КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 3. Май-5
Распереживавшись из-за возможного печального финала, девочка прослушала часть разговора и вернулась к реальности, только услышав бабушкин смех.
- Я позвоню – а вы ее ругать будете, - смущенно бормотал в это время Богдан.
- Богдан спрашивает: можно ли будет иногда звонить тебе, - объяснила бабушка Ларисе. – А я говорю: «Что ты у меня спрашиваешь? Вот же она сидит – у нее и спроси». Опять общественной работой голова забита? А у тебя гость, между прочим!
- Извини, задумалась, - виновато сказала Лариса. – Конечно, можно.
Неужели это сбылось то смешное Алешино колдовство в Новый год? И тот сон, когда Лариса ненадолго задремала, скрючившись в кресле возле камина?
- Посуду я сама! – решительно заявила бабушка. – А Богдана ты проводи – ему же на семинар.
И еще несколько минут Лариса постояла в прихожей с новым знакомым. Богдан явно хотел что-то сказать – и все не решался. А она ждала.
- Ларис… - наконец, несмело заговорил он. – Тебе это покажется глупым… мы только что познакомились… но… я хотел бы, чтобы ты… была моей невестой. Я понимаю, говорить о таком рано, ты еще в школе учишься, но на будущее?.. Конечно, твои родители могут быть против… у меня же семья проще…
- Вот последнее, что ты сказал – как раз глупость и есть! – сердитым тоном перебила его Лариса. – У меня родители без фанаберий! Бабушке ты понравился, я же вижу. Значит, и остальным понравишься. Только знаешь, Богдан… - она слегка замялась, но решила все-таки сказать то, что волновало: - Если ты передумаешь… потом, через какое-то время… я умру. Я даже ни топиться, ни вешаться не буду – просто умру. Сама. У меня… сердце остановится. Само по себе, - она покраснела и опустила глаза.
- Я не передумаю, - серьезно сказал Богдан. – Я хотел встретить именно такую девушку. Ты моим понравишься, я уверен... Ну, подождем немного... пока вырастешь...
Лариса кивнула.
- Спасибо. Извини, я пойду… хотя не очень хочется. Я позвоню вечером. Можно?
Лариса улыбнулась:
- Конечно. Я рада буду.
Закрыв за парнем дверь, она еще немного постояла в прихожей прислушиваясь к удаляющимся шагам на лестнице, потом зашла в ванную, быстро поплескала водой на раскрасневшиеся щеки, глубоко вздохнула, унимая сердцебиение, и вернулась в кухню.
- Бабушка… - деловито начала она.
- Если познакомишь этого парня со своей Наташкой – будешь не просто дурой, а дурищей! – не оборачиваясь, сказала бабушка и поставила на сушилку последнюю вымытую тарелку. – Ей он будет не нужен, но ради того, чтобы у тебя на нервах поиграть, она его отобьет, а потом бросит, - бабушка с грохотом свалила на верхнюю часть сушилки вилки и ложки. – А ему потом будет стыдно к тебе подойти после такого.
- Ты чуть ли не замуж меня за него отдавать собралась, - с неловким смешком произнесла Лариса.
- Пока не отдаю, время еще есть, но хорошими ребятами разбрасываться не стоит… если вести себя по-умному, вполне можно возле себя удержать, присмотрись, - бабушка принялась мыть кастрюлю.
- Присмотрюсь, - скромненько пообещала внучка, ликуя в душе: значит, ей, по крайней мере, никто не скажет, что она связалась не пойми с кем. – Я хотела у тебя денег на сумку попросить… портфель же разорван, мне завтра в школу не с чем идти будет. Не с авоськой же? И я подумала... не нужен мне портфель - ну, зачем он мне на один последний год? Я же потом поступлю... надеюсь... не буду же я с детским портфелем в институт или университет ходить!
Бабушка кивнула, отставила недомытую посуду и вытерла руки.
- Смотри там сама. Может и портфель красивый попасться... и на материал смотри - клеенка не нужна.
Они ушли в комнату, и, пока Лариса снова переодевалась, бабушка приготовила деньги.
- Долго ты... - начала она, но тут же с одобрением воскликнула: - Молодец!
Лариса заменила белые манжеты и воротник на клетчатые и сняла значок, теперь она была одета не для школы, а для выхода "в свет".
- Зачем так много? - почти испуганно спросила девочка, пересчитав деньги: почти сотня.
- Покупать так приличную вещь, - сказала бабушка. - Попадется что-то подходящее, а тебе "десятки" не хватит. А пока будешь за этой "десяткой" ходить до дома и обратно - заберут. В наше время клювом щелкать нельзя... Если деньги останутся - купи кефира... бутылки три-четыре.
- Хорошо...
Это был действительно Ларисин день! Подходящая сумка нашлась в "Галантерее" на соседней улице - даже до ЦУМа ехать не пришлось. Лариса собственным глазам сначала не поверила, увидев большую сумку: в основе - темно-коричневая, а большой боковой карман состоял из лоскутков примерно таких же расцветок, как клетки на отделке Ларисиного платья.
