за меня ручку прекрасной и очаровательной Графине. Скажите ей, что если сама она не находит себя прекрасной, то этот недостаток восполняется восхищением, которое испытывают к Ее особе остальные. Завидую, что Вы можете видеть Ее столь часто. Тысяча добрых слов всей Вашей семье. Ваш сердцем и душой навеки.
О чём порою пишет Государь - не совсем понятно... все эти, нарочно крупно выделенные "ПОСЛЕ РАЗВОДА, никаких бесед О СЕМ и никакого МИРОМ ГОСПОДУ ПОМОЛИМСЯ"... видимо, что-то глубоко личное, семейное, о чём автора понимает лишь Мария Павловна. Упоминаемый KINDCHEN - первенец другой сестры, Екатерины Павловны, вышедшей первым браком за принца Георга Ольденбургского и обосновавшейся тогда в Твери, куда и полюбил ездить Александр. И уже тогда, хоть Императору всего-то тридцать два, проскальзывает меж строк этот его вечный spleen, неизменно проявляющийся то в государственных делах, когда с энтузиазмом взявшись за благое дело, он со временем бросал его, то в отношениях с женою, а то и вовсе, разочаровываясь буквально во всём и впадая в жёсткий мистицизм.
Отношения Пушкина и Вяземского достойны огромной монографии... Едва ли это дружба в прямом понимании слова. Это, скорее, единение умов, восприятия Эпохи, соревновательность талантов, потребность в общении. Вспомним их метания из одной столицы в другую в конце двадцатых годов: оба - полуопальные, за обоими учинён негласный дозор, оба мучительно ищут средств и приложения себя... Недаром Николай Павлович, метко объединив их в некое целое, бросил раздосадованно: "Один сумасшедший приехал, другой сумасшедший уехал". Нынче у нас - письмо Пушкина князю Петру из Михайловского от 26 января 1825 года.
- "Что ты замолк? получил ли ты от меня письмо, где говорил я тебе об Ольдекопе, о собрании моих элегий, о Татьяне etc. В «Цветах» встретил я тебя и чуть не задохся со смеху, прочитав твою «Черту местности». Это маленькая прелесть. «Чистосердечный ответ» растянут: рифмы слезы, розы завели тебя. Краткость одно из достоинств сказки эпиграмматической. Сквозь кашель и сквозь слезы очень забавно, но вся мужнина речь до за гробом ревность мучит растянута и натянута. Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм. Вот тебе критика длиннее твоей пиесы — да ты один можешь ввести и усовершенствовать этот род стихотворения. Руссо в нем образец, и его похабные эпиграммы стократ выше од и гимнов. — Прочел я в «Инвалиде» объявление о «Телеграфе». Что там моего? «Море» или «Телега»? Что мой Кюхля, за которого я стражду, но все люблю? говорят, его обстоятельства не хороши — чем не хороши? Жду к себе на днях брата и Дельвига — покамест я один-одинешенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни. Стихи не лезут. Я, кажется, писал тебе, что мои «Цыгане» никуда не годятся: не верь — я соврал — ты будешь ими очень доволен. «Онегин» печатается; брат и Плетнев смотрят за изданием; не ожидал я, чтоб он протерся сквозь цензуру — честь и слава Шишкову! Знаешь ты мое «Второе послание цензору»? там, между прочим,
Обдумав наконец намеренья благие,
Министра честного наш добрый царь избрал,
Шишков наук уже правленье восприял.
Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа,
Он славен славою двенадцатого года;
Один в толпе вельмож он русских муз любил,
Их, незамеченных, созвал, соединил;
Осиротелого венца Екатерины etc.
Так Арзамасец говорит ныне о деде Шишкове... вот почему я не решился по твоему совету к нему прибегнуть в деле своем с Ольдекопом. В подлостях нужно некоторое благородство. Я же подличал благонамеренно — имея в виду пользу нашей словесности и усмиренье кичливого Красовского. Прощай, кланяйся княгине — и детей поцелуй... "
----------------------------------------------
История с Ольдекопом - пожалуй, едва не первый в русской словесности случай беззаконной перепечатки авторского текста. Переведя на немецкий пушкинского "Кавказского пленника", издатель "St.-Petersburgische Zeitschrift" Евстафий Ольдекоп имел наглость дать там же ещё и оригинальный текст, чем практически лишил вечно нуждающегося в деньгах Пушкина возможности дальнейшего заработка на собственном произведении. Что же до Шишкова, то Пушкину позже таки пришлось прибегнуть к его помощи в сем деле...
