«Барыня прислала сто рублей.
Что хотите, то купите.
"Да" и "нет" не говорите…»
Тьфу, что за напасть? Как прицепится что-нибудь к языку – попробуй отвяжись! Вика от досады даже забыла, куда и зачем шла. Пока, стоя в коридоре, она вспоминала прерванный маршрут, зазвонил телефон.
– Викуля, привет!
Этот южный, округлый говор спутать с каким-нибудь другим было просто невозможно, немыслимо. Слегка приглушенный голос, знакомый с раннего детства, принадлежал двоюродному брату Богдану Чернышеву, бессменному участнику увлекательных игр в прекрасном «далеко», а ныне солидному седовласому провинциалу, обремененному ответственной должностью и негабаритом болезней.
Порой Вике казалось, что она только телом пребывает в современной первопрестольной, оставшись душой в маленьком уютном райцентре, где живы еще бабушка с дедушкой, родители молоды и счастливы, а Богдан с папой и мамой живет в сталинской трехэтажке.
Окна их квартиры выходили на центральный проспект города, носивший, конечно же, имя Ленина. Первый этаж со стороны проспекта был занят галантерейным магазином, каким-то камерным и добрым. С началом «перестройки» им завладели нувориши, озабоченные отмыванием денег.
Во времена глубокого детства Вика любила бывать в их уютном дворе, застроенном сараями-кладовыми, в их добротной квартире с высокими потолками, где все было основательным, прочным, надежным. Нравилась полукруглая арка, ведущая в подворотню, и камерность их двора. Нравилось подниматься по гранитным широким ступеням на второй этаж и подавать условный знак, хлопая крышкой почтового ящика, врезанного во входную дверь; нравился коридор, казавшийся просторным, и балкон с фигурными балясинами. Однажды, пребывая в игривом настроении, они с Богданом, сделав бумажные рупоры, похожие на кульки, начали «хулиганить», обращаясь к пешеходам, проходившим под балконом. Кое-кто удивленно поднимал голову, но чаще всего их просто не замечали.
У Чернышевых была огромная коллекция диафильмов. Настоящим праздником становился их просмотр. Дети усаживались в маленькой комнате, взрослые завешивали темными шторами окна, вывешивали на стене простыню, и на экране появлялись знакомые герои сказок или детских фильмов. Субтитры обычно читала тетя Муся, мама Богдана, но иногда в качестве поощрения ответственная миссия поручалась кому-нибудь из ребят, и польщенный чтец относился к вверенному делу со всей ответственностью, вкладывая в чтение максимум артистизма.
Порой большая родня коротала время за игрой в лото, до позднего вечера засиживаясь в просторной «зале» под классическим шелковым абажуром с кистями. Прелесть этой бессмысленной игры, требующей немного внимания и разжигающей азарт, заключалась в семейном единении, в возможности посидеть вместе за круглым столом и немного похулиганить, называя привычные цифры аллегорическими жаргонными терминами: «кол» вместо единицы, «лебедь» вместо двойки, «кочерга» вместо семерки, «барабанные палочки» вместо одиннадцати, «очко» вместо 21, «дед 90 лет» вместо 90, «48, половину просим» вместо 48.
Чаще же Чернышевы всей семьей приходили в бабушкин дом на окраине города, которая мало чем отличалась от глухой деревеньки.
Пока взрослые обсуждали малоинтересные и непонятные проблемы, дети были заняты важным, серьезным делом – игрой. Предуготовляя себя ко взрослой жизни, они примеряли на вырост знакомые с детства профессии: врача, учителя, продавца, почтальона… Но самой желанной была роль кондуктора – профессии, почти повсеместно упраздненной к середине 1960-х. Особое удовольствие дети получали, дотошно копируя точный графический облик бумажных рулонов, дававших право на поездку. На худой конец, в ход пускались настоящие билеты, бережно сохранявшиеся для подходящего случая. Приобретая билет, «пассажиры» неизменно проверяли, «счастливый» он или нет. Если сумма первых трех цифр совпадала с суммой трех последних, они радовались, словно действительно увидели улыбку судьбы.