- Кожа натуральная, - проинформировала продавщица. - Может, грубовата - но все-таки натуральная же... не дешевка. И к вашему платью подходит. Я не раздумывала бы... если денег хватает...
- Хватает, - пролепетала Лариса. - Просто как-то неожиданно... мне сумка срочно нужна... и хотелось как раз под это платье... Я даже не думала, что прямо рядом с домом что-то найдется. Зашла так - на всякий случай. И в ЦУМ собиралась... а уже не надо... Только я хотела бы проверить: карты, атласы, бумага чертежная - они поместятся?
- А мы сейчас прикинем, - доброжелательно сказала продавщица, доставая откуда-то снизу сложенную вчетверо газету. - Вот... формат же такой, как у атласа.
Она вытащила из сумки скомканную бумагу, которую туда вложили для сохранения формы, и положила внутрь газету.
- Поместятся! - уверенно сказала Лариса. - Я в кассу... вы ее никому не отдавайте.
- Да она уже три недели на витрине, - засмеялась женщина. - Пока никто не пожелал взять - кому-то хотелось бы такую же, но поменьше, кому-то карман из лоскутков не нравится - хотят такую же, но однотонную...
- И бумагу обратно не кладите, - попросила Лариса, отходя к кассе.
Расплатившись и получив сумку, она положила в нее маленькую белую сумочку, с которой пришла в магазин (не с двумя же сумками идти), и торопливо направилась к дому Русланы - хотелось показать покупку бабушке Наташе, уж она-то оценит... да и самой приятно по улице пройти лишний раз - в красивом платье, с красивой сумкой... А завтра она с этой сумкой и в школу придет... Лариса снова покосилась на свое отражение в витрине... вроде смотрится она неплохо... и тут же с опаской посмотрела на прохожих, идущих навстречу: остановка недалеко - вдруг опять кто-то спешить будет.
***
Последний месяц учебного года для Ларисы Антоновны начался тяжело, несмотря на появившееся свободное время. Она подумала, что человек – существо на редкость странное: даже то, о чем он мечтал совсем недавно, может его не обрадовать. Ей всегда не хватало времени; уже класса с шестого она начала подумывать, что неплохо было бы, если бы в сутках появились еще два-три дополнительных часа, а еще лучше – если шесть… для ровного счета, так сказать. А в восьмом классе, после смерти отца, эти мимолетные мысли переросли в самую настоящую тоску о несбыточном: ну, вот, кажется, все, что было запланировано на сегодняшний день, она сделала – на отдых бы лишний часик!.. И вот у нее этот лишний часик появился: не надо проводить классный час. А в связи с этим появились еще несколько лишних часиков: к классному часу не надо готовиться, не надо в обязательном порядке смотреть новости, не надо изучать материалы газет и журналов. И эти освободившиеся часы не радуют…
Мысли возвращались к главному событию недельной давности – бунту в классе. Да где и когда было такое, чтобы пятнадцати-шестнадцатилетние сопляки вдруг сами заменили классного руководителя? Когда это было такое, чтобы директор школы вдруг стал на сторону учеников? Любой другой на следующий же день собрал бы родителей этих новоявленных «революционеров», провел бы беседу – не один, естественно, все по очереди выступили бы: он сам, завуч, организатор, старшая вожатая, председатель родительского комитета… может, еще кто-нибудь дополнительный – ну, вроде инспектора по делам несовершеннолетних. Вмиг усмирили бы!.. В данном случае ничего подобного не произошло: родителей не собирали, новую «независимую республику» никто не душил. Даже на каком-нибудь внезапном коротком (какие могут объявить в любой момент и провести на большом перерыве) совещании коллектива эту ситуацию не рассматривали. Ковалев перед Первым мая просто вызвал в свой кабинет Ларису Антоновну и Изольду Леонидовну и поставил перед фактом: вот коллективное заявление девятого «Б», подписались тридцать с лишним человек за исключением нескольких членов комсомольского бюро и отсутствующего в связи с болезнью Ковалева Алима, претензии учащихся выглядят вполне обоснованными, психологическая несовместимость классного руководителя и учащихся сомнению не подлежит, обстановка в классе действительно нездоровая (в чем он, директор, давно убедился лично!), поэтому имеет смысл удовлетворить просьбу учащихся. Заявление было написано каллиграфическим почерком Поляковой, а ниже – подписи действительно почти всего класса, даже из активистов двое подписались – Гавриленко и Дорохова. Изольда Леонидовна, правда, попыталась сгладить остроту ситуации, предложила дать Ларисе Антоновне шанс восстановить добрые отношения с классом (при этом метала зверские взгляды и на Ковалева, и на Ларису Антоновну), но директор только плечами пожал: ВОССТАНОВИТЬ?.. А они были-то, «добрые отношения»? При добрых отношениях учащихся и классного руководителя пятнадцатилетняя девочка не сделает попытки лечь под проходящий поезд. Вспомнили