Упоминается Пушкиным и "Московский телеграф" Полевого: в объявлении "Русского инвалида"извещается о выходе первого нумера журнала. Вяземский, к тому времени мучительно пытавшийся самоопределиться, оставшись без службы, с большою семьей и нехваткой средств, с радостью ухватился за сотрудничество с Полевым, обретя себя в критике, к которой тяготел всегда. Пушкин же - как и многие друзья князя Петра - полагали, что главное предназначенье его - всё-таки Поэзия. Может быть, отчасти отсюда берёт начало антипатия Пушкина к Полевому, взявшемуся за непосильный труд - издавать толстый журнал энциклопедического, просветительского направления с периодичностью раз в две недели. Сперва "Телеграф" для Пушкина был просто "дурак", а уж когда была задета честь поэта в истории с неудавшимся привлечением князя Юсупова к роли посажёного отца, Полевой стал Пушкину откровенно ненавистен.
И последнее (хотя это письмо можно разбирать сколь угодно долго)... Дела "Кюхли" Кюхельбекера и впрямь - не то что "нехороши", а... очень нехороши! Неуживчивый, непримиримый, негибкий, он, начиная с 1822 года, всё ищет места, то живёт в имении сестры, то дает частные уроки, влюбляется, но... отказывается от предмета своей страсти... нет средств, обрекать же избранницу на полуголодное существование не может. Уже скоро он переедет в Петербург, где, квартируя в казармах Гвардейского экипажа у брата Михаила неминуемо окажется вовлечён в декабрьские события того же года. Таков уж Кюхля... вечный неприкаянный странник!
26 января 1841 года датируется письмо из Сульца Екатерины Геккерн. Она вообще особа необычайно писучая, способна отсылать по нескольку писем в неделю и более всего напоминает некоторое досадное животное... Ты его пинком - оно снова лезет. Его за дверь - оно из окна. Надо ли говорить, что является основным предметным лейтмотивом едва ли не всех её посланий? Именно что... деньги. Фоном озвучивается интерес к происходящему в жизни оставшемуся в России семейству Гончаровых. Высказываются даже дидактические нравоучения, типа современного "а я щетаю што..." Но деньги, разумеется, главное. Где мои пять тысяч годовых, мм?
"Я хочу быть более любезной чем ты, дорогой Дмитрий, и спешу ответить на твое последнее письмо, потому что мне очень хочется доказать тебе своей аккуратностью всю ту радость, которую я испытываю, получая вести от вас. Я в особенности хочу, чтобы ты был глубоко уверен в том, что все то, что мне приходит из России, всегда мне чрезвычайно дорого, и что я берегу к ней и ко всем вам самую большую любовь. Вот мое кредо!
Я в самом деле в отчаянии, именно в отчаянии, дорогой друг, в связи с плохим состоянием твоих дел. Боже мой, когда же будем мы иметь счастье видеть хоть какое-то просветление! Мы все в этом так нуждаемся, потому что я тоже нахожусь в ужасном затруднении с деньгами из-за твоих задержек с присылкой, уверяю тебя, что я страдаю от этого не меньше, чем вся остальная семья. Дети мои растут, следственно, расходы не уменьшаются, а доходы исчезают. Все, о чем я тебя прошу, дорогой брат, это подумать обо мне, когда ты думаешь о сестрах, и верить, что я не сомневаюсь в твоем добром расположении.
Все, что ты мне пишешь о жене Вани, меня очень огорчает, и я искренне разделяю его беспокойство, для него было бы ужасно ее потерять, а если судить по тому, что говорят, этого можно опасаться, роды в особенности могут быть для нее пагубны. Если все пройдет благополучно, как хотелось бы надеяться, европейский климат мог бы, может быть, поставить ее на ноги. Куда думает он ее везти?
