Доктор Золотов посмотрел Шуркино горло и строго велел:
– А посидите-ка вы, барышня, недельки две дома.
Выписал антибиотики, полосканье и талон на сдачу крови из пальца. Шурку аж передернуло.
– Ну, Ви-иктор Ива-аныч!.. – заныла она. – Может, не надо кровь? Зачем из пальца, у меня же горло болит, а не палец?
– А ты хотела, чтобы кровь брали из горла? – мрачно пошутил доктор Золотов. – Мы врачи, а не вампиры! Вот направление к лору, он возьмет мазок из твоей громкой глотки. Но это потом, когда температура спадет. А пока из квартиры – ни на шаг! И босиком чтобы не бегала. Постельный режим!
Постельного все равно не получалось. Валяться на диване, листая потрепанные журналы «Вокруг света», быстро надоело. Мама прибегала, когда были перерывы между экскурсиями, наскоро готовила картофельное пюре и теплое полосканье для Шуркиного горла. Целовала Шурку в лоб и говорила: «Завидую! У меня в детстве мечта была: заболеть, чтобы в школу не ходить». Шурка не понимала, чему тут завидовать. В школе хотя бы что-то происходит. Шумно, весело. Оксана Владимировна показывает смешное учебное кино о правилах дорожного движения. Мама, торопливо поправив пышную прическу, убегала к своим туристам, а Шурка сползала с дивана, вставляла ноги в тапки и приклеивалась к окну.
За окном был тихий солнечный сентябрь. Почти лето, если бы не раскрашенные волшебной кисточкой художницы-осени листья. Шурка, конечно же, знала о зеленых частицах в листьях и траве, которые ловят солнечный свет. Когда становится холодно, частицы исчезают, листья меняют цвет, и растение засыпает на всю долгую зиму. Об этом Шурке рассказывал папа. Но ей все же нравилось придумывать историю про художницу-осень. У той были три подмастерья-мальчишки: Сентябрь, Октябрь, Ноябрь. Как в сказке «Двенадцать месяцев».
Под кленами гулял паренек в оранжевой куртке с капюшоном. Он собирал в букет кленовые листья: желтые, бордовые и пестрые – желто-красные. Шурка решила, что это и есть мальчик Сентябрь. Она каждое утро, как только папа уходил на свою работу, а мама – на свою, к туристам, становилась коленками на подоконник и высматривала незнакомца в капюшоне. И когда он появлялся, тихо радовалась.
Температура упала, и мама, с утра вручив Шурке оставленные доктором Золотовым бумажки, велела сходить на анализы. Шурка оделась, замотала горло кусачим шарфом и неохотно отправилась в поликлинику. Там, зажмурив глаза, вытерпела медицинские издевательства над пальцем и горлом. А на обратном пути столкнулась с мальчишкой в оранжевом капюшоне.
– Привет! – улыбнулся он.
– Привет! – сказала и Шурка. – А разве ты меня знаешь?
– Ха, а чей курносый нос на пятом этаже целыми днями к стеклу прилипает? У меня глаза-бинокли, я все вижу!
Шурка не обиделась. Тоже заулыбалась. Мальчишка был выше ее и, наверное, постарше. Класса из пятого. Потому и разговаривал с девчонкой-третьеклассницей так, как старшие разговаривают с малышами: немного шутливо и покровительственно.
– Я болею, – объяснила Шурка. – У меня горло.
– А, понятно, – сказал мальчик Сентябрь (Шурка так и называла его – конечно, не вслух, а про себя). – То-то у тебя голос такой скрипучий, как у бабушкиного чайника со свистком.
Шурка и вправду говорила сипло, но по привычке громко, почти кричала. Когда она стеснялась, то начинала говорить еще громче, словно боялась, что собеседник ее не услышит.
– А ты почему в школу не ходишь? – поинтересовалась Шурка.
– Я здесь и не живу, мы приехали в гости к бабушке. А скоро уедем опять.
– В другой город? – спросила Шурка. Просто затем, чтобы не молчать. И получила ответ, который ее озадачил:
– В другую страну. Насовсем жить.
Ничего себе! Только познакомились, почти даже, можно сказать, подружились… Шурка начала уже фантазировать, как она будет дружить с этим большим мальчиком, как они вместе будут собирать охапки ярких листьев, а зимой кататься с горы на ледянках «паровозиком» – он, она и Янка. Или нет, лучше без Янки – сестрица всегда только насмехается и вредничает! Она напридумывала, как будет здорово, а оказалось, что вместо всего этого придется прощаться. Мальчик рассказал, что его отец получил работу в Германии, и они всей семьей уезжают за границу. Его заставляют учить немецкий язык.
– Знаешь, как по-немецки «доброе утро»?
– Знаю. Гутен морген. У меня мама – экскурсовод на немецком. А я учу английский, мама говорит, что английский сейчас более востребован. А листья ты для чего собираешь?
– Просто так. Маме. Она любит такие букеты. И бабушка тоже. А давай и твоей маме наберем!
– Давай, – согласилась Шурка. И они набрали огромный солнечно-желтый букетище!
