Найти тему

Дух Маяковский. Мистический рассказ. Продолжение

Начало здесь

ДОСУГ

На земле
огней - до неба...
В синем небе
звезд -
до черта.
Если бы я
поэтом не был,
я б
стал бы
звездочетом

«Письмо товарищу Кострову
из Парижа о сущности любви»



Часто мы с Маяковским сидели на крыше общежития напротив Казино «Роял». Мы глядели на звезды.

«Плевочки», — по-отечески тепло произносил он.

«Вечность!» — говорила я и задыхалась от ветряного простора.
Потом мы долго смотрели в ночное небо молча, а я постепенно сбивалась на мысленный мазохизм, пока не делала вывода вслух:

«Знаешь что, Маяковский, я ведь не так уж плоха, хоть и дура!»

«Ты – женщина, и ты прекрасна!» — отвечал он, растягивая слова.

«Но мне-то этого недостаточно, а насколько этого недостаточно им, ты не представляешь!»

«Почему же, не представляю? Но тут совершенно нечего представлять, им всегда будет недостаточно».

«Почему?»

«Потому что так происходит жизнь. Ведь на смену идут те, кому меньше всего «достаточно».

«Грустно»…

Мы снова молчали.
«Твое имя — Лиля», — произносил он задумчиво.

Я, размышляя как раз о том же, говорила: «Мне бы хотелось Лилит!»
«Ты вечно бунтуешь! Лиля, не взрослей…»
И опять долгая пауза, посвященная небу.
«Почему ты здесь?» — в который раз спрашивала я его.

«У любви твоей и плачем не вымолишь отдых» — отвечал Маяковский, и мне казалось, он издевается надо мной.

«А ты помолись! — обижалась я, — Никогда никого не держала. Можешь отваливать в ад или в рай!»

«Мой рай – любить женщину неразделенной любовью. Ты — женщина, я – Дух, что может быть «неразделенней»?

«Почему я?»

«Ты ни при чем. Просто ты – женщина»

«А, значит, есть и другие!»

«Глупая!»
«Дура!» — говорила я и дула губы.
Молчали, упрямо смотрели на небо.
«Маяковский!» — звала я, пугаясь одиночества и темноты.
«Здесь»
«Кто ты теперь, звездочет?»
«По совместительству»


ИНТИМ

Этот вечер решал -
не в любовники выйти ль нам?

«Отношение к барышне»

Любовь наша была платонической. Телесная связь с бестелесным духом в материализме нашего века обречена на ярлык «сумасшествие» или «эпатаж». Я не смогла бы сказать, что спала с Маяковским. Но что-то подобное произошло один раз.
Я тогда уже оказалась замужем и все время ждала. Не понимаю, ждала ли я мужа, завтрашнего дня или возможности уйти, разомкнув круг. Я не знала, чего жду, но другого мне не оставалось.

Мое одиночество множилось духами. Мир состоял из текста, которым я прикрывала глаза. Все мое время занимало чтение вперемежку со сном. Мне нравилось, когда сюжеты книг и снов переплетаются, спутываются и происходят на зыбких полутонах, и можно усилием воли менять судьбы героев, заводить их в пикантные ситуации и, главное, самой входить в сюжет. Иногда я встречала в тех зыбких реальностях тень Маяковского или Другого. Предчувствуя любовь, я хотела узнать по семени его имя. Но он не удостаивал меня этой чести, был скрытен и никогда не говорил. Я тоже должна была сдерживать себя, не проявлять страсти, даже если наши тела переплетались в замысловатые фигуры. Когда я увлекалась, он исчезал, и мне приходилось искать снова. Странные правила моих снов.

В ту ночь, если верить ненадежной на обиды памяти, мой муж опять не пришел домой. Где-то внутри себя, где еще не родилось слово, я уже знала, что нам никогда не сблизиться и вместе не быть. Ничего, кроме свадебных фотографий в пыльном альбоме и застывших в каменном эгоизме образов: для меня – «обеспеченный муж», для него – «красотка – жена». Нелегко давалась борьба с иллюзорными изваяниями, с влюбленностью в самих себя. Миражи, фантазия, призраки и невыносимое бытие бились внутри меня, не давая мне передышки, пока меня не выбрасывало в пограничное состояние. Сомнамбулой бродила я по квартире и вдруг пускалась в несдержанный, бесноватый пляс. В танце меня кто-то вел. Думаю, это был Маяковский.