Ты говоришь, что твои мальчишки хорошо растут, я очень рада и нисколько не удивляюсь, если они унаследовали отцовскую конституцию. Кстати, а как твое здоровьице, как дела с твоей дородностью, нажил ли ты уже респектабельное брюшко?
Дон должен гордиться, что похоронил свою законную супругу. А она то всегда плакала и причитала, сетуя на свою будущую вдовью судьбу. Я была очень удивлена, узнав, что она убралась первая, бедная женщина, да приемлет господь ее душу. Но она была неприятной особой, по крайней мере на земле! Передай мое сочувствие Дону. Я храню о нем самое нежное воспоминание с тех пор, как он вкатил мне некое лекарство, от которого я через несколько часов чуть не умерла, приняв огромную дозу. Впрочем, это была моя вина, я к нему приставала, чтобы он дал мне свое сильнодействующее снадобье.
Поцелуй свою жену, я надеюсь, что она уже избавилась от своей боли в ухе. Шлю свое благословение моим племянникам, а тебе разрешаю мысленно поцеловать мне руку.
Муж шлет вам тысячу приветов"
За приветы от мужа - мерси-с, очень, очень, весьма польщены... Нетрудно подсчитать, что каждый его "привет" обходится Дмитрию Николаевичу в 5 рублей. Дороговато. А как вам мнение мадам Геккерн о покойной супруге семейного врача Гончаровых? "Гордиться, что похоронил законную супругу"? "Убралась первая"? Какая прелесть... Что ж, кажется, у нас есть скверные новости для этой замечательной христианки... Она сама "уберётся" через два с половиною года, тридцатичетырёхлетней.
Кстати, было бы несправедливым не упомянуть ещё одно январское событие того же года, приключившееся с Дантесом двумя днями позже. В результате несчастного случая ему на охоте прострелили... руку. Ту самую. Стрелковую. И произошло это день в день спустя 4 года после роковой дуэли. Отчего же не в живот?
А нас с вами пришла пора покинуть эпоху николаевскую - с тем, чтобы через 21 год оказаться в совсем уже другом, постреформенном государственном устроении. В письмо от 26 января 1862 года Льва Толстого критику и литератору В.П.Боткину это "новое" так и ощущается... Что-то кипит, бурлит, какие-то выборы... даже в провинции. Вернее, даже так: главным образом в провинции!
- Вы на клочке пишете, и я на клочке, но вы как будто с злобой на меня, а я с всегдашней симпатией. Оно правда — выходит, как будто я отжиливаю у вас 600 франков, но я тут ни душой, ни телом не виноват. Получил я ваше письмо в то время, как наверное думал, что умру. Это у меня было всё нынешнее ужасное, тяжелое лето. Я ничего не делал, никому не писал; оттого и на ваше письмо ответил только письмом к сестре и к банкиру Марсельскому, которого теперь забыл и адрес. Я думал, что деньги ваши получены, а оказывается, что банкир их украл. На этой неделе вышлю вам эти несчастные 600 фр. Я издаю теперь 1-ю книжку своего журнала и в страшных хлопотах. Описать вам, до какой степени я люблю и знаю свое дело, невозможно — да и рассказать бы я не мог. Надеюсь, что в литературе на меня поднимется гвалт страшный, и надеюсь, что вследствие такого гвалта не перестану думать и чувствовать то же самое. У нас жизнь кипит. В Петербурге, Москве и Туле выборы, что твой парламент; но меня с моей точки зрения — признаюсь — всё это интересует очень мало. Покуда не будет большого равенства образования — не бывать и лучшему государственному устройству. Я смотрю из своей берлоги и думаю — ну-ка, кто кого! А кто кого, в сущности совершенно всё равно. Я попал в Мировые Посредники совершенно неожиданно и несмотря на то, что вел дело самым хладнокровным и совестливым образом, заслужил страшное негодование дворян. Меня и бить хотят и под суд подвести, но ни то, ни другое не удастся. Я жду только того, чтобы они поугомонились, и тогда сам выйду в отставку. Существенное для меня сделано. В моем участке на 9000 душ в нынешнюю осень возникли 21 школа — и возникли совершенно свободно, устоят, несмотря ни на какие превратности. Прощайте, жму вашу руку и прошу на меня не серчать. Денег я вам сейчас не высылаю, потому что у меня их нет, но, как сказано, вышлю на этой неделе. Напишите, пожалуйста, как адрес того Марсельского банкира и какие он представил отговорки. — Напишите вообще о себе, о вашем здоровьи я знаю от Фета, который, перестав быть поэтом, не перестал быть отличнейшим человеком и огромно умным. Приедешь в Москву, думаешь, отстал — Катков, Лонгинов, Чичерин вам всё расскажут новое; а они знают одни новости и тупы так же, как и год и два тому назад, многие тупеют, а Фет сидит, пашет и живет и загнет такую штуку, что прелесть. — Об общих наших знакомых не могу сказать, я от всего так отстал, прилепившись к своему делу, что другое и на ум нейдет. — Зубы у меня все повываливаются, а жениться, я всё не женился, да, должно быть, так и останусь бобылем. Бобыльство уже мне не страшно. Что то вы поделываете и когда вас увидишь в России? потому что меня уже заграницей не увидите.
