"Опусы" Эдуарда Молчанова. Публикуется с разрешения автора.
Записки вялотекущего шизофреника
Собственно, я не знаю, как пишутся трактаты. Тем более, о себе. Я не совсем уверен, можно ли вообще писать трактаты о себе...
Явившаяся неуверенность заставляет меня задуматься, и я вынужден об этом сообщить, потому что в письме нет знака, специально обозначающего паузу. Не будем спорить о многоточии – оно слишком многое вмещает, но только не те обозримые пять минут, в течение которых я задумался в сомнении, чувствуя, как мною овладевает негодование.
Уж я знаю себя, стоит в душе зародиться сомнению, как оно начинает бурно прорастать, удушая своими длинными корнями трепетные ростки положительного знания. И ведь само-то оно – семя ограниченности и невежества, а поди ж ты, с непререкаемой самоуверенностью всезнайки легко находит аргументы в свою пользу... Ну вот, пожалуйста, теперь я с удивлением обнаруживаю, что значение понятия «трактат» мне известно весьма приблизительно. Что-то, имеющее отношение к сочинительству, и это «что-то» должно быть изложено, кажется, в научном аспекте.
Положим, себя я знаю от запаха носков до неопределенности характера. Запах носков, конечно, не нуждается в анализе, как всякая другая нерешенная проблема, отложенная отчаявшимся человечеством до более высокого уровня технического прогресса. Однако как научно изложить неопределенность, если верно, что трактат предполагает точное определение утвердительными словами некоей несомненности, законченности и округленности, то есть прямой противоположности тому, что можно вывести из заявленного предмета исследования. Как тут ни распинайся, что знаю себя от и до, скажут: ненаучно на том основании, что научным и быть не может. И хоть застрелись, не поверят ни единому слову. В конце концов, это мое личное дело выбирать тему и развивать ее в той форме, какова угодна мне. Не менять же название, проставленное мною в начале, только потому, что у кого-то оно вызывает недоверие. Да и нет этих «кого-то». Я их выдумал ради избранной формы изложения. Смешно было бы адресоваться к самому себе: вот, мол, он – знакомься. И перед вами, кстати, я не собираюсь демонстрироваться – все по той же причине.
Не в моем неопределенном характере распинаться ради тщеславия или там, скажем, участия и напрашиваться на знакомство. Все дело в том, что, озаглавься я трактатом, повестью или евангелием от имярек, это не имеет ровно никакого значения, если допустить, что я пишу на вокзале, чтобы убить время в ожидании поезда, который придет только в девять утра, а сейчас лишь одиннадцать вечера, или, еще лучше, что я дежурный пожарный в каком-нибудь театре, например МХАТе, и мне необходимо как-то скоротать мучительную ночь. Коль уж на то пошло, это вовсе не трактат о себе, а порождение неизбежного досуга и праздного суесловия, организованных лениво скользящим пером по бумаге. И если в результате мой опус действительно окажется не трактатом о себе, а чем-то иным, то я, в угоду вам, изменю название, поставив соответствующий заголовок в конце трактата, то бишь опуса, и даже, во избежание кривотолков, определю его жанр, буде то возможным. Короче, не мешайте мне вздорными придирками дожидаться поезда или вечно запаздывающей смены. Пишу, повторяю, о чем хочу и как хочу. Такая безапелляционность может показаться невежливостью. Но подобное обвинение противоречило бы некоторым чертам моего характера, например слабоволию и, следовательно, свойственной ему доброте. Я ничего не имею против вас и даже люблю до тех пор, пока мыслю вас, взятых всех вместе.
Однако, по моему глубокому убеждению, эволюция к прогрессу вершится не добром, а злом, и как бы я вас ни любил, не могу не помнить об этом. Ведь, в сущности, не Бог создал человечество, а дьявол. Бог сотворил лишь Адама и Еву. Поэтому логичнее требовать от человека не любви к ближнему, а ненависти, признавая любовь за один из величайших грехов. То же самое прямо вытекает из вашей заведомо утверждающей эгоизм формулы: люби ближнего, как самого себя. Попробуйте разобраться в этом эталончике любви, и вы со мной согласитесь. Только не притворяйтесь перед собой, что вы любите бескорыстно, так сказать, ради абстрактной любви. Ах, вы не согласны! Так с какой же тогда стати я должен обращать внимание на ваше размахательство и щадить вас, если моя любовь к вам измеряется моим наплювизмом на самого себя. Возможно благодаря своему наплювизму я и обрел умственную свободу и не завишу ни от чьей точки зрения, даже от собственной, как бы горячо я ее ни разделял. Я вот, может быть, специально, дабы не зависеть от вас, закончил университет и поступил в пожарники, где могу сочинять по собственному своеволию записки и, ничем не рискуя, швырять их в урну, чего был бы лишен, поступи в ваш союз писателей, где мусорные корзины подвергаются тщательной цензуре. Поэтому, сколько бы вы ни твердили, что это не трактат, я и спорить с вами не стану. Мне на вас со всей моей к вам любовью почти наплевать. Да вам и не удастся удостовериться в своих предположениях о жанре и догадках обо мне самом: когда подойдет мой поезд, я выброшу эти листки в урну вон в том углу пожарной дежурки и укачу в неустановленном направлении.
Итак, я, наконец, делаю абзац и начинаю свой трактат. Развивать в себе зачатки мучителя я приступил в детстве. О нет, я не стану казнить себя и терзать вас своей памятью. Нужно уметь забывать, чтобы хотеть жить. Я так и сделал – уехал из своего прошлого, оставив в нем все, кроме штанов. О детстве же упомянул только из внутренней потребности сообщить, что мучить себя пристрастился еще во младенчестве. Существенного значения для вас эта информация не имеет. Просто я хотел подчеркнуть, что эстафету мучительства, подхватив ее в детстве, как корь, я успешно пронес через всю свою жизнь – инфантильные «что?», «зачем?» и «почему?» до сих пор плотно окружают меня своими вопросительными знаками, заслоняя от общественного сознания. Из- за ослепленности этими знаками я страдаю дальтонизмом и всякий раз уверенно прусь на красный свет, принимая его за зеленый. Это еще ничего, если бы не детская привычка капризно отталкивать благожелательно удерживающую руку. Сколько раз недостаток моего физического зрения приводил меня на грань финансовой катастрофы, оказываясь причиной непосильных для кармана пожарника штрафов за нарушение правил дорожно-общественного движения. Я знаю, что нельзя ходить поперек и оправляться против ветра, но вопросительные знаки заслоняют знаки дорожные, и я беспомощен в выборе правильного направления, как бы настоятельно ни обучали меня этому на весьма дорогостоящих лекциях в красных уголках и участках общественного порядка.
Конечно, избавиться от вопросов можно, однажды решив, что знаешь все. Я долго наблюдал за вами и таки подсмотрел ваш способ всезнайства. Вы домысливаете мир, когда перестаете его ощущать по мерке вашей идеи о нем. Но я не могу согласиться с таким подходом, так как усматриваю в нем противоречие. Ежедневно вы порождаете своим сознанием идеи множества вещей – от зубной щетки до танков, – а затем воссоздаете их руками, но упорно твердите, что вначале была материя. Вот сейчас, например, вы строите материальную базу, основанную на великой идее. Так что здесь вымышлено или, по вашей терминологии, первично: база или идея?
Здесь это тоже можно почитать.