Помню, на город уже опускались сумерки. Была зима, и за окном рано темнело. Я не могла больше спать. Наступало время свидания с Маяковским.

Я включила музыку и выключила свет. Прибавила громкость. Отодвинула портьеру.

В окно светил лик луны, тюль колыхала две тени по длинной пустой стене, ведущей от окна к зеркалу. Мы могли встретиться только в мире теней, танцуя в сумерках ранней ночи.

Отражения плавно скользили по стене. На них нельзя было смотреть, они исчезали. Я, прикрывая ресницами глаза, старалась отрешиться от внешних форм и ощутить его присутствие рядом. Казалось, я ощущаю локоть, руку на спине, шелк рубашки и прикосновение щеки.

Тени, увлеченные ритмом, скользили синхронно по пустой стене. Чтобы увидеть Маяковского, нужно было поймать их в зазеркалье. Порой я действительно что-то замечала: дым папиросы, подбородок, шляпа, иногда там, в глубине зеркала, силуэт высокого и растрепанного мужчины. Я пугалась и замирала, в зеркале отражалась ошалевшая от пляски незнакомка. Она отыскивала в сумраке неуловимый дух.

Потом я терялась. Движенье увлекло меня в бездумную радость тела, свободного от противоречий ума. Я бесилась, не думая про глаза бесконечности, направленные на нас. Устав, упала на двуспальную кровать, закрыла глаза, и мои горячие руки повлекли за собой его. «Мой дух!» — прошептала я. — Маяковский!»

Он не ответил, но я чувствовала его.

Кровь стучала в висках и расходилась волнами в кончики пальцев. Музыка стала ритмом его движений во мне. Я не понимала, что происходит, но боялась открыть глаза и спугнуть эту бестелесную ласку.

Мне сложно подобрать слова, чтобы не опошлить. Многоразовая, затертая о саму себя близость мужчины и женщины, похожая на обязательство, не имеет с этим ничего общего. Я поняла только позже, когда все кончилось, что впервые пережила истинную и безграничную нежность любящего существа, не важно, что у него не было тела.

Все кончилось яростной вспышкой понимания, озарившей мир вокруг. Сознание мое еще никогда не было столь ясным. Сквозь закрытые веки я увидела, как вспыхнул светящийся белый шар и расширился в бесконечность пониманием единства. Я открыла глаза. Мир переливался и тек радугами, сиял гранями, он не имел границ между внешним и внутренним, материей и духом. Маяковский растворил меня в любви, кроме которой нет ничего в мире.

Это было один раз. Большего и не надо. Знание любви поселилось во мне и уже никуда не могло уйти. Маяковский дал мне главный урок.

И жизнь с этого момента начала меняться, все стало проще, ясней. Появилось счастье, спутник правильного пути. Муж не понимал моей перемены. Когда вместо упреков я объясняла, что мы не любим друг друга, он морщил лоб и грозил тяготами нищеты. Но я была непреклонна. Он оставил меня в нашей съемной квартире вместе с совместно нажитым и ушел.

Я стояла на балконе, только что затворив за ним дверь. Грусть расставания, смешанная с радостью первого самостоятельного решения, рассеивалась теплым ветром, как растворяются в небе тонкие перистые облака. В город пришла весна.

А вокруг забурлила жизнь. Я просыпалась с улыбкой, а засыпала со смирением, я забыла, что раньше до вечера не могла встать с кровати, что неделями не выходила из дома и боялась людей. У меня впервые появились друзья, работа и упоительная радость жизни. Вместе с любовью Маяковский дал мне свободу от самой себя.

Продолжение здесь

#рассказ, #Маяковский, #КосовскаяМария