Однако ни одна игра не шла ни в какое сравнение с пиршеством общения, которое устраивала бабушка, когда присоединялась к детским забавам, покончив с домашними делами. «Разминка» начиналась с «Фантов». Взяв у каждого из внуков какой-нибудь предмет, бабушка складывала вещи в сумку и, вытаскивая их по очереди, спрашивала игрока с завязанными глазами: «Что этому фанту сделать?» А он придумывал задание: спеть песню, станцевать, рассказать стих или басню, передразнить крик петуха и т. д.
Но настоящее веселье начиналось, когда бабушка, хитро улыбаясь, произносила:
«Барыня прислала сто рублей.
Что хотите, то купите.
"Да" и "нет" не говорите,
Черный с белым не носите.
Не смеяться, не улыбаться!»
После этого следовал коварный вопрос, на котором сразу же «палились» невнимательные участники: «Вы поедете на бал?»
Ведущий, задававший вопросы, строил всевозможные гримасы, и порой требовалось немало выдержки, чтобы сохранить серьезное лицо и не выбыть из игры, нарушив условие, заявленное в присказке. Кроме того, с иезуитской хитростью «вóда» задавал вопросы, требовавшие прямого или правдивого ответа. Попробуй останься в игре, если, например, показывая белоснежный альбомный лист, тебя с милой улыбкой спрашивают: «Какого цвета эта бумага?»
«Сколько воды утекло с тех пор!» – вздохнула Вика. Судьба перетасовала родственников, словно шулер-игрок – колоду карт. После бабушкиной смерти один за другим ушли в вечность ее многочисленные братья и сестры; родители одряхлели, а дети разлетелись из отчего гнезда, словно оперившиеся птахи.
По окончании школы двоюродный брат служил на Даманском полуострове, когда случился вооруженный конфликт с Китаем. На гребне «культурной революции», когда восточные соседи подвергли ревизии культурные и нравственные ценности, а заодно и прежние отношения с нашей страной, на поверхность всплыла пена – воинствующие юнцы хунвейбины.
К счастью, Богдан отслужил благополучно и, вернувшись из армии, махнул во Львов учиться на кинооператора. В родной город он вернулся со своей будущей женой – энергичной, красивой девушкой Вандой с Западной Украины, словно только за ней и ездил: по специальности он не проработал ни дня, а устроился сотрудником в райисполкоме. Работа очень подходила Викиному родственнику: аккуратный, пунктуальный, с красивым почерком, он оказался на своем месте.
– Богданчик, родненький! – обрадовалась и удивилась Вика. – Ты откуда звонишь? У меня почему-то московский номер высветился.
– Так из Москвы и звоню.
– Как «из Москвы»? – растерялась женщина. – А почему ты телеграмму не дал? Мы бы тебя встретили…
– Какие в наше время телеграммы? – шутливо возмутился брат. – А WhatsApp на что? А скайп?
– Не мое это, – отмахнулась Вика. – Ты каким поездом приехал?
– Да мы с Вандой уже и домой собрались… Хотели тебя перед отъездом повидать…
– Что это за непорядок? – чуть не заплакала сестра. – Будто неродные. Сейчас же хватайте свои баулы и живо ко мне!
– Но…
– Никаких но… Возражения не принимаются! Через час жду. Адрес помнишь?
***
Ровно через час Богдан и Ванда стояли в небольшой прихожей стандартной девятиэтажки, гармонично вписанной в природный ландшафт на границе Москвы и МКАДа. После объятий, обмена восклицаниями и прочих приветственных ритуалов гости уселись за стол, ломившийся от деликатесов, разносолов и кулинарных шедевров, наспех состряпанных хлебосольной хозяйкой.
– Какими ветрами вас в первопрестольную занесло? – осведомилась Вика, немало удивленная тем, что ее брат-домосед удосужился сорваться с насиженного места.
Богдан болезненно поморщился, а Ванда после недолгой заминки призналась:
– Плохо у Богдаши со здоровьем, совсем плохо.
– А что такое? – испугалась Вика.
– В придачу к его коллекции болезней обнаружились камни в почках, да еще и немаленькие.
– Да, с вашей водой немудрено заработать, – сочувственно вздохнула хозяйка. – А растворить их нельзя с помощью какой-нибудь чудо-диеты?