Немного об упоминаемом Толстым журнале... Педагогический журнал "Ясная Поляна" выходил в ежемесячном режиме... лишь год. Набрав всего 400 подписчиков, он принёс своему издателю за год 3 000 убытков и благополучно прекратил своё существование, не найдя своими идеями "свободного" воспитания детей отклика у более широкой аудитории. Что же до зубов писателя, то с этим у него были проблемы всю жизнь. Толстого уже с молодости мучали то зубные боли, то флюсы, то пародонтозы и кариесы... В общем, уже к сорока годам Лев Николаевич, категорически избегавший дантистов и не признававший "искусственность" в зубопротезном деле, остался, можно сказать, что и без зубов вовсе. Называют даже пугающую цифру "4", да и те, возможно, в дальнейшем обратились в "пеньки". Так что, ежели бы Лев Николаевич был самого весёлого и простого нрава и к тому же смешлив до крайности, смеяться ему бы пришлось, вытягивая губы трубочкой... этак "хо-хо-хо"... или просто деликатно, вовсе не разжимая губ, - "сы-сы-сы-сы".
В декабрьском выпуске "И был вечер, и было утро..." мы уже имели удовольствие узнать, насколько нелёгок был редакторский хлеб Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Просил для "Отечественных записок" у Толстого "Смерть Ивана Ильича", а получил... Да ничего, собственно, не получил: граф решил издать повесть отдельным сборником собственных произведений. Журналов развелось изрядное количество, авторские гонорары возросли, вот и приходится буквально выпрашивать у выпестованных бережно издателями авторов каждый рассказ, каждую пьесу... что уж о повестях или романах! В письме от 26 января 1881 года Салтыков, адресуясь к Александру Николаевичу Островскому, тоже сетует на невнимание последнего:
Многоуважаемый Александр Николаевич.
Около 1-го февраля будет приходить к окончанию печатание 2-й книжки «Отечественных записок», а вслед за тем должно начаться печатание и набор 3-й книжки. Эту третью книжку я полагал бы начать «Блажью». Экземпляра этой комедии у меня до сих пор нет, хотя Вы обещали мне прислать его еще в бытность Вашу в Петербурге. Комедию давали уже на сцене в бенефис Горбунова, но и г. Горбунов не потрудился доставить ее в редакцию. Будьте так добры, распорядитесь, чтоб пьеса была доставлена мне или в контору не далее 3-го февраля, чем премного обяжете искренно Вам преданного М. Салтыкова.
Прошу Вас, не оставьте меня без ответа.
Справедливости ради надо заметить, что Островский таки исправился, и "Блажь" - не самая известная его комедия, написанная совместно с П.Невежиным, - вышла в третьем нумере "Отечественных записок". Особого успеха на сцене она не снискала - впрочем, большею части из-за того, что слишком критично и не без излишнего реализма рисовала жизнь поместного дворянства. Например, со всех сцен Императорских театров "Блажь" вскоре была снята, имея, правда, некоторый успех в провинции.
