Небольшая справка из мира офтальмологии. Глаза удаляют тремя известными способами:
- эвисцерация (самая щадящая, лучший косметический эффект, но есть свои ограничения)
- энуклеация (та самая, которую делали мне)
- экзентерация (самая «грубая», удаляют глаз вместе с глазницей, применяют крайне редко — злая онкология глаза или глазницы, например)
По данным министерства здравоохранения Российской Федерации, в стране ежегодно выполняются 7,5-8 тысяч энуклеации.
Как удаляют глаз. Энуклеация.
Многих удивило, что операция проходила не под общим наркозом. Я вас очень хорошо понимаю, меня тоже это удивило бы, если бы я не была там. Да, никакого общего наркоза — только хардкор. Конечно, я находилась в «изменённом состоянии», то есть под седативами, поэтому желания встать и убежать не было. Насколько мне известно (со слов самих же врачей), общий наркоз применяют для нескольких групп пациентов:
- маленькие дети
- экстренные операции после аварий или других чрезвычайных происшествий
- нестабильные психически люди (сюда они относят тех, кто на всех осмотрах проявил себя как трусишка зайка серенький или очень тревожный человек, и очевидно - всем будет спокойнее, если пациента вырубят)
Я не вхожу ни в одну из этих групп, поэтому даже разговоров не было об общем наркозе. К слову, я и эту анестезию перенесла не очень, но обо всем по порядку.
Нашла вам в интернете наиболее спокойную иллюстрацию этой процедуры.
Тут достаточно наглядно показан процесс, при этом не очень кроваво. Отделяют конъюнктиву, рассекают, удаляют глазное яблоко, но оставляют/формируют так называемую «культю», которая выполняет опорно-двигательную функцию. Дальше останавливают кровь и в полученную полость помещают пластиковый имплантат (шарик).
У меня в выписке приклеен сертификат на этот имплантат с голограммой и всякими важными реквизитами. Это очень важный документ. Мне нужно хранить его до конца дней своих на случай, если с глазом что-то случится. В любой стране мира мне обязательно нужно будет предъявить «паспорт» своего импланта, чтобы любой офтальмолог знал — что со мной делать.
Дальше мышцы ушивают и сшивают конъюнктиву. То есть по сути, когда я достаю протез, то вижу только слизистую, поэтому протез - это не шарик, как многие думают, а как бы вогнутая полусфера. Потом покажу как-нибудь.
Во время операции я чувствовала все, кроме боли. Это как при родах путём кесарева сечения — чего-то там копошатся внутри, тянут, пришивают, и не больно. Я очень доверяла своему доктору, поэтому была спокойна и уверена, что все будет хорошо. Голос Сергея Александровича такой тоненький, умиротворяющий, но при этом спокойный, уверенный — это важно, меня напрягает дерготня и эмоциональность в операционной, но тут каждому своё.
Не знаю, сколько по времени шла операция, но было ощущение, что не больше часа (я могу здесь ошибаться). В палате меня ждала бабушка-подружка, очень за меня волновалась. Я легла и почти сразу задремала. Что-то слышала, снова проваливалась, потом приходил доктор просто проведать мое самочувствие, снова провалилась. Потом я окончательно проснулась и почувствовала, что меня мутит. Вырвало. Потом ещё раз. И ещё раз. Это не очень хорошо, но считается разновидностью «нормы» — такая реакция на любые наркозы (я знаю эту свою особенность, поэтому давно лечу зубы вообще без анестезии).
А потом приехал Кирилл. Зашёл в палату, обнял, погладил, и я снова задремала. Потом пришла боль, Кирилл позвал доктора, он меня осмотрел и сказал немного потерпеть — скоро мне сделают сильный укол, и я усну до утра. Почти сразу после этого мне поставили укол, и я уснула. Сквозь сон слышала, как зашёл доктор Ихаб, они с Кириллом быстро переговорили, и Кирилл остался со мной до утра — прилёг на соседней кровати (бабушка-соседка была не против). Я не знаю — насколько частая практика оставлять родственников с ночёвкой в НИИ Гельмгольца, но у нас с этим не было проблем. Ночью меня ещё пару раз вырвало, а потом я до утра спала.
Утро после операции.
Когда я проснулась (или даже восстала), то было ощущение как после бурной гулянки с караоке и всякими излишествами. Голова чугунная, тут помню, тут не помню, и муж ещё в одежде лежит напротив — такой немножко сюр. Да, место под повязкой болит. Ладно, не болит, а побаливает, ну ощущается, что там что-то ковыряли. И, может, это лично у меня такие ощущения, но очень не хочется, чтобы кто-то что-то там сейчас делал. Вот эта мысль, что скоро нужно идти на перевязку, что-то закапают, а если ещё не дай Боже укол в глаз поставят… меня тянет ныть и капризничать даже сейчас — пока я пишу этот текст. Но опять же — все вполне терпимо, нет ни малейшего сходства с той выкручивающей болью, которую я переносила во времена первых операций (до диагноза).
Кирилл побыл совсем немного утром. убедился, что со мной все уже хорошо, и убежал на работу. Я прошла все осмотры и села за телефон. В первую очередь посмотрела на видео-приветы от сына (он оставался с бабушкой и дедушкой, которые на недельку приехали к нам в гости). Потом проверить рабочие чаты (делегирование — не самая моя сильная компетенция, так что я лечилась все время без отрыва от рабочих процессов), потом сообщения от родителей и друзей. Не очень много людей были в курсе того — что за операция у меня планировалась, но все примерно понимали, что будет какая-то жесть. Контролируемая, плановая, но жесть. Поэтому писали, подбадривали, смешили.
Самое трогательное сообщение было от моей лучшей подруги. Она была рядом со мной на всех этапах: сидела в очереди на госпитализацию в Самаре, встречала после каждой операции в палате, стирала вещи, распутывала колтуны, привозила мне и моим сопалатницам осетинские пироги и творожную массу. Она постоянно смешила меня, а сама потом ходила на работе в слезах (мне доложили, ага). Яна прислала очень трогательное и длинное письмо. Я не буду его целиком публиковать — оно большое и личное, на восемь пунктов, но вот важный кусочек:
«8. Мы не будем делать вид, что ничего не произошло. Но и не будем делать вид, что нет жизни после боя. Она есть и только она и есть. Любая война - это временно. Но Феникс восстаёт из пламени. Будь как Феникс. Теперь ты не только Акула, но и Феникс. Расправляй свои крылья, выходи на свет»
Да, больно.
Да, грустно.
Да, обидно, что не удалось сохранить глаз.
Но!
Я была наполнена до краев уверенностью, что все будет хорошо. Я обязательно справлюсь с этой проблемой, привыкну, приноровлюсь, приспособлюсь.
Тогда я ещё не знала, что меня ждут самые тяжелые месяцы жизни с гормональным сбоем, полнейшим угнетением иммунитета, с очередным витком депрессии, зашкаливающим кортизолом и антидепрессантами. И хорошо, что не знала. У меня была другая задача - восстановиться после операции.
За плечами было выполненное сложное дело, которое нельзя было ни отложить, ни делегировать.
Дальше напишу про выписку.