– Гуляем, барышня? – услышала Шурка за спиной строгий голос. Доктор Золотов! Вот у кого точно глаза-бинокли! – Я же велел соблюдать постельный режим!
Шурка забормотала что-то об анализах, которые ходила сдавать, но Виктор Иванович постучал ногтем по крупному циферблату своих наручных часов. И верно, в поликлинике ее видели в девять, а сейчас стрелка пододвигалась к двум часам после полудня.
– Она не виновата, – шагнул к врачу мальчик Сентябрь. – Это из-за меня. Я с родителями уезжаю в Германию, мы прощались. Заговорились и не заметили, сколько времени. Так что если нужно кого-то ругать, то ругайте меня. Вот.
– Хитрый какой! – загудел-захохотал доктор Золотов. – Он уедет на родину Гёте, а барышня будет киснуть в стационаре с осложнением после ангины! Нет уж, молодой человек, если вы такой галантный кавалер, будьте добры, проводите даму до подъезда. А вы, Александра, – завтра же ко мне на прием. С двух до пяти. Анализы ваши я уже посмотрел, там все в порядке, так маме и передайте – вместе с большим приветом.
Мальчик, послушавшись доктора, довел Шурку за руку до подъезда. Неловко затоптался у порога и пробормотал:
– Ну, ты выздоравливай.
Дома никого не было. Шурка сама разогрела в микроволновке миску куриного бульона. Проглотила две ложки – больше не хотелось. Почувствовала, что невыносимо устала. Прилегла на диван – и провалилась в сон.
Проснулась она уже в сумерках. Кто-то громко кричал под окном:
– А-лек-сан-дра! А-лек-сан-дра!
Шурка выглянула в окно. Во дворе радостно подпрыгивал мальчик Сентябрь в своей куртке с капюшоном. Шурка обмотала шею и голову шарфом и сбежала вниз по лестнице.
– Держи, Александра! – мальчишка протянул ей клочок бумаги со строчкой нерусских букв-закорючек.
– Что это? – не поняла Шурка.
– Емэйл. Ну, адрес электронный.
– А-а-а… – протянула Шурка, так и не сообразив, зачем этот адрес.
– Интернет у тебя есть? В компьютере есть интернет? – допытывался мальчишка.
– У папы на работе есть, – сказала она.
– Ну, вот. Будем переписываться. Ты мне письмо напиши на этот вот ящик, а я тебе отвечу из Германии.
– Сына, скорей, такси сейчас уедет! – закричала женщина у соседнего подъезда. Шурка вздрогнула. Присмотрелась. Там и в самом деле стояло такси – легковушка в шашечку. Двое мужчин – шофер и папа мальчика – укладывали в багажник объемистые сумки и чемоданы.
– Мне пора, – сказал мальчик Сентябрь. – Не потеряй адрес!
Машина умчалась, а Шурка все стояла у подъезда, вертела в пальцах бумажку, пытаясь прочесть непонятный адрес.
Подбежала Яна. Покрутилась перед ней.
– Смотри, какие у меня джинсы! Новые купили. Из прошлогодних я уже выросла, как на дрожжах. Тебя выписали? Нет еще? А ты не заразная, к тебе можно зайти? Ой, а что это у тебя?
Сестрица выхватила у Шурки из рук листок с адресом.
– Что это? Скажи! Скажи, а то не отдам!
– Секрет, – сказала Шурка.– Верни, пожалуйста.
– Скажи, скажи! – верещала Янка. – Ах, не скажешь? Тогда я вот так… так и так!
Янка порвала записку в клочья, дунула на ладонь – бумажный снег разлетелся по двору. Она захохотала и убежала. А Шурка расплакалась. Последняя ниточка, связывавшая ее с мальчиком, оборвалась. Что за вредина эта Янка! Все назло делает…
Тут, у подъезда, зареванную, ее и застал папа. Он схватил дочь в охапку, притащил домой, вскипятил чайник и приказал:
– Рассказывай!
Шурка, глотая сладкий чай пополам с горькими слезами, поведала отцу всю сегодняшнюю историю – начиная с похода на анализы и знакомства с мальчиком и заканчивая вероломством Янки. Папа сначала крепко задумался, налил себе еще одну чашку чаю, отпил глоток – и вдруг оживился:
– Так в какой, говоришь, квартире живет его бабушка? Пойдем-ка, навестим ее.
О чем ее отец говорил со старушкой, Шурка не понимала. Слезы продолжали литься из глаз. Ее усадили за стол, где стояла ваза с кленовым букетом, снова стали поить чаем, которого ей совсем уже не хотелось, угощать земляничным вареньем… Бабушка мальчика в это время листала растрепанную и засаленную записную книжку. Папа вынул из кармана пиджака свой блокнот – тоже растрепанный, но не такой засаленный – и что-то переписал в него. Потом вбил какой-то номер в свой мобильный. Позвонил. Поговорил с кем-то. И передал Шурке трубку. А из трубки раздался знакомый мальчишечий голос:
– Александра, привет!
– Привет! – сипло заорала Шурка. – Я тебе письмо напишу. Слышишь? Напишу письмо.
– Ага. Пиши. Слышу. Пиши!