– Нет, – вздохнула Ванда. – Не тот случай. Беда еще в том, что нефролог на операции настаивает, а кардиолог под страхом смертной казни ее запрещает. Вот нашли в нашей местной газете объявление о какой-то частной клинике в Москве. Вроде бы светила там какие-то работают, ультразвуком дробят…
– И?.. – нетерпеливо подстегнула хозяйка умолкшую на полуслове рассказчицу.
– И уезжаем несолоно хлебавши, – криво усмехнулся Богдан.
– Почему?
– Лопнула клиника, – с досадой объяснил брат. – Как мыльный пузырь, лопнула… Ни вывески, ни следов от нее не осталось.
– Может, они юридический адрес в объявлении дали? – предположила Вика. – Вы звонить не пробовали?
– Конечно, пробовали. Главное, мы перед поездкой с ними связались. Приезжайте, говорят, ждем с нетерпением…
– А теперь автоответчик, будто попугай, долдонит: «Номер, по которому вы звоните, не существует», – вмешалась Ванда.
– Что-то здесь нечисто, – задумчиво промолвила Вика. – Значит, спугнули их неслабо, если они так стремительно с места сорвались…
– Ты думаешь? – расширила глаза Ванда.
– Как пить дать. И слава Богу. Неизвестно, что вышло бы, свяжись вы с этими аферистами. Ладно, будем считать, что все к лучшему.
– Ничего себе «к лучшему»! – воскликнул Богдан. – Деньги промотали, время зря потратили…
– Почему зря? – Вика включила компьютер. – Разве на этой клинике свет клином сошелся? Да мы мигом что-нибудь более стóящее подыщем!
После скрупулезного поиска, придирчивого изучения отзывов и страстных дебатов решено было остановить выбор на скромной загородной клинике с безупречной репутацией и, судя по всему, со старомодной порядочностью.
Созвонившись с регистратурой, Вика записала Богдана на прием и весело взглянула на гостя. Однако он казался угнетенным.
– Ты что, Богдаша? – задушевно спросила сестра, потрепав его, как в детстве, по непослушным вихрам.
– Да как-то боязно, – тихо сказал он. – А вдруг сердце не выдержит?
– Знаешь, – доверительно сообщила Вика, – у моего папы ведь очередная угроза инфаркта недавно была…
– Да, твоя мама говорила. Хорошо, что тревога ложной оказалась. Все-таки врачи у нас в городе дубы дубами…
– Богдаша, ты не поверишь, но дело не во врачах…
Брат непонимающе глянул на хозяйку, а она, пытаясь доходчиво донести до него свою историю, начала сбивчиво излагать недавние события.
Еще во времена комсомольской юности Вика в поисках духовности забрела «на сторону далече» – в мистическую область псевдодуховных сенсаций об аутотренинге, о снежном человеке, гипнозе и телепатии. Немудрено поэтому, что, основательно увязнув в мистических топях, она получила «награду по сердцу своему» в виде коммунального жилья в придачу с соседкой-оккультисткой Региной, не скрывавшей своих губительных пристрастий.
Когда Вика крестила новорожденную дочь Оксану, соседка пошла на них открытой войной.
Девочка росла болезненной и слабой. Однажды Вика заметила прямую связь между состоянием дочери и распрями, умело срежиссированными Региной. Человек неконфликтный, Вика старалась сгладить острые углы, молча переносила обиды, но все равно после каждого скандала, устроенного соседкой, Оксане становилось плохо.
Как-то раз, тактично поставив злодейку на место, Вика расплатилась за нравственную победу особо тяжелым состоянием своей девочки. На очередном приеме участковый врач обнаружила у Оксаны опухоль в горле и дала направление на операцию в специализированную детскую клинику. Вернувшись домой в слезах, мать, подчиняясь неосознанному велению сердца, взяла крестильную пеленку и начала протирать ею шейку девочки.
Наутро, вся зареванная и встрепанная, она вошла с дочерью в кабинет ЛОРа. Осмотрев Оксану, пожилой доктор укоризненно посмотрел на Вику:
– Разве можно быть такой ненормальной, мамаша? – ласково спросил он. – Да хронический тонзиллит сейчас у каждого второго ребенка диагностируют! А с возрастом и он исчезнет…
– Как «хронический тонзиллит»? – спросила Вика, моментально успокоившись. – Мне сказали, что у нее опухоль…
– Да нет никакой опухоли у вашего ребеночка… Летом на море свози́те – настоятельно рекомендую. Ступайте, мамаша, ступайте. Нечего здесь сырость разводить… Да, и позовите следующего, будьте любезны…
«Вот врачи пошли! – досадовала женщина, вспоминая недобрым словом участкового педиатра. – Даже диагноз не могут правильно поставить».