Впервые у нас в цикле будут публиковаться дневниковые записи не кого-то известного, а самого обычного провинциального обывателя. Это безумно интересно... впрочем, вы сами сейчас прочтёте. Чем жил обычный волостной писарь Архангельской губернии с некоторыми склонностями к литературе? О чём мечтал? А, представьте, - о... женитьбе! Во всём тексте так и сквозит нечто чеховское - словно дневник безвестного А.Е.Петрова и есть чеховская мистификация. Итак, пятница 26 января 1896 года.
Сегодня пятница. Следующая неделя будет масленица. Жениться за это время я опять не успел! – буде весной, что будет. Насколько важен вопрос о женитьбе, или и вся-то женитьба мне не разрешить, хотя я ныне кроме этого ничего и не думаю и ничего не хочу знать.
Посмотришь – люди женятся и женятся, а я нет! Да и как приступить? Когда ни одна из представительниц прекрасного пола даже не нравится всем своим существом, когда подумаю серьезно: «Жениться на ней, да и баста»; а со стороны когда на них гляжу – прелесть девки! Вот так штука! От этого взгляда на девок упустил то, о чем мечтал – 16-летнюю невесту, домовладелицу, в городе… И черт знает? – невеста бедная, – как заживем, говорю себе; богатая – продавать себя… И так ничто и не выходит.
За поездку в город Сольвычегодск по службе невесту «предлагали», богачку, ну, с тысячей; я видел за картами, но Боже, как она мне не приглянулась, противно было смотреть, и я именно взглянул мельком, более не глядел: овальное лицо неправильной формы, мутные глаза точно с похмелья…
Вот результат смотрин невесты!
Народ мне говорит: «Как был бы счастлив, если б отдали!»
Мое же мнение: думаю?! Счастлив, когда такое чучело?! Понятно, нравственные качества мне неизвестны. Физическая красота хороша только на картинах.
Эта невеста капитальная и с претензией. А продавать себя я не способен. К чему мне деньги, протекция? Я добываю себе на пропитание, и счастье не в деньгах – через золото слезы льются…
Быть приказчиком, без души, я для этого не родился.
А писарем с душой? Не знаю. Но нет, я здесь работаю, «служу» в общей государственной машине и этим я горжусь, радуюсь этому. Быть писарем я тоже не родился, а ремесло, и ремесло благородное к существованию в жизни.
А при этом взгляде невесты не сыскать никогда в жизни, и будешь вечный жених, что и должно быть вообще по-современному. Любить я не способен, и прощай, любовь, а с человеком жить по характеру я могу. Вот мне и нужно сыскать последнее, не смотря ни на состояние, ни положение, ни что в свете.
Что за дело мне до нашего света?! Я, «так», – доволен, тем счастлив, и это именно высшее совершенство.
Коли так, то связаться с этой невестой и жить да жить, благо, состоятельная и в остальном к моему вкусу подходяща: городская – раз, значит, более или менее цивилизуемая, ну и все такое остальное?!
Из двух русских поэтов, озаривших на своими гениями 26 января, предпочту, пожалуй, уже успевшего открыть нынешний день Афанасия Фета. Знаем мы этого Блока... Опять мрачных предчувствий напустит, весь день нам испортит. Фет, правда, тоже не особо-то оптимистичен, но по сравнению с А.А... Итак, ещё одно его стихотворение от 26 января 1867 года.
Какой горючий пламень
Зарёй в такую пору!
Кусты и острый камень
Сквозят по косогору.
Замолк и засыпает
Померкший пруд в овраге;
Лишь ласточка взрезает
Нить жемчуга на влаге.
Ушли за днём послушно
Последних туч волокна…
О, как под кровлей душно,
Хотя раскрыты окна!
О, нет, такую пытку
Переносить не буду:
Я знаю, кто в калитку
Теперь подходит к пруду.
Спасибо, что провели этот день вместе с вашим "Русскiмъ Резонёромъ", надеюсь, было хотя бы не скучно! И - да, разумеется: какие-либо ассоциации событий Былого и его персонажей с современностью прошу считать случайным совпадением, не более того... Вам только показалось!
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "И был вечер, и было утро", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ" или в новом каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании