Домашний уют – словно праздник четвертое лето.
Родная оса на нарядном кубанском цветке.
Не может быть места дороже на этой планете,
Чем рай Краснодарского края на пляжном песке.
Здесь солнце другое: теплее и чуточку ярче.
Чудес отголоски в рассветной стеклянной росе.
Поведай забытую прозу, соседушка-старче,
Омной не увиденной ранее южной красе.
О, как я люблю просыпаться от стройного пенья
Таких дорогих и немного забытых пичуг.
Дышать полной грудью и мамино кушать варенье,
Да чай, отгоняя излишне назойливых мух.
Мой край черноземный, бескрайним простором манящий,
Прими свою дочку в объятья пшеничных полей!
Я здесь оживаю, живу, становлюсь настоящей,
Душой воскресая в тени тополевых аллей.
* * *
Сестренка, мне кажется, мы рождены для пьесы,
За давностью лет позабытой на верхней полке.
Взгляни, мы одеты с тобой как всегда с иголки,
Для наших родителей вечно как две принцессы.
А помнишь, как мы выходили на луг с рассветом.
Из капель росы собирали в ладошки счастье.
Я помню, как имя тебе выбирала, Настя,
И как ожидала тебя на скамейке летом.
Мы часто ругались и верили в детский сонник.
Мирились так быстро, любили гулять под вечер.
Мамуля, спасибо за нашу с сестренкой встречу!
Спасибо, папуля, за нашу с сестренкой встречу!
В декабрьском снеге, в ту самую ночь на вторник.
Давай поболтаем о том, как мы шли в «походы»,
В наш садик за домом, с бутылкой «Ситро» под мышкой,
Тарелку до края заполнив вкуснейшей вишней,
Лежали на ярко-зеленом ковре природы.
А помнишь, как мы на улиток смотрели в поле,
Присев спозаранку на две небольшие кочки.
Как ты напевала из песни известной строчки,
Когда затихал разговор о сестринской доле.
Мы верили свято, что медленно мчатся годы.
И так хохотали, мечтая о взрослой жизни,
Что над головами не раз облака зависли,
Заслушавшись и уцепившись за неба своды.
Сестренка, мне кажется, мы рождены для пьесы.
Наверно, с тобой мы и трудные малость дочки,
Но очень надеемся, что на такие ж кочки
Однажды присядут и наши с тобой принцессы.
* * *
Я тебя отмолю, отвоюю у всех богов,
Неуютных домов
И лугов
Без тепла и ветра.
Чтоб тебе показать, сколько ты умещаешь света.
Ты ведь даже не знаешь, как ярко горит любовь!
Я тебя отпрошу, отыщу у любых костров,
У тяжелых крестов
У мостов
Над манящей бездной.
И заставлю поверить, что я не могу исчезнуть.
Ты ведь даже не знаешь, насколько прочна любовь!
Я тебя отпущу, отопру из-под всех замков,
Из десятков оков,
Из силков
И еще капканов.
Помогу залечить все раненья твои и шрамы.
Ты ведь даже не знаешь, как может целить любовь!
Я тебя откричу, отстою у лихих врагов,
У навязчивых снов,
У лесов,
Где нельзя согреться.
Чтоб тебе показать, сколько выдержать может сердце.
Ты ведь даже не знаешь, какой может быть любовь!
* * *
Через время стихи, что писались едва ль не каждым
О войне, о блокаде, горе, писать не станут.
Поколение наше, возможно, поймет однажды,
Что последний герой той войны занял место в стае
Журавлиной. И в нас вечно память пребудет светлой
О героях, в боях отстоявших свою Отчизну,
И шагающих с внуками рядом в Полку Бессмертном,
Там, где вечно живые идут рядом с новой жизнью.
И еще много лет пусть салютом гремит Победа!
Да с размахом таким, чтобы Путь затмевало Млечный!
…Тихо клин журавлиный летит в голубое небо,
В душах ныне живущих Огонь зажигая Вечный…
* * *
Как мало мы с возрастом стали смотреть на звезды!
Устали мечтать, все прочней увязая в быт.
Разбитые лбы оказались не так серьезны
В сравнении с тем, что действительно в нас болит.
Мы мерим шагами маршрут от работы к дому.
Не скачем вприпрыжку. Утюжим скорей асфальт.
Наш мир изменился и выглядит по-другому,
Чем 20, иль 40, иль 70 лет назад.
Тогда было счастье. В мизинчиках, что мирили,
В ромашках-гадалках и желтой смоле сосны.
Мы слепнем с годами. Нас «выросли», подменили.
Давно ли, скажите, вам снились цветные сны?
Сейчас же, сейчас! Отоприте в себе ребенка!
Взгляните на звезды. Тревог своих бросьте воз.
…А счастье-то здесь. И смеется все так же звонко.
И запах клубники нещадно щекочет нос.