На следующий день она позвонила родителям, и первый вопрос, конечно же, был о здоровье отца, перенесшего два инфаркта.
– Ничего утешительного, доченька, – посетовала мать. – Подозревают третий инфаркт, да и диабет не исключают… Назначили на завтра повторные анализы.
– О, Господи! – воскликнула Вика, души в отце не чаявшая.
Выйдя из переговорного пункта, она медленно брела по улице. Миновав реставрируемый храм, остановилась в нерешительности и повернула назад.
Купив в притворе десяток свечей, женщина поставила их перед иконами, не загороженными лесами. Ни молитв, ни имен святых она не знала, но душа рвалась куда-то наружу в неосознаваемой мольбе: только бы с папой все было в порядке.
С нетерпением ждала она, пока минуют два невыносимо долгих дня, чтобы услышать от родителей вердикт врачей.
– Все нормально: диагноз не подтвердился, – успокоила мама.
«Да что же за врачи такие!» – вновь возмутилась Вика.
– Знаешь, я ведь не сразу поняла, что мне тогда Господь помогал; дошло до меня только после того, как Регину ветром из Москвы сдуло, – умозаключила рассказчица.
Богдан, всю жизнь проработавший в горисполкоме, молчал, не зная, как реагировать на необычный рассказ, не вписывавшийся в его мировоззрение.
На следующий день гости в сопровождении хозяйки отправились в ближнее Подмосковье на прием к нефрологу. Им оказался пожилой интеллигентный врач. Пока он беседовал с Богданом, Вика и Ванда, коротая в приемной томительное ожидание, казавшееся вечностью, читали знакомые им молитва: одна – «Отче наш», другая – «Символ веры». Наконец мужчины вышли из кабинета.
– Вот, голубчик, вы уж извините, что такая накладка случилась. Конечно, мы бы с удовольствием вас приняли, да без диагностики никак нельзя. Я был бы рад заняться вами – случай, на мой взгляд, интересный, – да вы же не станете ждать, пока мы аппаратуру починим. Так ведь?
– Да, – подтвердил Богдан. – Работа ждет.
– Вот и я о том же… Надо же, какой конфуз: вчера все в порядке было, а сегодня – нá тебе! Впрочем, может, это и к лучшему: у нас все-таки лечение недешево обойдется, а друг мой в государственной клинике служит – денег с вас не возьмет.
– А вдруг он меня не примет? – усомнился Богдан. – Я ведь не москвич…
– Экий вы Фома неверующий! – укоризненно покачал головой профессор. – Будьте покойны: моего слова вполне достаточно для институтского друга, хоть он и светило первой величины на медицинском небосклоне.
– Спасибо, доктор! Сколько с меня?
Врач возмущенно замахал руками:
– Господь с вами, голубчик! Это я ваш должник: эдакий путь даром проделали…
Оценив ситуацию, понятную из контекста, Вика, выйдя из клиники, предложила немедленно ехать в ведомственную больницу, куда профессор направил брата; благо она находилась недалеко от ее дома.
Спутники молча шли к станции по-осеннему расхлябанной дорогой, неряшливо-грязной и скучной, словно бездарная мелодрама. Богдан зябко поводил плечами, женщины были грустны и тихи не столько в знак солидарности с тоскующей природой, сколько из сочувствия к его переживаниям.
Обратная дорога оказалась на диво легкой: не пришлось ждать ни электрички, ни троллейбуса, ни очереди в кабинет титулованного светила.
И опять женщины погрузились в молитву, встревоженно наблюдая, как Богдан и знаменитый нефролог ходят из кабинета в кабинет и носится туда-сюда медсестра.
Наконец страдалец вышел к ожидавшим его спутницам, держа в руках рентгеновский снимок. Глянув на его вытянувшееся лицо, они не на шутку испугались:
– Что, Богдаша, что?
– Ничего не понимаю, – обескураженно ответил он. – Нет на снимке никаких камней. И патологии нет никакой. Но я же своими глазами видел прежний снимок!.. Ничего не понимаю…