события прошлого лета?.. Вот то-то же!.. Так что восстанавливать в данном случае нечего. За шесть лет не сработались – а за месяц, как по мановению? Не стоит. А Любовь Михайловну в качестве классного руководителя этот класс клянчил еще в феврале, директор даже запомнил, в какой именно день: как раз в тот, когда Алим и Ира Дорохова вылавливали из пруда первоклашек. И Лариса Антоновна вспомнила, как на следующий день после случая на пруду Рогозин сказал на уроке химии: «Мы к Николаю Андреевичу заходили, когда еще второй урок во второй смене не закончился, надо было один вопрос обсудить». Главной темой разговора в тот момент было состояние Алима, да и сама она ужаснулась тому, что могло случиться, поэтому ей даже в голову не пришло поинтересоваться, что это был за вопрос, и какие такие вопросы Рогозин надумал решать за спиной классного руководителя. Более того, она представила ужас директора, когда ему позвонили из реанимации с просьбой связаться с родителями девятиклассника Ковалева, который находится между жизнью и смертью. Надо полагать, звонивший (или звонившая) напрямую выложил(а) директору как официальному лицу неутешительный прогноз (надо же родителей подготовить), не догадываясь, что с родителями Ковалева из девятого «Б» класса восемьдесят третьей школы уже связались и о состоянии сына сообщили без всякой деликатной подготовки. Об этом она подумала, а вот о том, почему компания оказалась в кабинете директора – нет. А оказывается, тучи собирались уже тогда.
Было неприятно, но в истерике она не забилась – все-таки она была человеком сильным и морально закаленным. Что при всем этом не присутствовала Зоя Алексеевна, ее не удивило: Зоя Алексеевна отвечала сугубо за учебную работу, классное руководство – не ее прерогатива. Но к завучу Лариса Антоновна все-таки наведалась. Внешне разговор жалобой не выглядел: Лариса Антоновна коротко и сухо сообщила, что ее отстранили от классного руководства «по просьбе трудящихся», и она очень хочет, чтобы Зоя Алексеевна (именно она – и никто другой!) объяснила ей: в чем конкретно она «перегнула»? Просто со стороны виднее, а Зое Алексеевне она верит с детства, потому от нее выслушает все, что угодно и примет к сведению, чтобы избежать ошибок в будущем – все-таки ей работать еще двадцать семь лет. Зоя Алексеевна, естественно, никаких «перегибов» не видела, поэтому решение Ковалева ее возмутило. Она сходила к директору, задала ему вопрос, почему он пошел на поводу у школьников, выслушала тот же бред о психологической несовместимости, попыталась напомнить, что Лариса Антоновна в школьные годы была одной из лучших учениц, да и в университете - одной из лучших студенток. Не подействовало!
- Вот этого я так просто не оставлю! - сказала Зоя Алексеевна Ларисе Антоновне, которая ожидала в кабинете завуча. - Теперь начинаем действовать. Ты работай спокойно - к концу года вернем все в изначальное положение. Валентина наша сейчас в командировке, в Москве, числа до восемнадцатого. Приедет - я ей сразу позвоню.
Ну, что ж... до восемнадцатого - значит, до восемнадцатого... большой разницы теперь нет...
Немного расстроил Ларису Антоновну и отъезд лаборантки Лили. Во-первых, им обеим – и Ларисе Антоновне, и Алисе Александровне – очень комфортно работалось с этой девушкой: у нее в школьные годы по химии были "пятерки", имеющуюся наглядность она знала превосходно, никогда ничего не путала, ничего перепроверять за ней было не надо, поэтому техническая сторона урока головной болью не была, а как будет теперь - неизвестно. Во-вторых, Лилиного мужа переводили не в затерявшийся в тайге или тундре гарнизон, а в Германию, что автоматически ставило ее выше бывших коллег. А в связи с этим снова, добавив плохого настроения, вспомнилась и школьная соперница Нинка Плотникова... Нина Николаевна Тихомирова, пардон... жена какого-то там атташе в той же самой Германии и кандидат наук. Вроде в школьные годы в лидерах всегда была она, Лариса Антоновна, но вот во взрослой жизни девочка из параллельного класса, которую тогда никто и ни в чем не поддержал (а зачем? Дочке уборщицы дорога только в ПТУ!), обошла ее как специалист, да и чисто женского счастья ей досталось побольше, и обеспечена она теперь так, что умереть от зависти можно. А ты, Лариса Ярославцева, которую хвалили и поддерживали, прими это как данность, утрись и помалкивай. И в-третьих – сразу после первомайских праздников появился новый лаборант – нерусский парень, настолько угрюмый, что в первый момент Лариса Антоновна не заметила в нем семейного сходства с Ковалевыми, хотя, если внимательно посмотреть, он был похож на Тамару Алимовну даже больше, чем родной сын. Но это сходство было практически стерто за счет застывшего, словно окаменевшего, лица и тяжелого взгляда.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями